Загадочная душа и сумрачный гений
Шрифт:
***
– Благодарю Вас, Петр Николаевич. Воззрения свои по германскому вопросу Вы мне изложили более чем доходчиво. И, знаете, я практически со всем согласен. Только думаю, что шарахаться из края в край нам не следует. Сближение наше с немцами должно быть действием прагматичным и планомерным, а вовсе не скоропалительной, импульсивной демонстрацией Парижу своих обид. Рвать по живому с французами нам не следует. И не только из-за денежно-кредитных дел. Все-таки, желательно привлечь их к той самой Комбинации, о которой Вы упомянули.
– Безусловно. Разве России нужна новая война? Что же до набившей уже оскомину галльской
– Кстати, а с Его величеством Вы обо всем этом говорили?
– Говорил, конечно. По совету Банщикова я даже изложил мое видение германского вопроса отдельным меморандумом. Который, как мне сказал сам Михаил Лаврентьевич, он сумел преподнести Государю под "правильным соусом" и в удобный момент.
– Ага! Так вот откуда ноги растут. Теперь мне понятно, почему в устах Императора столько созвучности тому, что я сегодня от Вас услышал, - рассмеялся Зубатов.
– Слава Богу, если так. Но, Вы, никак, "колоть" тут меня собрались, милостивый государь? Или, не дай Бог, думаете, что наш монарх без шпаргалки не в силах разобраться в хитросплетениях внешней политики?
– Дурново притворно грозно нахмурился.
– Господь с Вами, любезный Петр Николаевич. Один ум хорошо, а два - в любом случае лучше. Я лишь радуюсь, что Его величество с некоторых пор предпочел внимать патриотичным интеллектуалам, а не карьерным подхолимам, чей мыслительный аппарат озабочен лишь проблемами личного благоустройства и удовлетворения тщеславия.
– Если Вы меня целиком и полностью причисляете к первым, то Вы мне льстите. А если ко вторым всецело относите министра фон Плеве, то Вы к нему не справедливы. В чем, в чем, но в патриотизме Вячеславу Константиновичу отказывть нельзя.
Я знаю подоплеку вашего с ним конфликта. Как и о роли господ Мещерского и фон Витте в нем. Если хотите начистоту: я надеюсь, что та история послужила Вам, Сергей Васильевич, серьезным уроком. Меня судьба тоже поколачивала. И вывод я для себя сделал: никогда не стоит спешить размахивать шашкой в борьбе за самое правое дело, если не уверен, что обладаешь исчерпывающей полнотой информации, - Дурново с улыбкой наполнил рюмки коньяком, - Тем более в нашем нынешнем положении не следует давать верх эмоциям, друг мой.
А сейчас я хочу предложить тост... за Михаила Лаврентьевича Банщикова. Что-то мне подсказывает, что далеко может пойти этот лекарь с "Варяга".
– Принимается, Петр Николаевич. Кстати, как Вы находите последний финт от Регента? С его разрешением на развод Ольги Александровны с Ольденбургским?
– Если честно, мне представляется, что это был отнюдь не эмоциональный всплеск и самодеятельность, а заранее согласованное с братом действие.
– Скорее всего. И, следовательно, мы сейчас имеем перед собой пример продуманной работы августейшего тандема. Не так ли?
– Похоже на то. Складывается впечатление, что Государь очень тонко нашел способ воплощения в жизнь таких своих решений, которые ему самому публично принимать
по той или иной причине не очень удобно.– Что ж, ход тем более сильный. Вдобавок, с прицелом на будущее.
– Надеюсь, что все именно так. Во всяком случае, тот памятный разговор, который у меня состоялся с Михаилом Александровичем по его возвращении в Петербург уже в роли Государя-Регента, произвел на меня изрядное впечатление. Передо мною предстал совсем не тот робкий, но по-детски шаловливый, увлекающийся юноша, над которым часто подтрунивали госсоветовские старики, а кое-кто из известных нам деятелей даже полагал сделать Великого князя орудием собственных честолюбивых планов.
Война не сломала и не развратила его. Не сделала циником или кровяным алкоголиком, как с некоторыми там случается. Все с точностью до наоборот: закалила и обтесала. Уезжал на Дальний Восток великовозростный мальчик. Вернулся - серьезный, цельный, не тушующийся человек, знающий себе цену; знающий чего хочет и что должен.
– Возможно, свою роль тут сыграло то, под чьим началом ему довелось повоевать?
– Несомненно. Попади он в руки не к Рудневу, а к Куропаткину, тот бы его из своих штабных тенёт не выпустил. Только ведь, не в одном начальстве дело...
Ну, что? Стремянную? И, Сергей Васильевич, прошу, не забудьте о моей маленькой просьбе. Мне действительно очень важно пообщаться с господином Балком. Хочется задать ему несколько вопросов лично. По тем его предложениям на Высочайшее имя, с которыми Государь нас с Вами ознакомил осенью.
– Конечно, Петр Николаевич. Я не сомневаюсь, что он Вас интересует с чисто профессиональной точки зрения. Вы слышали, кстати, что нашлись деятели, считающие, что "выскочка ловкостью свел дружбу с братом Государя"? Кое-кто в сферах нынче позволяет себе так поговаривать. И очень рискует, ведя подобные разговоры...
Я обязательно Вам его представлю. Как только он вернется в Россию: сейчас Василий Александрович выполняет за границей некие поручения деликатного свойства, о которых даже Вас я пока не могу проинформировать. За что покорнейше прошу меня извинить.
Глава 10. Ангара - Ляохэ.
М
арт
– апрель
1905-го года.
Императорский поезд на
перегоне Иркутск-Лиственнечное
,
паромо-ледокол "Байкал",
Харбин,
Вл
ад
ивосток, Порт-Артур
.
– Итак, мой дорогой Август, впереди нас ожидает нечто очень интересное, а именно - Великий Байкал и переправа через него на железнодорожном паромо-ледоколе. Лично мне очень интересно взглянуть на это великобританское детище "трепетной дружбы" турецкоподданного грека и российского финансового гения, - Альфред фон Тирпиц тонко улыбнулся, хотя глаза его и продолжали излучать некую холодную озабоченность.