Загадочная душа и сумрачный гений

"Просвещенные мореплаватели" на русский "праздник жизни" демонстративно не явились. Но, судя по настроениям в кают-компаниях и тостам в береговых кабаках, от их отсутствия никто здесь особо не страдал. Мебель и посуда целее будут. Не пришли во Владивосток и китайцы, хотя имели вполне подходящий для этого случая "эльсвикский" крейсер. Но о "несостоявшихся союзниках" сегодня тоже особо не вспоминали. Тем паче, что для нынешнего китайского "флота" даже банальный переход корабля из одного порта в другой был известной проблемой.

Ровно в девять утра, когда на палубах торжественно украшенных трепещущими на ветру флагами расцвечивания русских кораблей, команды в парадной форме застыли в строю, рупора и громкоговорители возвестили по Флоту Указ Императора. Отныне, в ознаменование славной Шантунгской победы, форменный гюйс наших моряков будет украшать четвертая полоска. Родная сестра Гангутской, Чесменской и Синопской!

Под гул могучего, троекратного ура, вольно катящегося над бухтами Владивостока, Николай Второй и Кронпринц Вильгельм поднялись на открытый командирский мостик выбросившего из обеих широких труб дымные шапки "Беспощадного". Отдав кормовые, истребитель отвалил от Адмиральской пристани, неся под клотиком своей фок-мачты штандарты российского Государя и германского наследника престола. Круто развернулся вглубь бухты и, вздымая форштевнем пенный бурун, набрав ход, двинулся в сторону "рысаков" Егорьева, стоящих со своими торпедными катерами на борту в едином строю с лайнерами Гвардейского экспедиционного корпуса.

И вот уже рыкнули первыми клубами порохового дыма салютные пушки на борту "Риона". Императорский смотр Тихоокеанского флота начался.

Конечно, посетить сегодня все стоящие в парадном ордере корабли, как наши, так и иностранные, для августейших особ не было никакой физической возможности. Поэтому такой чести среди тех из них, кто стоял на бочках и кормовых якорях в Золотом Роге, были удостоены лишь четыре. "Рион", на котором Императора и Кронпринца встречали контр-адмирал Егорьев со своим штабом и каперанг Плотто с командирами торпедных катеров. Героический "Мономах", командиру которого Николай собственноручно, перед строем, вручил кормовой Георгиевский флаг, заслуженный крейсером-ветераном у мыса Шантунг. Флагман Великого князя Александра Михайловича крейсер-яхта "Светлана", стоящий под парами почти у самого выхода из Золотого Рога. И, конечно же, самый любимый корабль Императора - броненосный крейсер "Память Азова". Причем двум последним кораблям предстояла сегодня особая роль...

По ходу действа, проходя мимо стоящих в парадном строю крейсеров-лайнеров, истребителей, минных крейсеров и миноносцев, "Амура", "Камчатки" и нескольких БЭТСов, Император приветствовал и поздравлял их экипажи через громкоговорители, а в ответ ему неслось с палуб и мачт троекратное, раскатистое "Урр-р-а-а-а...", грохотали салютные залпы, взмывали ввысь ракеты фейрверков...

На "Светлане" собрались все почетные "цивильные" гости Смотр Парада. Здесь были российские и немецкие аристократы, предприниматели, банкиры, инженеры. Здесь был собран Владивостокский городской бомонд, здесь также находились и специально, по требованию царя приглашенные иноверцы, подданные русской короны, которых Николай пожелал видеть и лично вручить награды. Среди них были, например, купцы Гинцбург и Тифонтай, известный столичный врачеватель Бадмаев, еще несколько отметившихся своими активными пророссийскими деяниями бизнесменов - китайцев и корейцев.

Потратив на общение с гостями и экипажем "Светланы" на сорок минут больше, чем это было запланировано изначальным графиком, Государь и Кронпринц вместе с сопровождающими их с самого начала Смотр-парада адмиралом Дубасовым, вице-адмиралами Ломеном, Бирилевым и Тирпицем, прибыли на "Память Азова".

Там их с нетерпением ожидали наместник генерал-адмирал Алексеев, адмирал Безобразов, его однофамилец и дальний родственник статс-секретарь, князь Эспер Ухтомский, многочисленные наши и немецкие высокопоставленные моряки и армейцы, - все те, кому ныне по службе не довелось быть встречающей стороной на корабельных мостиках, а также журналисты и кинооператоры.

