Забытый грех

В общем, мотив странного преступника был неясен и оттого пугающе страшен.

Он прошел в спальню, взял с тумбочки мобильник, который всегда по утрам лежал там, выполняя функцию будильника, и набрал номер Лямзина.

– Доброе утречко, Эдуард Петрович! – нарочито бодро начал Васечкин.

Слабость свою он показывать не любил и потому всегда старался держать лицо.

– Доброе, – откликнулся Лямзин.

– Не подскажешь, а что, в последнем деле – о смерти следователя Нолицкого – точно есть латынь?

Лямзин помолчал, раздумывая, потом осторожно спросил:

– А почему ты интересуешься? Есть какие-то дополнительные сведения?

Васечкин вытер струящийся по лицу пот.

– И да, и нет. То есть я хотел кое-что уточнить, а если мои опасения подтвердятся, то тогда все расскажу.

Васечкин темнил и трусил. Ему было страшно молчать, но и неприятно рассказывать о своих подозрениях.

По дороге на встречу с Лямзиным он мысленно репетировал свою «речь». Ему становилось то холодно, то жарко. Он вдруг дергался, собираясь повернуть обратно с мыслью – эх, пропади все пропадом и будь что будет! – но потом вспоминал о Нолицком и снова продолжал путь. В диких мучениях он прибыл к месту встречи и сел за столик ждать.

Лямзин опоздал на пять минут. Коротко извинился и сел к окну. Бегло пробежав глазами меню, заказал себе сырный салат и жареные сардельки.

– Очень есть хочу, не успел дома перекусить, – доверительно сообщил он.

Васечкин смотрел на него с тоской. У него аппетита не было, и даже вид пищи вызывал отвращение. Ему это было настолько несвойственно, что Лямзин вопросительно поглядел на него:

– Вячеслав Аркадьевич, на тебе лица нет. Ты не заболел?

Васечкин вяло махнул рукой.

– А, – сказал он тонким сиплым голосом, – это уже неважно. Как я говорил раньше, меня хотят убить. И сейчас есть основания полагать, что следующей жертвой убийцы-латиниста буду я. А уж здоровым или больным, это не столь важно…

– Жертвой кого? – переспросил Лямзин, откусывая от хлеба.

– Латиниста. Вы же так его назвали? Впрочем, неважно. Я уже морально подготовился к смерти.

– Вот как?

– Да. Следователь Нолицкий, точнее, его смерть, беспокоит меня, – сказал он трагическим голосом и начал торопливо, сумбурно, перескакивая с одного на другое, вываливать на огорошенного Лямзина свои страхи и сомнения. – Ты понимаешь, я не душевнобольной и не невротик. Тот, кто меня хорошо знает, может подтвердить – я психически здоровый человек. Да и ты в курсе, не так ли?

Лямзин поспешно кивнул.

– Я пытался убедить себя, что мне мерещится, что я просто давно как следует не отдыхал, но нет. Все тщетно. Страх преследует меня. С Нолицким я вел несколько дел, так вот по одному из них – мы его рассматривали два года назад – проходил как подследственный некий Аффан. Тебе знакомо это имя? А свидетелем по тому делу – его двоюродный брат Азур…

Лямзин напряженно наклонился вперед и впился взглядом в бегающие глазки Васечкина.

– А имя Юсуф – тебе тоже знакомо? – спросил он.

Васечкин надолго задумался, подняв глаза вверх и шевеля губами, но потом с сожалением покачал головой.

– Впервые слышу. Позволь, я все-таки доскажу. Понимаешь, именно об этом деле мне очень неприятно вспоминать. Скорее всего потому, что у меня осталось вовсе не свойственное мне чувство вины. В тот день я был очень сильно раздражен, и посетители вызывали у меня настоящее бешенство. Да, я понимаю, что неправильно себя вел, но тогда мне просто было не до них. Мою машину – новенькую, только что купленную BMW – поцарапал какой-то урод и скрылся. Я был в ярости и никого не хотел видеть. Наверняка вел себя слишком грубо, но что уж теперь говорить…

По мере того как продолжал свой рассказ судья, лицо Лямзина мрачнело. Он достал блокнот и начал что-то чертить.

– Вот такие дела, – со вздохом закончил Васечкин.

Эдуард молча повернул к нему блокнот со схемой.

– Что это? – удивился судья.

– Внимательно смотри.

Лицо Васечкина вначале вытянулось от удивления, а потом глаза выкатились, и на лице отразился ужас.

– Ты думаешь, я все-таки прав?.. – со страхом прошептал он, разглядывая кружочки со вписанными в них именами и названиями грехов. Стрелки соединяли кружки друг с другом. Был здесь и Аффан с похотью, и следователь Нолицкий с обжорством, а также другие. Увидел себя в этой схеме и судья Васечкин. Напротив его имени было написано: «Ira». Гнев. Пятый грех.

Лямзин жирно обвел кружочком участок схемы с пятым грехом и сказал:

– Смотри, четыре предыдущие жертвы уже мертвы. По всему выходит, что следующий – ты.

На Васечкина было жалко смотреть. Он смертельно побледнел, и подбородок его задрожал. Трясущимися руками судья придвинул к себе стакан и, щедро плеснув туда водки, залпом выпил.

– Господи, прости меня, грешного, – взмолился он, крестясь. – Я понимаю, что мне остается только молиться.

– В принципе это тоже не помешает, – согласился Лямзин. – Но у меня есть кое-что получше.

Лямзин поманил его к себе рукой и, когда тот склонился, тихо сказал:

– Я предлагаю поймать убийцу на «живца». Попытайся дать понять, что ты согласен на разговор. Нам важно заставить убийцу играть в открытую, то есть явиться к тебе.

Васечкин согласно затряс головой и, отстранившись, с надеждой поглядел на Лямзина.

– Да, хорошо.

– Ни о чем не переживай. Устроим в твоем доме засаду, возьмем убийцу с поличным и раскрутим на признание.

– Я согласен. Только бы все получилось, – опять взмолился он, судорожно крестясь. – Я пойду, в церкви свечку поставлю за наш успех. Я, дуралей, долго туда собирался, но уж теперь точно дойду.

Он встал и понуро, как старая полковая лошадь, потрусил к выходу. А Лямзин, проводив его взглядом, с неменьшим аппетитом, чем раньше, продолжил свой обед.

Глава 21 Сколецифобия

Чайник на кухне запел тоненько и нежно, начав с мелодичного свиста и перейдя на виртуозные трели.

Лямзин насторожился.

– Это что?

– Это мы сейчас чай с булочками и маслом будем пить, – нарочито жеманно ответила Александра.

– Значит, чайник так свистит?!

– Ну что ты хочешь – француз. Новый, только сегодня купила.

– Ничего себе, – восхитился Лямзин. – А мой ревет, как паровоз. Я когда его слышу, каждый раз вспоминаю анекдот про чукчу, который попал под электричку. Потом бедолага с чайниками со свистком воевал, считая, что детенышей электричек надо добивать маленькими, пока не выросли. А вот твой – хороший, даже не хочется его убить. Положительно, я должен на это чудо природы посмотреть.

– Пожалуйста, смотри. Только не забудь, что он все-таки кипит. Поаккуратнее там.