Заключенный

Он продолжал наблюдать за мной на протяжении нескольких недель, пока, наконец, не подошел. Хотите верьте, хотите нет, но офицеры представляли собой большую опасность, чем заключенные. После знакомства с ним я узнал, что офицеры тратят тысячи долларов на азартные игры. Что-то вроде санкционированного для развлечений "бойцовского клуба". Они ставили заключенного против заключенного, победившему платили проценты. В его глазах я был ценным бойцом.

Победивший не просто получал деньги. У него появлялись особые привилегии и вознаграждения, какие обычно не встретишь в тюрьме. Из их дел вычеркивались записи. Закрывали глаза на контрабанду, а иногда даже поставляли ее им. Деньги. Наркотики. Оружие. Защита. Женщины. На бойцовском ринге можно было выиграть много чего, но ничего из того, что мне нужно.

Я ему тогда отказал и продолжал это делать последние десять лет. Ублюдок ненавидел меня за это и превращал мою жизнь в ад. Он считал, что если будет продолжать в том же духе, то я сломаюсь. Хотел сделать из меня личного бойцовского пса. Чтобы я уничтожил конкурентов, заработав ему тысячи долларов.

Этому не бывать.

Для офицеров заключенные пустым местом. С нами обращались, как с собаками, офицеры, имевшие деньги, вкладывались, подкармливая и разводя зверушек. Они вознаграждали и наказывали своих подопечных ровно настолько, чтобы большие собаки оставались наверху, а остальные оставались именно там, где им и полагалось.

Это было выгодно, особенно для такого парня, как я. Ривз не единственный, кто время от времени пытался втянуть меня в драки. Выступать против офицеров было почти так же опасно, как и сражаться в их клубе. Ты становишься мишенью, тем, кого пытаются сломить и уничтожить за неподчинение и отказ прыгать на задних лапах, но ничего из этого не имело для меня значения. Я дрался, чтобы выжить. Конец истории. Те, кому было что выиграть, но нечего терять, ненавидели меня.

— Шевели задницей, Икс, — произнес офицер Ривз, прижимая дубинку к моей спине.

Решетки лязгнули перед тем, как открыться. С опущенной головой я последовал в лазарет за офицером Ривзом. Запах антисептика всегда вызывал у меня тошноту.

Я поднял глаза и увидел ее. Медсестру. На ней был санитарный костюм бледно-розового цвета. Ничего сексуального в ее одежде не было, она выглядела нежной и милой. Честно говоря, она казалась самым прекрасным созданием, что я когда-либо видел.

Не знаю, было ли дело в ангельской красоте ее фарфоровой кожи или то, что она казалась абсолютной загадкой, но все, что я мог — стоять ошеломленным. От нее просто дух захватывало.

Горстка веснушек рассыпалась по ее дерзкому носику, и даже с того места, где я стоял, я мог увидеть карамельные крапинки в ее зеленых глазах. Ее розовые губы были надуты, будто она размышляла о величайших тайнах жизни. Время от времени она покусывала нижнюю губу, словно в сомнении.

Темно-рыжие волосы зачесаны в небрежный хвост, как будто у нее было мало времени его собрать, а бледно-розовый костюм свисал с ее крошечного тела.

Мои мышцы напряглись под хваткой офицера Ривза, когда он повел меня к ближайшей кровати, заставив оторвать от нее взгляд.

Она была такой красивой. Слишком мягкой для такого сурового места. Ей здесь не место, и я уверен, она об этом знает. Я бы хотел убедиться, что она здесь не задержится, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Ухмыляясь, офицер толкнул меня на кровать. Он знал, что я ничего не могу возразить, и мог быть настолько грубым, насколько пожелает. Гребаный, жадный до власти кусок дерьма.

Отойдя в сторону, он встал рядом с дверью. Я смотрел, как он трахает глазами новенькую медсестру, которая прошла через комнату за необходимыми инструментами.

Я отвернулся. Не мог смотреть.

Кровать, на которую он меня толкнул, стояла рядом с окном, что не могло не радовать. Я уже несколько дней не был на прогулке, тело молило о солнце. Через тонкое стекло, отделявшее меня от внешнего мира, я мог слышать щебетание птиц.

Закрыв глаза, я представил, что не заперт за бетонными стенами, а нахожусь снаружи, за пределами изгороди с колючей проволокой. Десять лет взаперти это слишком. Я начинал забывать, каково это быть свободным.

— Хороший денек выдался, — прокомментировал мягкий голос рядом.

Открыв глаза, я пронзил ее лицо тяжелым взглядом, исследуя песочного цвета веснушки на носу и щеках. Она с трудом сглотнула. Отвернувшись, девушка схватила пару ножниц, чтобы разрезать штаны рядом с раной.

Я не ответил. Вместо этого отвернулся и позволил ей делать ее работу.

После того, как она разрезала ткань, обнажив глубокую колотую рану на ноге, она промокнула ватой все еще сочившуюся кровь. Пальцы девушки дрожали, не скрывая страх и неуверенность.

Отлично.

Она должна меня бояться. Надеюсь, я отпугну ее настолько, что она как можно скорее откажется от должности. Дело в том, что я знаю этих людей. Надзирателей. Заключенных. И я знаю, что они съедят ее живьем.

Заключенные будут представлять ее обнаженной. Будут красочно думать о том, что хотят сделать с ее телом — нечто нездоровое и извращенное. Желудок скрутило. Насильники, кишащие в коридорах, будут спорить о том, где и когда на нее нападут.

Охрана будет защищать какое-то время, но эти ублюдки подлее заключенных. Большинство из них не женаты и не имеют жизни вне этих стен. Они проводят бесчисленные часы с худшими отбросами общества, мужчинами, которым нечего терять, но которые не прочь обогатиться, настолько отвратительными, что задаешься вопросом, являются ли они вообще людьми.

В каком-то роде, охранники, которые пробыли здесь слишком долго, выдрессированы заключенными, которые здесь умрут. Они также лишены нежных женских прикосновений, поэтому тоже будут планировать заполучить ее в одиночестве, тереться рядом, сквернословить, пока даже самый горячий душ не поможет смыть их зловонное дыхание.

Гнев заволок глаза. Меня переполняла ярость по отношению к тем, кто решил, что нанять ее сюда было хорошей идеей. Но потом она положила пальцы в перчатках мне на грудь, и я посмотрел ей в глаза.

— Будет немного больно, мистер Икс. — Она смущенно улыбнулась.

Она права. Где-то глубоко внутри ее улыбка задела меня. В месте, которое на протяжении долгого времени я не хотел признавать. Которое я не мог позволить сохранить. Оно было слишком мягким и чувствительным для тюрьмы.

Мне это не понравилось. Ей нужно уйти.

Глава 3

ЛАЙЛА

ОН ОГРОМЕН. Тело, словно гранит, красиво высечено, как греческая статуя. Позже, дома, в одиночестве и безопасности, мне будет стыдно за каждую похотливую фантазию, которая промелькнула при виде этого заключенного, но в данный момент я не могла мыслить связанно. Я пыталась унять дрожь в руках, но они как будто мне не принадлежали. Все, о чем они думали, это то, как под ними будут ощущаться эти мышцы.