Заколдуй меня
Шрифт:
— Я ведь вас предупреждал, — сказал он, постоял еще несколько секунд, а потом, словно вспомнив о каком-то деле, понесся через лужайку к комнате отдыха.
Огонь жадно пожирал сухое дерево. Сквозь клубы дыма видно было, как оранжевые язычки пламени облизывают доски пола, напоминая зажженные в тумане свечи.
Пайпер вскочил на сцену, заглянул за кулисы. С одной стороны он обнаружил лишь пустое пространство, скрытое занавесом от зрителей. Клоуна там не было. Шумное дыхание Пайпера вырывалось сквозь стиснутые зубы. Чувствовалось, что гнев его вот-вот выплеснется наружу. Он прошел в
«Он еще придет сюда, обязательно придет. Весь день был полон дурных предзнаменований, а теперь вдруг такое везение. Он откроет сундук — а там я». — Пайпер сцепил вместе пальцы обеих рук и с силой сжал в радостном предвкушении — вот так сюрприз он готовит! А может быть, он представил, как душит кого-то.
Он опустил за собой крышку, и в сундуке стало темно. От кисловатого запаха, проникающего снаружи, першило в горле, ему хотелось кашлянуть, но он понимал, что нельзя выдать себя. Согнув руку в локте, он ткнул пальцем в крышку сундука.
— Ты не нравишься мне, — произнес он, — я ведь тебя предупреждал!
Больные постепенно возвращались в свои палаты. Все были перевозбуждены, но крики прекратились. Двое бились в истерике, еще двое напились и никак не желали утихомириться. Врачи раздавали больным лекарства. Препараты уже начали впитываться в кровь.
— А где Харрисон? — спросил один из санитаров.
Его коллега пожал плечами.
— Ты видел, как эта полоумная старая лахудра разрисовала себе помадой сиськи и напудрила лобок?
— Хороша герцогиня!
— Она разве герцогиня?
— Не то герцогиня, не то баронесса... Одним словом, какая-то знатная дама.
Они осмотрели все комнаты. Больница была дорогая, в ней не было больших палат с общими ванными.
— А Пайпер где? — спросил кто-то.
Огонь вел себя словно раздраженный человек. Он угрюмо полз по полу, время от времени озаряя комнату вспышками, натыкаясь на струйку спирта, а потом снова скучнел. Пламя вилось змейкой, выискивая, на что бы наброситься. Стулья занялись ярким пламенем, но ненадолго. Пламя откатилось назад в разочаровании. Теперь невысокие желтые гребешки едва проглядывали через завесу дыма.
Один из больных, уходя, швырнул на пол бутылку со спиртом. Жидкость, извиваясь змеей, растеклась по комнате, а бутылка докатилась до края сцены. Огонь знал, где почерпнуть новые силы, но не мог туда добраться.
Когда клоун вошел в дом, улыбка его с левой стороны лица была стерта, так же как мелово-белый грим и подрисованные слезы. Он вел машину правой рукой, а в левой держал бумажный носовой платок и лосьон для лица. Он оставил машину на поворотном круге, слишком расстроенный, чтобы довести дело до конца. К подбородку тянулись дорожки от слез.
Эллвуд усадил его на кухне, возле раковины, и стал губкой смывать остатки радостного клоунского лица.
— Он не придет: ничего у меня не получилось.
— Что произошло?
— Он начал орать, я ударил его, и он выбежал из палаты. А потом все они взбесились.
— А с Пайпером
что? — Эллвуд нежно, как любящая жена, водил губкой, и постепенно из-под смытого грима проступило настоящее лицо Люка, подернутое печалью.— Не знаю. Санитары погнались за ним. А он орал во всю глотку. Потом все забегали: сумасшедшие, санитары, Пайпер — весь в крови.
— А что он кричал?
— Всякую чушь. Ну, что обычно кричат сумасшедшие...
Эллвуд выжал губку и снял у Люка с бровей белые хлопья.
Люк сидел неподвижно, как статуя, глядя прямо перед собой, потом наконец сказал:
— Валлас, я уезжаю.
— Тебя кто-нибудь видел?
— Я разговаривал с санитаром. Наверняка еще кто-то видел. Господи, а ты как думал? — Он подергал свой светлый мешковатый костюм. — Я ведь единственный клоун в этом городке.
Эллвуд засмеялся:
— Хорошо. Только дай мне еще один день.
— Нет. Хватит! Больше ни дня.
— Речь сейчас не о Пайпере. С ним теперь вряд ли что-нибудь получится... Впрочем, кто знает... Но ты выведен из игры — это уже точно. И все же надо завершать начатую операцию. Тебя ведь начнут разыскивать, а потом допрашивать.
— Что же ты собираешься делать?
— Поговорить кое с кем. Убедиться, что ты не на крючке.
— Если меня спросят, я скажу...
— Надо быть уверенным до конца, — перебил его Эллвуд. Он так и не смог полностью снять с лица Люка грим: возле ушей остались белые полосы, а над скулами — красные разводы.
— Я скажу, что он совсем свихнулся, или...
Эллвуд обернул голову Люка полотенцем, снятым с крючка у раковины, и стал оттирать остатки грима.
— Ты не сделал то, о чем я просил, — сказал Эллвуд, — не выполнил условия нашего соглашения. Ладно. Ты не можешь вернуться туда — это я понимаю. Но ты все еще остаешься моим должником, ведь так? Не беспокойся, я отпущу тебя. Но сначала поговорю с людьми — нужно убедиться, что все в порядке. Что не только твоей заднице ничего не грозит, но и моей тоже. Понимаешь? — Он нежно водил по щекам Люка губкой и говорил мягко и ласково: — Ты наделал много шума. Теперь Пайпер в центре внимания, так же как и клоун, — в этом нет никаких сомнений. Но ничего, все уладится. Надо только немного подождать — и ты будешь в безопасности.
Он снял полотенце, и Люк предстал перед ним теперь уже с чистым лицом. Губы его были плотно сжаты, в глазах затаилось подозрение.
— Еще день я подожду, — согласился Люк, но послезавтра уеду.
— Пойми, я должен быть уверен. Не исключено, что я все преувеличиваю. В конце концов, старик мог просто упасть и разбить лицо. А потом с воплями бегать по больнице. Он ведь сумасшедший. — Эллвуд вышел из кухни и возвратился с двумя порциями бренди. — И все-таки давай убедимся, что никто не обеспокоен всем этим. — Он глотнул бренди. — Завтра все будет в порядке.
Люк сидел на стуле неподвижно, сжимая в руке полотенце, выпачканное гримом — остатками его прежнего лица.
Ножки стула превратились в обугленные бирюльки; когда они рассыпались, кверху взметнулся сноп искр, несколько кружков голубого пламени вспыхнули на полу, словно разбросанные монетки.
Один такой кружок нашел засохшую струйку спирта на полу и по ней добрался до середины комнаты. Пламя перескакивало по капелькам спирта, как по камешкам, пока не добралось до маленького озерца и зашипело: пшшшшш...