Загадка архива

При каждом допросе появляется какой-нибудь «неизвестный», окружённый тайной! — вздохнула Ана. — «Неизвестный», выходивший из дому в час ночи, «неизвестный», позвонивший артистке и испугавший её, «неизвестный», написавший угрожающее письмо…

— Пока что их трое. А может быть, это всё один и тот же.

— Вполне возможно!.. Ну что ж, пошли! — поднялась Ана.

— Пошли!

— Ты известил Елену Фаркаш?

— Нет… я хочу сделать ей сюрприз.

— Да, приятный сюрприз! — пробормотала Ана и, открывая дверь комнаты, изобразила встречу с Еленой Фаркаш: «Знаете, мы из милиции… Мы занимаемся…» Конечно, она примет нас с распростёртыми объятиями!

Было десять часов утра. Сотрудники отдела ОСДЭ направились к Национальному театру.

В театральной мастерской

Елену Фаркаш они нашли в её мастерской, в студии Национального театра на площади Амзей.

Хотя ей не могло быть больше пятидесяти пяти лет, выглядела она очень старой. Лицо в морщинах, волосы совсем седые; на самом кончике носа торчали пресвитерские очки, стёкла которых не скрывали глаз, очень красных из-за требовавшей кропотливого труда профессии.

На женщине был накрахмаленный белый халат, на ногах — домашние тапочки. Она была погружена в работу. Рядом, держа в руках начатые или ещё не законченные парики, сидели три девушки. Самая младшая, лет пятнадцати, расчёсывала почти готовый парик.

Они были так заняты, что даже не услышали стук в дверь, так что Эмилю и Ане пришлось войти без приглашения.

Лишь теперь все повернули к ним головы.

— Вам что-нибудь нужно? — спросила Елена Фаркаш.

— Мы хотели бы… Хотели бы оторвать вас на несколько минут… — с самым кротким выражением лица начал Эмиль.

— Я на части разрываюсь, никак не поспеваю! — воскликнула женщина. — Но в чём дело?

— Лучше бы нам поговорить в более уединённом месте. Не почему-нибудь, но мы хотим расспросить вас о вещах, которые не могут интересовать этих девушек… да к тому же мы оторвём их от работы.

— От работы вы нас и так отрываете, — пробормотала мастерица. Эмиль сделал вид, что не расслышал.

Дав девушкам несколько указаний в связи с париками, над которыми они работали, Елена Фаркаш перешла в соседнюю комнату, где у неё было что-то вроде собственного кабинета, и, поправляя на носу очки, взглянула на незваных гостей.

— Чем могу быть полезна?

— Знаете… она — студентка юридического факультета… последнего курса… — начал Эмиль.

Но так как мастерица стояла, скрестив руки и ничем ему не помогая, остановился.

— Я пишу работу о… старых уголовных делах. То есть, по криминалистике… — добавила Ана.

Женщина всё ещё не понимала. Она нервно пожала плечами и резко заметила:

— Меня интересуют только пьесы и персонажи, для которых я должна делать парики.

— Мы хотели бы, чтобы вы сказали нам несколько слов о случае, которому были свидетельницей! — уточнил Эмиль. — Речь идёт о Бёлле Кони.

— Свидетельницей? Я?.. Ох… Эта сумасшедшая танцовщица? — в сильном удивлении воскликнула Елена Фаркаш.

— Именно!

— Боже мой! Что это вам вздумалось? — перекрестилась женщина. — Почему вы не оставите мертвецов в покое?

Эмиль и Ана смущённо переглянулись, делая вид, что не понимают вопроса хозяйки.

— Я рассчитываю на вашу любезность… Данные, которые я могу получить от вас, могут оказаться очень важными для моей дипломной работы, — быстро подхватила Ана.

— Помните ли вы историю танцовщицы? — спросил Эмиль, делая вид, что не замечает волнения мастерицы.

— Как же мне не помнить? Такие вещи не так-то легко забываются! К тому же, меня обвиняли в краже её браслета. Господи, какой стыд! — воскликнула Елена Фаркаш, которая явно ещё сердилась на актрису за это несправедливое обвинение.

