Загадка архива

Эмиль заметил, что мастерица никак не может забыть случай с браслетом и возвращается к нему, о чём бы ни заходила речь.

— У неё было много друзей?

— Ха, друзей… Да, много…

— В то время — кто был ей всех ближе? — поинтересовался Эмиль. — Разумеется, если вы это помните.

— Я ведь сказала, что помню всё! Значит, кто был ей всех ближе? Прежде всего, у неё были близкие «явно» и близкие «тайно».

— Не понимаю, — бросил Эмиль.

— Э-э… не понимаете! Ну, знакомые — друзья, с которыми она «показывалась на людях» и другие, о которых она молчала, как могила.

— Как звали тех, с которыми она показывалась?

— Так ведь… их тогда называли: актёр, депутат, капитан, директор ресторана «Альхамбра» и кто-то ещё… Ах да! Тот самый старик, который подарил ей этот несчастный браслет! Пападат!

«Опять браслет!» — подумал Эмиль и поспешил перейти к новому вопросу.

— А из тех, о которых она молчала, как могила, вы никого не могли бы назвать?

— Вы не знали Беллу Кони! Вокруг неё были только самые высокопоставленные люди. И о них никто ничего не знал.

— В своём тогдашнем показании вы заявили, что в свой последний вечер мадам Белла Кони уехала из театра с капитаном Серджиу Орнару.

— Да, с ним, он и сам так показал.

— У них была связь?

— Ну… связь… — многозначительно покачала головой мастерица. — Связь у неё была со многими… Артистка кабаре, чего же вы хотите? Считалось, что она талантлива! А красива она была, это уж точно! Как статуя! — с искренним восхищением воскликнула женщина. — Но теперь, что же… теперь всё это в прошлом.

— У вас никогда не было подозрения о том, кто бы, например, мог быть убийцей? — поинтересовалась Ана.

— Конечно было… Многие! Я каждый вечер слышала в уборной такое, что другому доведётся услышать разве что раз в жизни. И угрозы, и шутки, и всё, что угодно.

— Вы слышали, чтобы кто-нибудь угрожал ей прямо?

— Капитан Орнару, например, и не однажды. Да и актёр, маэстро Джордже Сырбу, сказал ей однажды вечером: «Дорогая Белла, наверное, я тебя убью, ты уж не обижайся!» Вы не знаете его, маэстро Сырбу. Он, даже когда сердится, всё равно говорит: «дорогая», но со всем тем может послать вас к чёрту.

— А Белла Кони что ответила?

— Она? Засмеялась. Засмеялась, как обычно… У меня всё время было впечатление, что она и над своей жизнью издевается. Удивляюсь, как она не думала, что ей ведь нужно растить дочку…

— Я слышал, что девочке живётся хорошо.

— Ну уж, хорошо… без матери, без отца… Чего уж тут хорошего!

— Я хочу сказать, что у неё есть всё необходимое.

— Я тоже слышала… её одна женщина удочерила… Вышивальщица или что-то в этом роде…

— А вы эту женщину знаете?

— Откуда мне её знать? — удивилась мастерица.

— Извините… я думал, может быть, это была какая-нибудь знакомая мадам Беллы…

— Никакая она не знакомая… Насколько мне известно даже и не родственница… Совсем неизвестная женщина.

— А как она появилась, эта неизвестная? — Эмиль наконец вслух задал вопрос, который столько раз задавал себе мысленно.

— Бог её знает! Говорят, она взяла девочку из приюта…

Слово «приют» напоминало Ане вопросы, которые обязана была задать она.

— Значит, девочку отправили в приют?

— Так ведь… кто же бы стал за ней смотреть? — пожала плечами бывшая костюмерша.

Появление этой женщины, которая словно с неба свалилась и вдруг взяла к себе девочку, всегда казалось Эмилю подозрительным. Он всё время спрашивал себя, что это за персонаж — не родственница, не знакомая, которая появляется как раз в момент драмы и берёт к себе Дойну? Но слова мастерицы, казалось бы, разъясняли дело. «Если только женщина взяла Дойну из приюта…»

Разговор прервала одна из учениц, которая вошла, чтобы попросить у мастерицы совета относительно изготовляемого парика.

Эмиль и Ана встали.

— Мы пойдём, у вас много дела…

— И ещё какого дела!.. Вы и не знаете, какое это проклятое ремесло! Перебрать целый парик, волосок к волоску… Когда я отсюда выхожу, я света белого не вижу… Честное слово!

— Красивый парик, — сказала Ана, глядя на тот, что принесла помощница мастерицы.

— Это для королевы… Если вам нравится, я могу сделать и вам… Только принесите волосы… у меня нет… Когда вам надоест ваш цвет волос, лучше надеть парик, чем краситься. Краска убивает волосы! — со знанием дела объясняла женщина.

— Да… да… я как-нибудь зайду…

— Пожалуйста… только не в самые горячие дни… Когда мы готовим, например, Шекспира, у меня просто глаза на лоб лезут!

* * *

…Когда они вышли из мастерской Елены Фаркаш, было уже около двенадцати. На небе собирались тучи. Люди торопливо шли по улицам, убегая от надвигающегося дождя. Ана молчала, задумавшись.

— Что с тобой? — спросил Эмиль.

— Ничего… Я всё удивляюсь, как некоторые люди могут таить обиду всю жизнь!

— Это особый случай…

— Как бы то ни было… до сих пор у неё уже должно было пройти…

— Ведь она продолжала жить в той же среде, это и заставляло её всё время вспоминать о своей неприятности, — попытался оправдать мастерицу Эмиль.

— Но она говорила так, словно её обвинили в краже не двадцать лет тому назад, а сегодня!

— Может быть, это было единственное более или менее значительное событие в её жизни. Ведь она сама призналась, что с тех пор не раз переживала его снова… Держу пари, что каждый раз, когда она встречается с Джордже Сырбу, он говорит ей что-нибудь по этому поводу…

— Возможно, — ответила Ана. — И всё же нельзя так зло говорить о человеке, умершем двадцать лет тому назад, что бы он тебе ни сделал. Нужно учитывать обстоятельства…

Эмиль взглянул на неё краешком глаза. Конечно, Ана думала сейчас об обстоятельствах, приведших к смерти её отца. Он один знал, какое глубокое понимание и подлинный гуманизм проявила она по отношению к людям, которые невольно способствовали созданию того безвыходного положения, в которое он попал тогда.

— Всё же мы узнали кое-что новое… — сказал Эмиль, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.