Как только истребитель отвалил, на топы стенег крейсера взлетели штандарты высочайших особ, и "Память Азова", а за ним "Светлана", немедленно снялись с якорей, и в сопровождении "Беспощадного" двинулись к проливу. Туда, где вскоре предстояло развернуться второй части грандиозного военно-морского спектакля.

***

– Мистер Лондон, Джек...
– адмирал Шлей, оторвавшись от беседы с офицерами "Висконсина" и своего штаба, окликнул засмотревшегося на монолитный серо-стальной строй русских эскадренных броненосцев писателя и журналиста.

– К Вашим услугам, адмирал.

– Хотелось бы с Вами переговорить накоротке, кое о чем. Не возражаете? Но - не для бумаги, конечно.

– Без проблем. Можете на меня полностью положиться.

– О'кэй. Я вижу, человек Вы вполне серьезный. И хоть молоды, много интересного повидали на веку. Так что, давайте без формальностей, хорошо?

– Буду искренне рад этому, уважаемый мистер Уинфилд.

– Давайте-ка, без "мистеров", - старый морской волк улыбнулся обезоруживающей собеседника улыбкой, - После того, как моя племянница окрестила своего псенка Бэком и заставила меня прочесть пару Ваших последних книжек, хотелось бы поговорить с Вами по-простому, по-приятельски. Конечно, я не поклонник социалистических идей. Это Вы, скорее всего, знаете. Но лично Вас я, ни от чего отговаривать не буду. Это - чисто Ваше дело. У меня к Вам интерес совсем иного рода.

Скажите, мой любезный Джек, почему так вышло, что поехав на войну японцев с русскими, Вы, в итоге, печатали и у нас в Штатах, да и в иностранной прессе, материалы о войне русских с японцами?

И кстати, почему сегодня, когда Вы могли бы находиться среди петербургских персон первой величины, пожелали вдруг прибыть к нам?

Жилистый, сухой как дубовый сук, поседевший и просоленный на мостиках старого и нового флотов Америки, адмирал нахмурил и так изрядно изборожденный глубокими морщинами лоб и, вопросительно приподняв правую бровь, уставился на собеседника.

– Уж не подозреваете ли Вы меня в шпионаже, уважаемый Уинфилд?

– Боже, храни!
– расхохотался Шлей, - Ну, что Вы, мой дорогой. Разве в таком случае позволил бы я Вам подняться на борт? Не говоря про мостик? Нет, конечно. Вы - патриот своей страны, в этом я не сомневаюсь.

Просто Вы не в первый раз находитесь здесь, на северо-западе нашего Великого океана. Я тут тоже бывал, во время экспедиции Джона Роджерса в Корею. И откровенно говоря, мне интересно, почему Вы от азиатов, которые нам сегодня весьма важны с точки зрения определения дальнейшей политики на этих берегах, - сделав особое ударение на слове "нам", многозначительно прищурился адмирал, - Перебрались к русским? Посчитали, что они сами и их дела для нас, американцев, будут более... занятны, что ли?

– Вам интересно мое мнение, или мои непосредственные наблюдения?

– И то, и другое, естественно.

– Собственно говоря, коррективы в мои рабочие планы внесли сами русские. Когда я совершенно неожиданно очутился у них в плену. И если бы меня продолжали принимать за англичанина, скорее всего лучшее, чем бы я отделался, была депортация через Европу.

Но, каким же откровением было узнать, что мои рассказы и путевые заметки читают не только в Америке, но и здесь, в России! Для японцев я был лишь в меру назойливым военным репортером. А русские офицеры признали меня в первую очередь как писателя. И даже сам Наследник их престола!

Откровенно скажу, это было весьма приятно. И неожиданно. Ну, а после того, как мне довелось увидеть их морскую пехоту и казаков в деле, вопрос - о чем и о ком мне писать репортажи, отпал сам собой.

– Приятная неожиданность, это всегда хорошо. Жаль, что неожиданности случаются разные, - по-стариковски пожевав губами, проговорил с задумчивым видом Шлей, - Когда Тедди, после всех наших размолвок, неожиданно вернул меня на действительную службу и отправил вести в Манилу три наших сильнейших броненосца с крейсерами, я мог бы тоже подумать о приятной неожиданности. Ведь это было за полгода до Шантунга.