Заговор по-венециански

— Прости, магистрат заставил изваять кое-что в его присутствии. Проверял меня, наверное.

Ссориться Тевкр не желает, поэтому говорит не раздраженно, с любопытством:

— Что именно он заставил тебя изваять?

— О, ничего особенного. Мелочь. Магистрат отправил меня к своему серебряных дел мастеру, и тот исправил мою работу так, что ее теперь не узнать.

Тевкр слышит напряжение в ее голосе.

— Ну что ж, — говорит он, — надеюсь только, Песна вознаградит тебя с щедростью, равной жадности, с какой он забирает у тебя твое время.

Тетия оглядывается в поисках кувшина с водой.

— Я тоже на это надеюсь. Тевкр, я вымоталась, да и дитя пинается, как мул. Не будем больше о магистрате.

Тевкр уязвлен. Он ждал супругу чуть ли не вечность, и вот теперь его отвергают.

— Как пожелаешь, — соглашается авгур.

Вдруг Тетию поражает догадка.

— Как ты узнал, что это я пришла?

Тевкр в ответ тихо смеется.

— Я теперь узна ютвою поступь. Ты шагаешь коротко, но дышишь глубоко и ровно. Поступь отца же подобна грому, а сам он постанывает из-за боли в коленях.

Тетия смеется. На мгновение все становится как прежде: двое любовников радуются тому, что понятно лишь им.

— Мать моя семенит, словно пес, который жаждет ухватить себя же за хвост. А старый Латурза — вот его шагов услышать нельзя, потому что старик постоянно бормочет, словно горный поток.

Тетия наконец находит кувшин.

— Так ты и во тьме учишься видеть?

— Ты и представить не можешь, как хорошо. Ляг рядом со мной.

— Только выпью воды. Хочешь?

— Нет, не хочу пить. — Он прислушивается, как плещется вода в кувшине, пока супруга жадно пьет.

Напившись, Тетия на цыпочках подкрадывается к ложу Тевкра и целует его в щеку. Ее губы еще хранят влагу и прохладу воды. От приятной неожиданности Тевкр улыбается, и хорошо становится самой Тетии.

— Мне очень жаль, что я так задержалась. Правда. Как ты себя чувствуешь?

Тевкр вытягивает руку и прикасается к волосам Тетии.

— Боль почти прошла, но я боюсь. Чуть позже придет Песна, и повязку снимут с моих глаз. Что, если я навсегда останусь слеп?

Тетия обнимает его.

— Латурза говорит, что зрение может вернуться не так быстро.

— А если не вернется вовсе?

— Справимся как-нибудь. Верь мне.

— Песна потребует другого жреца. Это ясно как день. Магистрат, самое лучшее, меня не казнит и позволит уйти нам обоим.

Тетия делает глубокий вдох. Пришло время открыться.

Хотя бы не полностью.

Но не успевает признание сорваться с губ Тетии, как она догадывается: если Тевкру суждено остаться слепым, то беспокоиться не о чем. Авгур даже не увидит того, что она изваяла для Песны; того, что магистрат потребует освятить вместе с храмом. И самое важное — Тевкр не тронет ребенка.

Capitolo XXIII

Север Этрурии

Кэл, сын Сетра и Арии, думает о береге, маячащем вдалеке, за грядой сверкающих волн. Песок под ногами и покорная женщина — вот чего хочет Кэл. Если ветер будет дуть в нужную сторону, он получит желаемое еще до захода солнца.

Четыре месяца в море — это чересчур долго для молодого человека с его потребностями. Он прошел южным курсом, вниз по Адриатике; на северо-запад, вверх по Тирренскому морю до самой Пуплуны, а затем — к удивлению команды — велел пройти мимо родного порта Атманты и плыть на восток, через устье Адриатики и только потом развернуться до дому.

Путь выдался богатым на события. Команда отразила нападение лигурийских пиратов, торговала на землях египтян и греков, потеряла четверых добрых людей: двое пропали в шторм и еще двое померли от болезни.

И все же плавание «Хинтиалу» — «Духу» — удалось на славу. Несмотря на свое имя, корабль по размерам даст фору многим купеческим судам Этрурии. Приземистый, он смотрится на воде неуклюже, и суденышки полегче и изящнее легко обгоняют его на пути в бухту. Зато «Хинтиал» вмещает груза столько, сколько не вместит ни один другой корабль. Обычно Кэл принимает на борт всевозможные масла, запечатанные в амфоры; сосуды расставляются в трюме на длинных полках, а для сохранности сквозь ручки продевается веревка. Впрочем, на сей раз вдобавок к маслам везти пришлось нечто иное: вещицы поменьше и драгоценнее, их купцу передал старый друг Песна. Серебро везли сырьем и в виде готовых украшений — подарки царевичам и царевнам, царям и царицам. Груз такой ценности, что, прознай о нем команда, Кэл расстался бы с жизнью.

Внезапно два огромных квадратных паруса безжизненно повисают. Ветер стих, но это не страшно. «Хинтиал» уже достаточно близко подошел к причалу, и Кэл чувствует на губах вкус медовухи. Он командует гребцам сесть на весла и подвести судно к берегу.

Однако едва успели гребцы подхватить ритм, как он замечает в воде нечто.

Оно плывет, качаясь на волнах, слегка уходя в сторону.

Мешки для зерна. Их пять, шесть, семь… И по тому, как странно они качаются на волнах, становится ясно: набиты мешки далеко не овсом, рисом или даже ячменем.

Чем же тогда? Наверное, чем-то более ценным?

Кэл кричит кормчему, указывая на мешки:

— Выловите их и затащите на палубу. Должно быть, это наворованное добро, которое пираты сбросили за борт при бегстве. Мешки такого размера так просто в море не плавают.

На волны спускают шлюпку, и несколько рабов, желая угодить хозяевам, спешат к мешкам.

Кэл переходит на корму и присаживается подле огромного каменного грузила, на котором вытесано его имя. Якорь изобрели земляки Кэла, и за последнее время купец успел продать таких больше двадцати штук.

Гребцы на скамьях исходят потом и работают на пределе сил, завидев, что владелец судна приблизился на расстояние удара хлыстом.

Подходит кормчий, его лицо мрачнее тучи. Он говорит Кэлу:

— Боги не послали тебе удачи: в мешках пусто.

Кэл мотает головой.

— Так не бывает, я много раз тебе говорил. Если вы не нашли ничего, это уже кое-что. А посему выкладывай: что в мешках?

— Человек. Вернее, части тела — его словно бы разрубили, чтобы накормить морского демона. Сложили в мешки и бросили в воду, попотчевать Тритона.

— Тритон — греческий бог, дурак. Мы уже в Этрурии, так что помни, кому следует поклоняться. Здесь нашу судьбу решает великий Нетунс.

— Значит, он решил одарить тебя неожиданным грузом: мешками с расчлененным телом.

Кэл смотрит на вытащенные из воды мешки.

— Проверьте, нет ли на этом человеке — то есть его частях — чего-нибудь ценного.

Кормчий разворачивается, но Кэл окликает его:

— Постой! Что, если это знамение? Может, нас предупреждают о грядущей смерти? Пусть твои люди останутся в лодке и посмотрят еще в воде. Не пропустили ли чего? Если боги и правда посылают нам знак, я не хочу истолковать его неверно из-за нерасторопности рабов. А теперь доставь нас к берегу так скоро, как дозволят боги. И чтобы о находке все молчали!