Заговор по-венециански
Шрифт:
Но что-то в душе Тома подсказывает ему простить Тину и подставить под удар вторую щеку.
— Нет, не надо, — говорит он. — Спасибо.
— Уверены? — спрашивает Карвальо. — Забавно взять и позвонить ей вот так, вдруг.
Заманчивая идея. Тому определенно есть что сказать Тине — пару слов, которых священник бы постеснялся.
— У верен, — отвечает Том и встает со стула. — Не возражаете, если я схожу в уборную? Кофе перепил.
— Конечно идите. Где туалет — вы знаете.
Том уходит, а Вито решает: хочет синьор Шэман того или нет, на
Capitolo XXXV
Понте-делла-Палья, Венеция
26 декабря 1777 года
Остаток вечера Амун Бадави проводит за пьянством и азартными играми. Он приехал в Венецию, чтобы покупать и продавать разные товары, в основном ковры из Турции и Египта.
На ногах Амун стоит еще хуже, чем юнга в свой первый выход в море, а ведь еще не ступил на борт лодки, которая доставит его на тайный праздник. За углом от понте-делла-Палья Амун опирается о кирпичную стену и блюет.
Отряхивая плащ, замечает Луизу.
Та стоит на пирсе; серебристая маска мерцает в лунном свете; дыхание вырывается паром изо рта (куртизанка о чем-то говорит с лодочником в маске).
Наконец она замечает клиента и машет рукой:
— Амун! Иди сюда скорее! Мы опаздываем!
— Иду! — отвечает купец, рыгая. Во рту сразу чувствуется послевкусие пива и жирного ягненка.
У кромки воды Амун видит небольшую, но крепкую лодку, привязанную к швартовому столбу. Лодочник подает костлявую руку:
— Позвольте, господин, помочь.
— Сам справлюсь, — отталкивает его Амун и чуть не падает в лодку. Суденышко дико раскачивается. Оно едва не опрокидывается, когда Амун плюхается на скамейку. — Вам же лучше, если эта проклятая гулянка того стоит. Ходить на лодке в такую-то холодрыгу! Лучше бы я разорился на порядочную куртизанку, а не на уличную потаскуху, которой взбрело в голову покататься при луне.
Луиза аккуратно ступает на борт и садится рядом с Амуном, обняв его за плечи.
— Неудобства скоро закончатся. А пока согрей меня и попотчуй свой разум фантазиями о предстоящих удовольствиях.
Лодка тем временем отчаливает, направляясь на юг. С канала Сан-Марко налетает пронзительный ветер.
— На корме под сиденьем лежит фляга праздничного бренди, — подсказывает лодочник Луизе. — И башлык для нашего гостя.
Амун лапает бедро Луизы. Он пьян, но член его твердеет от одного прикосновения к ее плоти. Купец запускает жадные пальцы куртизанке между ног.
— Ублажи меня. Здесь. Сейчас. На этой лодке. Пусть твой ненасытный рот согреет мой кутас.
Отталкивая руку Амуна, Луиза как можно спокойнее отвечает:
— Нет. Боюсь воды. — Она достает сумку. — Давай лучше выпьем.
И протягивает купцу серебряную флягу, из которой он делает большой глоток.
— Маловато, — презрительно встряхивает Амун сосуд.
—
Допивай, я не буду, — говорит Луиза.Опрокинув в себя остатки огненной воды, Амун обращается к лодочнику:
— Тебе следует продавать этот напиток. Мои работники за такой грог отдали бы души.
Лодочник улыбается под своей белой длинноносой маской, а Луиза протягивает Амуну шерстяной колпак.
— Надень, так надо.
Схватив колпак, Амун мнет его в руках.
— Как надевать? Я не вижу прорезей для глаз и рта.
Луиза забирает у него башлык, скатывает и натягивает купцу на его большую голову.
— Их и нет, — говорит куртизанка.
Амун уже хочет снять колпак, но Луиза хватает купца за руки.
— Тебе нельзя видеть, куда мы плывем. Первое правило нашего праздника, как и на карнавале, таково: полная анонимность. Зрячим мне нельзя тебя проводить на гулянку. Надевай колпак, или мы разворачиваемся.
Амун думает воспротивиться, впрочем… шерсть такая теплая, да и бренди сделал свое дело. Амуну даже приятно и радостно, когда Луиза кладет его голову себе на колени.
— Далеко еще? — спрашивает куртизанка у лодочника.
Над угольно-черным морем светит крохотная луна, однако лодочник свой путь отыщет и по звездам.
— Сейчас войдем в канал Грация. Так что недолго и недалеко.
— Вот и славно. — Куртизанка слегка трясет купца за голову. — Амун. Амун!
Купец не шелохнется. Наркотик сработал. Амун без сознания.
Глава 37
Штаб-квартира карабинеров, Венеция
Том Шэман прежде никогда так не нервничал. Сквозь маленькие зарешеченные окошки видно, что главный зал уже битком забит итальянскими репортерами: папарацци болтают друг с другом, выплевывая слова с пулеметной скоростью.
Вдоль стен выстроились юпитеры и заливают комнату неестественно ярким светом. У двух столов на подиуме, сдвинутых вместе, — лес микрофонов.
Майор Карвальо похлопывает Тома по плечу.
— Все пройдет хорошо, — обещает он и поворачивается к штатной двадцативосьмилетней переводчице Орсетте Кристофанинни.
Спрашивает по-итальянски, все ли ей понятно из того, что намерен сказать Том.
— Si. Он собирается высказать сожаления по поводу того, что синьорина Риччи сделала их интимную связь достоянием общественности. А еще — что в интересах дела он не собирается больше комментировать свою личную жизнь.
— Va bene. Надеюсь, и правда не станет. — Впрочем, Вито сомневается, что Том отделается так легко. Оглянувшись, майор спрашивает: — Где лейтенант Морасси?
— Может, в зале? — пожимает плечами переводчица.
Времени проверить нет. Пресс-атташе Белла Ламбони открывает дверь в зал и сообщает:
— Майор, пора начинать. Мы уже на десять минут опоздали, журналисты теряют терпение.
Прессу лучше не злить, и Вито Карвальо прекрасно это знает.
— Идемте, — говорит он.