Заговор по-венециански

Развернувшись, аббат возвращается к себе на рабочее место.

— Ступай на службу, — велит он Томмазо. — Доброго дня тебе.

Томмазо кивает и уходит. Он ошибся и подвел покойную мать.

Глава 45

Остров Марио, Венеция

Погоня Тома Шэмана за воображаемой Тиной грозит сорвать визит карабинеров на остров. Однако — к немалой забаве окружающих — Том признается, что бывшая любовница ему только привиделась и что он принял за Тину хорошенькую, но слегка праздную художницу Лизу, которая как раз была на кухне.

За нелепую ситуацию цепляется Анчелотти. Он задает Вито и Валентине жару, вынудив майора извиниться перед хозяином-миллиардером и покинуть особняк вместе с большей частью команды.

Остается только Валентина. Она беседует с Франко Цанцотто, главой охраны, которого находит невероятно пугающим. На что Франко, собственно, и рассчитывает.

Полицейских он ненавидит. С детства они были его заклятыми врагами. Время прошло, но отношение к легавым не изменилось.

Цанцотто, не таясь, поедает Валентину взглядом — от холеных лодыжек до тонкой шеи, — как если бы симпатичная девушка-лейтенант была последним мороженым в пустыне.

И пока Франко ведет Валентину по длинному, обшитому деревом коридору, девушка старается не обращать внимания на похотливые взгляды. Есть дела поважнее.

Тупик. Франко привел ее к двойным сводчатым дверям из дуба.

— Откройте, пожалуйста.

Франко сладострастно ухмыляется.

— О, с удовольствием.

Выбирает ключ из увесистой связки и отпирает два висячих замка — в верхней и нижней частях дверей. Отодвигает железные засовы и сует ключ в скважину большого медного замка. Проворачивает.

Изнутри лодочный сарай удивителен.

Просто огромен.

— Постойте! — командует Валентина идущим позади офицерам. — Сначала фотограф.

Стройная женщина, ростом ниже Валентины, брюнетка с короткой стрижкой и наглым взглядом карих глаз, открывает металлический чемоданчик. Внутри — фотокамера «Никон».

Цанцотто прижимается к Валентине и шепчет:

— Мне бы вашу фотографию. Снимок нас с вами я бы никогда не забыл.

Не скрывая отвращения, Валентина отвечает:

— Не сомневаюсь. — Присутствие Франко заставляет ее нервничать и торопиться. — Быстрее, Мария. Давно уже надо было все приготовить.

Ну вот, оскорбила фотографа в лучших чувствах.

К Валентине снова прижимается начальник охраны.

— Когда закончите, позвольте, я отвезу вас домой. Вы мне попозируете, а потом и я вам.

Валентина отмахивается, пытаясь прогнать запах его пропитанного чесноком дыхания.

— Может, вы дадите мне поработать? Или я арестую вас за препятствие следствию.

Франко бросает на нее в ответ сердитый взгляд, но все же отходит. Сука, говорят его глаза. Фригидная полицейская сука.

Валентина подходит к стене мониторов. Сейчас они выключены.

— Что это? Зачем столько экранов?

Цанцотто лишь пожимает плечами.

Валентина смотрит под пультом и втыкает вилки в розетки. Мониторы включаются.

— Их тоже сними, Мария. Целиком всю систему и каждый экран в отдельности.

Валентина отходит от пульта, размышляя: для чего нужна система наблюдения в лодочном сарае? Когда следят за сараем, это понятно. Но когда из него…

Валентина прохаживается по помещению. Вокруг многочисленные мотки веревки, канистры с топливом и складные инструментальные ящики. На одной из стен — крупная доска с прорезями под простые и разводные гаечные ключи. Под ней верстак, на нем — сердце Валентины подпрыгивает — бензопила. Тут же представляются расчлененные трупы из лагуны.

Она разворачивается к одному из офицеров.

— Соберите и пометьте ярлыками все. Особенно бензопилу. И не трогайте зубцы.

Юный офицер принимается выполнять приказ, а Валентина переводит дыхание. Нельзя сейчас перевозбуждаться.

На приколе у сарая стоит немалое количество лодок. Быстроходный катер, который по цене в десять раз превосходит квартиру Валентины. «Чеерс МК1» на солнечных батареях, не лодка — произведение искусства. Резиновая моторка с навесным двигателем, у которого мощи хватит домчать суденышко до Венеры. Деревянная лодка на веслах, предназначенная, скорее всего, для рыбалки.

Такие вот игрушки у богатых и знаменитых. И что-то еще привлекает внимание Валентины — уже в самой лагуне, на воде. Гондола. Черная, блестящая, морской конек, а не лодка. Каждой своей деталью она прекрасна, как и прочие лодки миллиардера, только смотрится среди них непривычно.

Валентина делает знак судмедэксперту:

— Вон с той гондолы, с нее начинайте проверку лодок. Как только Мария покончит со своими чертовыми фотографиями, проверьте гондолу на все: следы крови, волокна, ДНК, волосы, отпечатки пальцев. Осмотрите ее от и до.

Capitolo XLIV

Венецианская лагуна

1777 год

Заплыв по серым водам лагуны нелегок, лодку то и дело подбрасывает на волнах. Она размером чуть больше той, на которой Томмазо каждое утро сбегает от себя и от мрачных мыслей. Ее — бывшую рыбацкую плоскодонку — подарили монастырю пять лет назад.

Брат Маурицио, хоть и урожденный венецианец, плавание переносит плохо; даже на короткой вылазке в город бледнеет, его мутит.

Томмазо до неудобств брата во Христе нет дела. Все его мысли — о табличке, которую захватил аббат. Чувство такое, что вместе с семейной реликвией Томмазо утратил связь и с почившей матерью, и с пропавшей сестрой. Сердце переполняется болью.

Юный монах ведет лодку на север, затем чуть на восток, к неспокойному руслу канала Арсенале, и дальше — прямиком к судовым верфям. Работа на них кипит как никогда бурно: на воде покачиваются две сотни построенных за месяц суден, и небо заслоняет привычный лес мачт.

Впереди главный канал верфей, величественные крепостные башни и гигантские греческие львы Порта-Магна. Томмазо швартуется в тени от стоящего довольно далеко трехмачтового судна. Когда его достроят, оно наверняка отправится в ряды морского флота — охранять пути и венецианские суда от турецких и далматских пиратов. Одноопорные мачты столь высоки, что кажется, они вот-вот пронзят небо. А чуть дальше сходит на воду трехмачтовый люгер; на корме его отчетливо реет красный флаг с золотым крылатым львом, гербом светлейшей республики Венеции. Томмазо жадно впитывает глазами грандиозное зрелище, одновременно помогая выбраться из лодки побледневшему брату Маурицио.