Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну
Шрифт:
Позиция же Витте нуждается в уточнении: он сам был воспитателем великого князя Михаила Александровича [397] , и всем (в том числе, конечно, самому Витте) было понятно, что помимо стремления к соблюдению законности (в котором Витте в данный момент был безупречен) фактический первый министр может еще более усилить собственную позицию, возобновив с Михаилом Александровичем такой же политический тандем, какой в свое время составили Победоносцев с Александром III.
397
Там же, с. 176-177.
Чисто практически ситуация разрешилась выздоровлением царя. Царица же в положенное время родила очередную дочь – уже четвертую по счету. Но произведенное выяснение
Так что Витте напрасно пытается свести возникшую ненависть к нему непосредственно у царской супружеской четы только к мнительности царя и царицы, о которых Витте, при всем при том, высказывается весьма жестким образом: «с тех пор, вероятно, получила основание легенда, /.../ что я ненавижу Императора Николая II. Этой легенде, муссированной во всех случаях, когда я был не нужен, легенде, которая могла приниматься всерьез только такими прекрасными, но с болезненною волею или ненормальною психикою людьми, как Император Николай II и императрица Александра Федоровна и объясняются мои отношения к Его Величеству и моя государственная деятельность» [398] .
398
Там же, с. 176.
В течение последующих двух лет внешняя политика России развивалась в прежних руслах.
Нововведением Куропаткина стало разделение планов Генштаба в войне на Западе на два фронта – против Германии и Австро-Венгрии. В феврале 1901 новые планы обсуждались на совещании в Петербурге начальников французского и русского генштабов: Россия обязалась «отвлечь с французского фронта часть германской армии, достаточную для того, чтобы предоставить французской армии наиболее шансов успеха в решительном бою начала кампании, которого можно ожидать начиная с 14-го дня» [399] . Но это уже (или еще) не выглядело серьезным для обеих сторон: было ясно, что Россия интересуется азиатскими вопросами все более заинтересованно по сравнению с европейскими.
399
История первой мировой войны. Т.1, с. 195, 200-201.
Отдаление России с Францией продолжало усиливаться. Одновременно французы задумались о необходимости обзавестись новыми союзниками, и их взоры обратились за Ла-Манш.
Там в это время состоялся курьезный дебют самого знаменитого и влиятельного британского политического деятеля следующего полувека.
Военный министр Бродерик внес законопроект о преобразовании британской сухопутной армии в шесть армейских корпусов, из которых три – в полной боевой готовности (увеличение расходов на армию в два раза).
17 февраля 1901 года, в дебатах в Палате общин впервые выступил молодой депутат – сэр Уинстон Черчилль. Он заявил: «единственное оружие, при помощи которого мы можем совладать с другими великими нациями, является наш военно-морской флот»; реплика из зала: «Что же произойдет в будущем, если разразится война на континенте, и какими будут в этом случае возможности нашего военного флота?»; Черчилль: «такое развитие событий немыслимо, я не могу представить себе войну между Британией и континентальными державами»; в ходе дальнейшей политической кампании предложение Бродерика было провалено [400] .
400
В.Г.Трухановский. Уинстон Черчилль. Политическая биография. М., 1968, с. 67-71; А.И.Уткин. Черчилль: победитель двух войн. Смоленск, 1999, с. 47-49.
Вильгельм II и Черчилль представляли собой два интереснейших типа политических деятелей.
Первый был, по-существу, человеком моноидеи, и с детства готовился противостоять британскому военному флоту.
Второй же,
вероятно с еще более раннего детства, как и все англичане, полагался на несокрушимую мощь собственного флота, и не готовился ни к каким серьезным задачам по усилению и защите своего объекта поклонения. Лишь позже гораздо более умудренные люди, чем Черчилль, просветили его в том, что же должно стать главным объектом его деятельности.В результате, однако, оба эти флотоманьяка вынуждены были бросить все свои собственные силы и силы своих государств на решение сухопутных военных проблем в Европе.
Общим у них оказалось и то, что, как окончательно выяснилось уже после смерти кайзера Вильгельма, но еще при жизни Черчилля, главные их идеи растворились в воздухе как туманный мираж: ни тот, ни другой флоты не играли с середины ХХ века уже никакой практической роли – ни национальной, ни международной.
Англичанам еще предстояло, правда, в 1982 году победить в морской войне у Фолклендских островов великую Аргентину, а вот современному германскому флоту не представилось даже таких задач и побед!
Фантастический исход иллюзий, игравших такую громадную роль всего лишь век и даже полвека назад!
Политическая мышиная возня, между тем, развивалась по нарастающей.
Интересны даже не события, которых происходило немного, а закулисные мнения, высказываемые главными действующими лицами.
В марте 1901 года Вильгельм заявил своему рейхсканцлеру Б. фон Бюлову: «Если Англия и Япония будут действовать вместе, они могут сокрушить Россию…Но им следует торопиться, – иначе русские станут слишком сильными» [401] .
В июле 1901 Куропаткин настаивал перед царем на необходимости присоединении к России северной Манчжурии, из которой должны были быть выведены российские войска по завершении подавления «боксерского восстания» [402] .
401
С.С.Ольденбург. Указ. сочин., с. 212-213.
402
А.Редигер. Указ. сочин., т. 1, с. 370.
В то же время произошло установление дипломатических отношений России с Афганистаном [403] – русская дипломатия старалась установить прямые отношения с британскими вассалами.
В сентябре 1901 царская чета посещала Францию и Германию.
Николай присутствовал на маневрах французского флота у Дюнкерка и армии у Реймса, но Париж не посещал [404] . В Компьене президент Лубе советовал Николаю пойти на сближение с Англией [405] .
403
Всемирная история в 24 томах, т. 18, с. 405.
404
С.С.Ольденбург. Указ. сочин., с. 210.
405
М.Павлович. Указ. сочин., с. 234.
В Данциге Николай сообщил Вильгельму, что собирается воевать с Японией [406] .
Позднее в Спале Николай делился доверительными мыслями со своим свояком Генрихом Прусским (они были женаты, напоминаем, на родных сестрах), младшим братом Вильгельма II: «Я не хочу брать себе Корею, но никоим образом не могу допустить, чтобы японцы там прочно обосновались»; Генрих передает презрительное мнение царя об Англии: Николай «не любит парламентов» и сказал об Эдуарде VII, что «он в своей стране ровно ничего не может делать» [407] .
406
М.Н.Покровский. Империалистская война, с. 128.
407
С.С.Ольденбург. Указ. сочин., с. 211, 213.