— Но ведь прямо вас никто не обвинял, — попытался успокоить её Эмиль.

— Разумеется! Но они даже в газете написали, что меня подозревали! Я чуть работу не потеряла! Хорошо, что ей никто не поверил, все знали, что она сумасшедшая.

Ещё одно открытие! Ана не ожидала, что такое старое обвинение ещё может вывести кого-нибудь из себя. Говорят, что время стирает всё, но поведение Елены Фаркаш доказывало обратное. «Её очень огорчило это подозрение», — подумала Ана, вспоминая фразу из заявления мастерицы: «У меня ведь четверо детей!» Эмиль прервал ход её размышлений:

— В конце концов было сказано, что актриса потеряла свой браслет по дороге, — попытался он успокоить женщину. Однако следующее её заявление снова насторожило обоих:

— Нет, она его не потеряла! Я знаю, что его украли, — настаивала мастерица.

— То есть как это — знаете?

— Это Нягу, электрик, украл его.

— Какой Нягу?

— Как какой? Любовник камеристки.

— Тот, за которого она вышла замуж?

— Точно! Я была уверена, что украл он, но не хотела настаивать. Пусть лучше думают, что она его потеряла, а то, если продолжать эту историю, они могли бы извлечь на свет божий ещё кто его знает сколько гадостей. Я не поручилась бы, что в деле не была замешана и камеристка.

— Но ведь камеристка познакомилась с Нягу только во время следствия, — нащупывал почву Эмиль.

— Это она пусть скажет своей бабушке! — засмеялась мастерица.

— Они были знакомы давно? — Эмиль с нетерпением ждал ответа.

— А то нет! Месяца два… Камеристка… как же её звали? Глядите-ка, забыла!

— Ирина Добреску.

— Да… Ирина… — облегчённо вздохнула мастерица, которая явно не в состоянии была бы продолжать рассказ, если бы не вспомнила это имя. Значит, однажды вечером Ирина пришла в кабаре… Белла Кони подготовила новый номер и пригласила её тоже. Мы все были за кулисами. И этот электрик… Нягу… Они всё время шептались. Он и Ирина… Потом я своими ушами слышала, как она сказала ему, чтобы он пришёл к госпоже на квартиру, починить какие-то там выключатели и утюг. И ещё что-то… Когда кончилась вся эта шумиха, года через два-три, один молоденький парнишка, обучавшийся при Нягу, сказал мне, что тоже слышал в тот день, как он разговаривал с Ириной. Значит, я не ошиблась.

Эмиль был весь внимание. Казалось, кража браслета начинала как-то связываться с убийством актрисы. Во всяком случае, было ясно, что Ирина Нягу лгала. Почему?

Эмиль решил пойти дальше; он начал задавать новые вопросы, связанные с показаниями Елены Фаркаш.

— Среди ваших показаний я прочёл об анонимных письмах, о телефонном звонке… Кстати, вы так и не вспомнили, кому мог принадлежать тот голос?

— Нет. Не смогла! И поверьте, что я часто мучилась этим. И со временем всё сильнее, потому что каждый раз переживала всю историю заново и каждый раз, казалось, снова слышала этот прямо загробный голос. Но сколько бы я ни пыталась определить, кому он принадлежит, — всё напрасно! Словно каким-то чудом он терял свой знакомый мне тембр… Вы мне верите?

— Конечно… Почему бы мне вам не верить?.. Вы сказали, что с тех пор не раз переживали эту историю заново. А не появился ли в связи с этим какой-нибудь новый элемент? То есть… вы понимаете, что я хочу сказать? — спросил Эмиль, опасаясь, как бы её не сбило с толку слово «элемент».

— Очень хорошо понимаю… Нет, я не вспомнила ничего нового. Кстати, вы знаете, говорили даже, будто это я её убила, чтобы отомстить за то, что она обвинила меня в краже. Боже упаси! Хорошо, что этому никто не поверил!..