Захваченная грешником

Как раз в этот момент Хелена врывается в больничную палату, и мой мрачный взгляд падает на нее. Она останавливается рядом с доктором, переводя взгляд между нами.

— Thee mou, моя малышка. Как Тереза? С ней все в порядке? — Она смотрит на свою дочь, затем прерывисто вздыхает. Протискиваясь мимо доктора, она проводит пальцами по забинтованному лбу Тесс. — Я не могу поверить, что Ирен могла это сделать.

— Она этого не делала, — выдавливаю я слова, потому что последнее, что мне нужно, это чтобы доктор получил информацию и передал ее полиции. Когда губы Хелены приоткрываются, я рявкаю. — Заткнись.

Доктор бросает взгляд между нами, и я снова обращаю свое внимание на него.

— Что еще?

— Помимо старых переломов и свежих ран, миссис Статулис должна полностью восстановиться после длительного отдыха.

Кивая, я говорю:

— Спасибо. — Когда он задерживается рядом, я добавляю. — Ты можешь идти.

Чувствуя себя неловко, он направляется к двери.

— Если вам что-нибудь понадобится, позовите медсестер.

Как только он выходит из комнаты, входит папа.

— Закрой дверь, — приказываю я, затем смотрю на Хелену. — Доктор сказал, что здесь может быть замешана история жестокого обращения. Сломанные кости. — Я изо всех сил пытаюсь контролировать захлестывающий меня гнев. — Что, черт возьми, случилось с Терезой в детстве?

— Н-ничего, — заикается Хелена. — Она была неуклюжей и однажды сломала руку. В другой раз она упала с дерева и сломала пару ребер. Но это все.

Это не все.

То, как Тесс дрожала, когда Ирен была рядом, говорит мне, что в этой истории есть нечто большее. Мое нутро кричит мне докопаться до сути этого.

— Могла ли Ирен причинить вред Тесс?

Хелена хмурится, явно сбитая с толку.

— Я думала, ты сказал, что это не она?

— Имела ли Ирен доступ к Тесс? Была ли она там, когда Тесс пострадала в детстве? — Я кричу, заставляя Хелену вздрагивать. Она подходит к папе, как будто он может защитить ее от меня.

— Да. Мы жили с Костасом, моим шурином, пока он не скончался четыре года назад.

Мой тон становится низким, убийственным, когда я шиплю:

— И ни разу вы не подумали, что ваша дочь подвергается насилию?

Хелена начинает качать головой, ее глаза перебегают с Тесс на меня, затем она начинает бледнеть.

— Thee mou… Я не знала. Тереза никогда ничего не говорила.

— Потому что она, наверное, была чертовски напугана!

— Николас, — папа произносит мое имя так, чтобы успокоить меня, но я качаю головой в ответ.

Что Терезе пришлось вынести от рук Ирен? Сколько ей было лет? Восемь?

— Сколько лет было Тесс, когда умер ее отец?

— Восемь, — немедленно отвечает Хелена.

Она была подчинена этой гребаной злобной суке с восьми до семнадцати лет.

Christe mou.

Мое сердце.

Опускаясь на стул, я осторожно беру руку Тесс и прижимаю ее ко лбу, сосредотачиваясь на дыхании.

Я был гребаным мудаком, когда мы встретились. Я угрожал ей, и даже, блять, наслаждался этим. Я наслаждался ее страхом.

Christe mou.

Мое чувство вины усиливается, пока не угрожает задушить меня.

Слезы Тесс. Ее мольбы прекратить. Все это становится кристально ясным в моем сознании.

Она никогда не сможет полюбить меня, не после всего, что я с ней сделал.

Я, блять, воспользовался слабостью Тесс — страхом, внушенным Ирен.

— Николас? — Папа спрашивает.

— Оставьте меня наедине с моей женой, — шепчу я, слишком поглощенный собственной виной и жаждой мести, чтобы беспокоиться о них.

В тот момент, когда они уходят и я наконец остаюсь наедине с Тесс, я поднимаю голову, мой взгляд скользит по ее бледному лицу.

— Мне так чертовски жаль. Ты когда-нибудь простишь меня?

Ее глаза трепещут, а когда они открываются, на ее лице застывает замешательство, за которым следует боль. Когда она смотрит на меня, и я вижу узнавание в ее радужках, я сажусь на край кровати. Прижимая ее руку к своей груди, я использую свободную, чтобы нежно провести по ее щеке.

— Эй, детка, ты напугала меня до чертиков, — шепчу я, как будто слишком громкие слова могут причинить ей еще большую боль.

Язык Тесс высовывается, чтобы облизать губы, затем она спрашивает:

— Где я?

— В больнице.

— О… — В ее глазах вспыхивает паника. — О… точно… Я потеряла равновесие. Там было так душно…

Я сильно качаю головой, задаваясь вопросом, сколько раз ей приходилось лгать, пока она боялась за свою жизнь.

— Ты не должна лгать мне. Я знаю, что произошло.

Глаза Тесс расширяются.

— Правда?

— Ирен напала на тебя. — Мои пальцы продолжают касаться ее щеки. — Она заплатит за то, что причинила тебе боль.

Тесс качает головой, на ее лице мелькает боль, затем она делает глубокий вдох, ее черты ломаются под тяжестью всего того ада, который ей пришлось пережить.

Наклоняясь вперед, я кладу предплечье рядом с ее головой и запечатлеваю поцелуй на ее дрожащих губах.

— Это больше никогда не повторится, kardia mou. Я обещаю.

Тесс начинает плакать, и от облегчения это или от травмы, я никогда не узнаю.

Осторожно, чтобы не причинить ей боль, я обнимаю ее. Я поддерживаю ее затылок, и когда она утыкается лицом мне в шею, я обнимаю свою жену, когда она разбивается на части.

Я понимаю, насколько сильной была Тесс, чтобы противостоять мне, чтобы справиться с Ирен, мучившей ее долбанные годы.

— Я так чертовски сожалею о тех случаях, когда угрожал тебе, — шепчу я, мой голос хрипит от сожаления. — Я сожалею, что грубо обращался с тобой и заставлял подчиняться мне. Я не знал ни о тревоге, ни о жестоком обращении.

Господи, прости меня.

— Пожалуйста, прости меня. — Я прижимаюсь поцелуем к повязке, резкий запах антисептической жидкости наполняет мои ноздри. — Если ты не сможешь, я не знаю, что мне, блять, делать.

Проходит несколько минут, прежде чем Тесс успокаивается настолько, чтобы прошептать:

— При условии, что ты не сделаешь этого снова.

— Никогда. — Я отстраняюсь, осторожно укладывая ее голову на подушку. — Я обещаю.

Ее язык нервно высовывается.

— Как ты узнал?

— Запись с камер наблюдения. Я еще не видел, что произошло. — Я все еще крепко держу ее за руку, не в силах отпустить. — Расскажи мне все.

— Я был в туалете…

Я качаю головой.

— Нет, Тесс. Начни с самого начала. Когда тебе было восемь.