Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Закон трех отрицаний
Шрифт:

Во как! Он эту фразу составлял, наверное, минут двадцать, все мучился, подбирал слова, чтобы в них и комплимент содержался, и восхищение, и преклонение и в то же время чтобы сама фраза оказалась бы неловкой и нечеткой, словно спонтанной, с ходу выговоренной. Кажется, ему удалось создать нужное впечатление, потому что Волкова благодарно улыбнулась.

– Спасибо, Сергей Кузьмич, я давно не слышала таких изысканных комплиментов. Да, вы правы, Юля кокетничала с Антоном, это понимал и он сам, и видели мы с Костей. Ну и что? Пусть девочка развлекается, мне в этой ситуации ничто не угрожало.

– Почему?

Вы так уверены в Антоне?

– Нет, я просто знаю жизнь. Если люди, не состоящие в браке, не расходятся в течение долгих лет, хотя их не удерживают ни штампы в паспортах, ни дети, ни совместное имущество, это что-нибудь да значит, как вы считаете? Чтобы такие отношения распались, нужно что-то очень, очень серьезное, а не такая чепуха, как наша Юля.

– Вы хотите сказать, что давно знакомы с Кричевцом?

– Лет пятнадцать. Да, верно, пятнадцать лет. Когда мы познакомились, я уже была разведена, а он вообще никогда не был женат. Мы оба были свободны в выборе других партнеров, но тем не менее за эти годы ничто и никто между нами не встал. Так что делайте выводы.

– Вы не расстались, но и не поженились, – полувопросительно заметил Зарубин. – Можно спросить, почему?

– Не видели в этом необходимости, – коротко и чуть суховато ответила Волкова. – Если бы я забеременела, то все, разумеется, было бы иначе. А так – зачем?

Ладно, мотив ревности со своей стороны Волкова, таким образом, отрицает. Неизвестно, правда это или нет, она баба умная, ведет себя правильно, и прежде чем доверять ее словам, нужно еще много чего проверить. А если она лжет, то сейчас надо сменить тему, сделав вид, что удовлетворился ее ответами и больше в этом направлении копать неинтересно.

– Анита Станиславовна, я вот что хотел спросить… – Зарубин изобразил смущение, это у него всегда хорошо получалось. – Вон те фотографии на стене… Это ведь вы, правда? Я не ошибся?

– Не ошиблись, это действительно я. Это кадры из фильма, очень старого, вы его, наверное, не видели.

– Так вы снимались в кино?! – Изумление у него получалось не так здорово, как смущение, но в целом тоже неплохо.

– Да, один раз. В детстве.

– А почему только один раз? Обычно если ребенок хорошо справляется с ролью, его начинают снимать все подряд, я в книжке читал.

– Что вы, Сергей Кузьмич… простите, можно я буду называть вас просто Сергеем?

– Пожалуйста, конечно.

– Так вот, Сергей, это бывает далеко не со всеми детьми. Это распространенное заблуждение. Один раз снимают многих, во второй раз – только каждого десятого, в третий – и того меньше.

– А вам хотелось бы?

– Чего?

– Ну, дальше сниматься. Все девочки мечтают стать актрисами.

– Не все, уверяю вас. Но у меня была в принципе другая ситуация.

– Какая? Или об этом спрашивать неприлично?

– Если хотите, я расскажу. Мне не очень-то приятно об этом вспоминать, но вы ведь все равно узнаете. Костя Островский в курсе, так что если не я расскажу, так он. Видите ли, Волкова я по мужу, моя девичья фамилия Риттер. Вам это что-нибудь говорит?

– Так вы дочь Станислава Риттера?! – вот теперь Зарубин изумился по-настоящему.

Ну как же, Станислава Оттовича Риттера знала вся страна, даже такой оторванный от

высокого искусства человек, как простой опер Серега Зарубин, и то слышал это имя. Правда, ни одного полотна известного художника он с ходу назвать не смог бы, но фамилия была на слуху.

– Да, я дочь Станислава Риттера. А больше ни о чем вам эта фамилия не говорит?

– Нет, – честно признался он.

– Вы никогда не слышали об актрисе Зое Риттер?

– Нет, не приходилось. Это ваша мать?

– Да, моя мама была очень известной актрисой, но она перестала сниматься еще в конце шестидесятых. Вернее, ее перестали снимать.

– Почему?

– Она, видите ли, бросила отца и вышла замуж за простого автослесаря, когда уже была беременна от него. Мама была членом партии, а такие вещи тогда не прощали. Кроме того, после родов она сильно пополнела, перестала заниматься своей внешностью, и о ней быстро забыли. Сначала подвергли остракизму, а потом забыли. А значит, забыли и обо мне. Вот и все.

В голосе Волковой Зарубин не уловил ни горечи, ни сожаления. Просто рассказ, будто изложение кем-то написанного романа.

– Вам было обидно, наверное, что вас больше не приглашали сниматься? – с сочувствием проговорил он.

– Нет, – она долила чаю ему и себе, – я об этом вообще не думала. У меня никогда не было мыслей, что вот теперь, после первого фильма, я обязательно стану известной актрисой. У меня было свое хобби, и оно к кинематографу не имело никакого отношения.

– Какое?

– Испания.

– Испания? – переспросил Зарубин, делая новый глоток чая и в очередной раз сожалея, что не попросил чего-нибудь другого. – Почему Испания?

– У меня крестная – испанка из Барселоны. Это она придумала мне имя. И мне с детства казалось, что во мне или течет испанская кровь, или живет дух этой страны. Я с семи лет училась играть на гитаре, закончила музыкальную школу. Танцую фламенко и фанданго. Свободно говорю и читаю по-испански. Досконально знаю историю и культуру Испании. Вот это мне было действительно интересно. А кино – так, случайный эпизод из детства.

Ничего себе Анита Станиславовна! Потрясающая тетка! От такой любовника и впрямь фиг уведешь. Значит, в том детском фильме она сама играла на гитаре. А музыка-то была сложная, это Сергей отчетливо помнил. Не какое-то там дешевое бренчанье на трех струнах с четырьмя аккордами. С четырьмя аккордами он и сам умеет, поэтому смог оценить мастерство юной гитаристки. Вот бы послушать, как Волкова играет… И посмотреть, как она танцует…

– Интересно, а Халипова когда-нибудь видела, как вы танцуете?

– Странный вопрос. – Волкова смотрела строго, и Зарубин мысленно усмехнулся. Ну конечно, она не поняла его логики, поэтому сразу насторожилась. А логика-то проста как три копейки.

– И все-таки.

– Видела. И не один раз. Почему вы об этом спросили?

– Сейчас скажу. А на гитаре вы при ней играли?

– Играла. И на саксофоне тоже играла.

– На саксофоне?

Ага, вот та фотография, с закатным солнцем! Значит, не постановочная…

– Я, Сергей, и на саксофоне играю. Про рояль я уже не говорю, это в музыкальной школе обязательно, как сольфеджио, хор и музыкальная литература. Так почему вы спрашиваете?

Поделиться с друзьями: