Забытый сад
Шрифт:
Нелл покачала головой.
— Я пока не видела бухту. Вчера пыталась посетить усадьбу, но входные ворота были заперты. Собираюсь завтра вернуться и бросить письмо в ящик. Надеюсь, владельцы позволят мне посмотреть. Не знаете, какие они?
— Новички, — глубокомысленно сообщила Робин. — Приезжие, собираются превратить поместье в гостиницу. — Она наклонилась ближе. — Говорят, молодая женщина пишет книги в мягких обложках, любовные романы и тому подобное. Она весьма эффектна, а ее книги довольно пикантны. — Робин покосилась на деда и покраснела. — Хотя я их, разумеется, не читала.
— Я
Гамп сухо засмеялся.
— И будет выставлен вечно. Дураков нет его покупать. Чтобы отчистить его от зла, которое он повидал, мало выкрасить стены.
— Какого именно зла?
Гамп, который до этого с немалым удовольствием плел байки, внезапно умолк, переваривая ее последний вопрос. В его глазах мелькнуло сомнение.
— Его надо было сжечь много лет назад. Там происходили дурные вещи.
— Какие именно?
— Не важно. — Его губы дрожали. — Поверь на слово. Не все можно обновить свежим слоем краски.
— Я и не думала его покупать, — сказала Нелл, удивленная его горячностью. — Я только подумала, может, хоть так получится взглянуть на поместье.
— Не обязательно идти через поместье Чёренгорб, чтобы посмотреть на бухту. Ее видно и с вершины утеса. — Он поднял трубку и указал в сторону берега. — Иди из деревни по дороге, что вдоль утеса, в сторону Шарпстоуна; и бухта окажется прямо под тобой. Была бы самая красивая во всем Корнуолле, если бы не та чудовищная скала. Никаких следов крови, пролитой давным-давно на ее берегах.
Запах говядины и розмарина становился сильнее, и Робин достала из сундука горшочки и ложки.
— Вы ведь останетесь на ужин, Нелл?
— Разумеется, она останется, — сказал Гамп, откидываясь на спинку кресла. — Даже и не думай выгонять ее на улицу в такую ночь. Черную как смоль и в два раза более густую.
Жаркое было отменным, и Нелл не пришлось долго уговаривать взять добавки. Затем Робин извинилась и отправилась мыть посуду, а Нелл и Гамп снова остались одни. Комната прогрелась, щеки хозяина были красными. Он почувствовал ее взгляд и весело кивнул.
Было что-то уютное в обществе Уильяма Мартина, словно его гостиная была укрыта от зла. Нелл поняла, что такова власть рассказчика: способность творить цвет так, что все остальное словно блекнет. А Уильям Мартин — прирожденный рассказчик, сомнения нет. Другой вопрос, чему из его историй верить, а чему нет. Он явно любит плести золото из соломы, и все же, кроме него, она не нашла никого, кто жил бы в интересующие ее годы.
— Скажите, — начала она. Огонь грел ее бок, так что его приятно покалывало, — вы знали в молодости Элизу Мейкпис? Она была писательницей, подопечной Лайнуса и Аделины Мунтраше.
Повисла заметная пауза. Уильям заговорил себе в усы.
— Все знали Элизу Мейкпис.
Нелл затаила дыхание. Наконец-то.
— Вы знаете, что случилось с ней? — ринулась Нелл. — В смысле, в самом конце?
Он покачал головой.
— Не знаю.
Непривычная сдержанность прокралась в манеры старика, осторожность, которой не было до
сих пор. Хотя сердце Нелл преисполнилось надежды, она чувствовала, что спешить нельзя. Она же не хочет, чтобы он замкнулся в своей скорлупе, по крайней мере сейчас.— А раньше, когда она жила в Чёренгорбе? Вы можете мне что-нибудь рассказать?
— Я сказал, что знал ее, но у меня не было случая сойтись с ней близко. Меня не привечали в большом доме, те, кто заправлял в нем, имели на мой счет особое мнение.
Нелл настаивала.
— Насколько мне известно, Элизу в последний раз видели в Лондоне в конце тысяча девятьсот тринадцатого. С ней была маленькая девочка, Айвори Уокер, которой тогда было четыре года. Дочка Розы Мунтраше. Как вы думаете, зачем Элиза могла отправиться в Австралию с чужим ребенком?
— Не знаю.
— А почему семья Мунтраше пустила слух, что их внучка умерла, хотя она была жива?
Голос старика надломился.
— Не знаю.
— Так вы знали, что Айвори жива, несмотря на разговоры об обратном?
В камине стрельнуло.
— Я не знал, потому что это не так. Ребенок умер от скарлатины.
— Да, я знаю, так тогда считали. — Лицо Нелл пылало, в висках у нее стучало. — А еще я знаю, что это неправда.
— Откуда тебе это знать?
— Потому что я была тем ребенком. — Голос Нелл дрогнул. — Я приехала в Австралию, когда мне было четыре года. Меня посадила на корабль Элиза Мейкпис, когда все считали, что я мертва. И похоже, никто не может объяснить почему.
Выражение лица Уильяма не поддавалось расшифровке. Он словно собирался ответить, но промолчал.
Вместо этого он встал, раскинул руки и выпятил живот.
— Я устал, — угрюмо сообщил старик — Пора на боковую. Робин! — крикнул он.
И снова, громче:
— Робин!
— Гамп? — Робин вернулась из кухни с чайным полотенцем в руке. — В чем дело?
— Я пошел.
Он начал подниматься по узкой лестнице, которая огибала выход из комнаты.
— Может, еще чая? Мы так славно проводили время.
Уильям положил руку на плечо Робин, когда проходил мимо.
— Подбрось дров в огонь, когда будешь уходить, девочка. Мы же не хотим, чтобы туман пробрался в дом.
Когда Робин в замешательстве широко распахнула глаза, Нелл схватила пальто.
— Ради бога, простите, — сказала Робин. — Не знаю, что на него нашло. Он стар, легко устает…
— Конечно.
Нелл застегнула последнюю пуговицу. Она знала, что должна извиниться, в конце концов, это ее вина, что старик расстроился, и все же не могла. Разочарование застряло у нее в горле, точно ломтик лимона.
— Спасибо, что уделили мне время, — сумела выдавить она, шагнув из входной двери в промозглую сырость.
Нелл оглянулась, когда дошла до подножия холма, и увидела, что Робин все еще смотрит ей вслед. Нелл помахала ей рукой, и новая знакомая ответила тем же. Уильям Мартин, конечно, стар и устал, но в его внезапном уходе кроется что-то еще. Нелл должна знать, она слишком долго хранила собственную тяжелую тайну, чтобы распознать собрата по несчастью. Уильям знает больше, чем говорит. Желание узнать правду превосходило уважение Нелл к личной жизни старика.