Заговор по-венециански

Умберто идет на крайние меры, чтобы утаить свою подлинную личность. Никогда не является на территорию штаб-квартиры карабинеров. Все дела ведет за ее пределами.

Бородатый и одетый словно уличный музыкант, майор встречается с Вито Карвальо в кафе у моста Риальто. Двое полицейских почти ровесники и друг к другу испытывают взаимное уважение. Они близкие друзья.

Заказав двойной эспрессо, здоровенный «уличный музыкант» кладет под столом ногу на ногу.

— Как Мария?

Этот вопрос Вито задает любой, кому не все равно.

— То лучше, то хуже, — отвечает майор Карвальо. — Физически ухудшений нет. Склероз вроде отступил немного, но сама Мария какая-то подавленная.

— Сочувствую.

— Grazie. Скоро у нас праздник, вот она и взбодрится.

— Молодец. Надеюсь, так оно и будет. — Кастелли ждет, пока молодой официант в белом фартуке оставит чашку дымящегося кофе, затем открывает принесенный с собой полиэтиленовый пакет из супермаркета. Достает из него засекреченное досье. — Я бы хотел поговорить об Антонио Паваротти.

Вито осеняет себя крестным знамением.

— У покой Господь его душу. А знаешь, его кузина служит у меня лейтенантом.

— Морасси-то? Ну и как она пережила трагедию?

— Сильная девочка. Борется. — Вито поднимает глаза к небу. — Но в какой-то момент горе захлестнет ее, как вода из прорванной плотины.

Кастелли почесывает бороду.

— Мне вчера ночью прислали полный отчет. Похоже, у нас тут вовсе не авария. Убийство.

— Убийство? — хмурится Вито. — Техники позвонили мне, как только перебрали обломки. Сказали, взорвался газ. На камбузе плитка стояла.

— Так они думали. — Кастелли распечатывает желтый конверт и передает его Вито. — Потом нашлись следы Си-четыре.

По спине Вито будто проводят куском льда.

— Пластид? Как?! Где его заложили?

— Толком не уверены. От лодки не особенно много осталось, однако заминировали, скорее всего, движок. Техники нашли следы пластификатора и клея.

Вито поигрывает чашкой.

— Умно. При детонации пластид превратился в сжатый газ. Тот, кто ставил бомбу, знал, что эта деталь уведет нас в ложном направлении.

— Затея почти удалась, вот только взрыв бытового газа не разорвал бы лодку в щепки. Больно мощно жахнуло.

Перед мысленным взором Вито проносятся образы: Антонио за штурвалом лодки, его родители в момент, когда узнали о гибели сына; Валентина — такая гордая и смелая, что не решается заплакать у шефа на глазах.

— Не могу поверить… Над чем он работал, черт возьми? Мафия? Каморра?

Кастелли качает головой.

— Нет-нет, ничего подобного. По крайней мере, мы такого не ожидали. — Он оглядывается и лишь потом продолжает: — Простенькое задание «под прикрытием». Сбор данных. Ты слышал о коммуне на острове Марио?

Вито нерешительно покачивает головой.

— Она в собственности миллиардера Марио Фабианелли.

Вито что-то припоминает.

— Мальчишка, интернет-гений. Сделал состояние и сам же махнул на него рукой?

— Именно.

— И остров назван в его честь?

— Верно. Здорово, наверное, быть таким богатым, что можно позволить купить себе остров. Ну да ладно. Он, должно быть, объелся коксом, потому что несколько лет назад превратил остров в зону свободной любви и назвал ее Небеса. Правда, пишется это не совсем обычно — в буквенно-цифровой манере. Все «е» заменяются тройками.

Вито в замешательстве морщит лоб.

— Н3б3са, — подсказывает Кастелли. — На память группа «U2» [33] приходит. Видно, новый бренд создается. У коммуны даже сайт есть, через который эти наркоши продают свои поделки, картины, стихи.

Вито промокает губы салфеткой.

— Значит, вот где работал Антонио? Копал под хиппи, вызнавая, чем они долбятся на Острове фантазий [34] Марио?

Кастелли кивает.

33

Намек на исполнение группой «U2» песни «Knockin’ on Heaven’s Door».

34

Американский фантастический телесериал, выходил на экраны в 1978–1984 гг.

— Поступила наводка, якобы через остров проходят крупные партии наркоты. И не просто гашиша, а до фига экстези и, может даже, кокса и героина. У хозяина острова репутация дурная, так что мы решили: проверить стоит. Я специально попросил дать мне Антонио. Он так здорово поработал «под прикрытием» в больнице. Какой парень был!

— Да, замечательный… — Вито сокрушенно опускает голову. — Он нашел что-нибудь?

— Нет. По крайней мере, доложить не успел.

Оба на минуту умолкают. И Кастелли, и Карвальо сейчас думают о Валентине. Смерть близких переживают долго, но убийство — всю жизнь.

— Лучше мне пойти и самому все рассказать Валентине, — говорит Вито, вставая из-за стола.

Кастелли не отвечает, только похлопывает ободряюще друга по руке, когда тот проходит мимо.

Capitolo XXXIX

Остров Сан-Джорджио-Маджоре

27 декабря 1777 года

Остаток дня брата Томмазо Фрасколи мучают мысли о незнакомце, который что-то топил в водах канала.

И во время занятий разум постоянно отвлекается от Писания.

Что еще больше тревожит — это откуда приплыл незнакомец. Томмазо направлялся на юг, а загадочный лодочник пришел из тумана со стороны севера. Однако если грести на север, то найдешь один-два острова. Необитаемых.

Но что, если незнакомец — призрак, демон, посланный искусить его?

Нет, одергивает себя брат Томмазо. Аббат поучал, что воображение следует сдерживать, избегать эгоистичных мыслей.

Незаконнорожденный сын куртизанки, Томмазо о своей семье знает только со слов аббата. Якобы его и сестренку сразу после рождения отдали в монастыри. Правда, сестра сбежала еще будучи послушницей. Имени отца Томмазо не знает, а мать, Кармела Франческа Фрасколи, аббату ничего не говорила. Лишь отдала вместе с сыном те немногие динарии и сольдо, что имела при себе, и еще записку и маленькую деревянную шкатулку. Последнее просила передать сыну, когда тот достигнет совершеннолетия, и пока Томмазо хранит оба предмета у себя под кроватью. Ни письма, ни шкатулки он не открывал.

Так он справляется с тем, что ни отца, ни матери у него нет. Обманывает себя, чтобы не было больно. А родительским воспитанием, в каком он нуждался, Господь обеспечил.

Однако с недавних пор появились сомнения.

И порой, когда они особенно сильны, спасает не молитва, а гребля. Томмазо садится в лодку и гребет изо всех сил, пока легкие не начинают болеть. Лодка его летит, словно пущенный по темной воде плоский камень.

Томмазо один у себя в келье. Время вечерней молитвы, и сердце святого брата колотится, будто он только что отложил весла. И тому есть причина — день сегодня особый.