Зал ожидания

Наверное, Катя чувствовала что-то похожее. Да и чёрт с ней, Кате сейчас станет лучше, мне – нет. У меня ноют ноги и спина от постоянных прогулок с рюкзаком и чемоданом. K врачу сходить толком некогда, работа пока не предполагает, чтобы я подолгу задерживался на месте. И снова одеревенеет шея за несколько часов в кресле самолёта. И снова буду путаться, на каком языке мне сейчас заказывать еду в очередной забегаловке, где остановлюсь поесть перед новым заданием. Большая Сестра даёт бюджет на эконом, спасибо, что не лоукостер.

Около соседней скамейки лежит серый угловатый камень. Я наклоняюсь и отодвигаю его, поднимая пыль. Под камнем запачканный конверт, в нём несколько стодолларовых купюр и новое задание. Письмо, фото, сим-карта следующей страны. Большая Сестра не любит пользоваться интернетом, там она только бронирует мне жильё и транспорт. Лишь изредка мы созваниваемся. Самое главное она обычно оставляет в конвертах.

Фотография пожилой женщины, сидящей на табуретке у воды. Седые волосы, острый нос и выцветшие салатовые глаза. На фоне залив, катер, чайки. Бетонный берег необъятного города. Читаю инструкцию. Женщину зовут Екатерина. Опять Екатерина. Вот как. Самое удивительное – не это. Екатерину нужно найти. Большая сестра не знает, где именно она живёт. Мне нужно отыскать её по наитию. В исполинском городе. И потом уже подарить подарок, к слову, довольно нелепый.

Об условиях Большая Сестра говорила так:

«Наитие часто нужно в нашем деле. Хорошее наитие – ключевая причина, по которой я выбрала именно тебя. Так что иные задания будут напоминать расследования. Я не всегда знаю всё о тех, кто нуждается в подарках. Но ты можешь узнать больше моего. И справился ли ты, я всегда почувствую. В общем, если ты согласен, я заключу с тобой эксклюзивный Большой Договор на три года. По всем понятиям, официальный. Три года ты беспрерывно катаешься с подарками по десяти странам, мы заранее обозначим. За каждое невыполненное задание – два дополнительных задания попроще вне срока, вот только они могут быть и в странах, которые мы не оговаривали. Ты волен выйти из Большого Договора в любой момент, но в таком случае тебе не будет полагаться ничего, кроме билета в родной город. Если всё пройдёт хорошо, спустя три года ты получишь от меня семь тысяч евро наличными и выберешь любой город в любой стране, где я передам тебе во владение две любые трёхкомнатные квартиры. В одной поселишься, а на ренту с другой будешь обеспечивать себя, не работая. Ты ведь мечтаешь об этом?»

Хороший вопрос, о чём я мечтаю. Я просто вызываю такси в аэропорт и еду, долго еду и стараюсь не думать ни о каких вещах вообще.

С Катей всё прояснилось почти сразу, уже по её профилям в соцсетях. Едва ли не классика: проблемы с отцом, нехватка родительско-дружеской тактильности, неверие в бескорыстные поступки. Через неделю Катя, подспудно приободрённая нашей встречей, подаст заявку на немецкий грант по своему профилю, получит его и там, в Гамбурге, с высокой вероятностью поможет одному инженеру избавиться от ОКР. В таком случае этот инженер через пять лет скорее всего не снюхается, а сделает важное открытие в сфере экологии. Какое именно, мы точно не знаем, но знаем, что оно сыграет не последнюю роль, когда Земля станет куда менее пригодной для жизни, чем сейчас. Экология очень волнует Большую Сестру, и она уверена, что решить эту проблему реально только наукой, а никаким не сокращением потребления.

Короче, с Екатериной, не в пример Кате, полный туман. Кто она? Похоже, что-то типа меня. Сибаритка. Домоседка. Тихая одинокая женщина. Зачем она Большой Сестре? В инструкции написано, что она нужна… для радости. Но кому? Где?

Погранец на контроле – сонный щуплый парень. Не улыбается, но и не спрашивает. Пропускает быстро. У меня три паспорта. Русский, аргентинский и ещё израильский лессе-пассе. Тут я показываю русский. Большая Сестра позаботилась, чтобы никто не чинил мне препятствий, но я всё равно ненавижу потные очереди на досмотре в зону дьюти-фри, где потом тебе, словно собаке за выполненные команды, дадут возможность прикупить глянцевую коробку конфет или духов. В общем-то, тут и покупать особо нечего, я шарюсь минут пятнадцать по неочевидным лестницам в поисках нужного гейта, прежде чем нахожу маленький зал внизу. Там уже стоят мои попутчики в ожидании запоздалой посадки.

До Стамбула шесть часов примерно. Именно туда мне надо. Место в боинге посередине. У окна мужик, погружённый в турецкие аудиокниги. Летит он домой из командировки. С другой стороны съёжился студент, которого пришлось будить стюардессе, чтобы застегнул ремень. Наитие подсказывает, что направляется студент в каникулярный загул, тусить с однокурсниками, чуть раньше него снявшими дешёвый лофт на две недели. Этот студент довольно стеснителен по натуре, отчего прибился к общей компании позже и теперь путешествует отдельным рейсом. У меня болит горло от кондиционера, после взлёта я тоже пытаюсь уснуть, поставив локти на столик и положив голову на сцепленные в замок руки. Получается плохо, хотя на самом деле самолёт – одно из моих любимых мест.

Самолёт как пристанище. Это с мутной Екатериной всё бесит. Обычно садишься, читаешь новостную ленту, меняешь симку и закрываешь глаза. Ждёшь, когда тебя унесёт. Всё уже определено, минимум движений. Уши заполняются пустотой. Воздушный океан забирает. Герметичность. Наверное, о ней и мечтаю. Я бы хотел герметичную жизнь. Несколько друзей, с которыми раз в две недели ходишь в бар или играешь в баскетбол. Две-три подруги, с которыми иногда спишь. Занятие для души, например, записывать ролики про блэк-метал, которые никогда, конечно, не станут особо популярны в силу специфики жанра. Я хотел бы ходить на стадион болеть за местную хоккейную команду, читать старые книжки, отправляться на рынок по воскресеньям, выбирать мясо и зелень, а потом долго готовить рагу с баклажанами или шурпу. Помогать родителям, которые сейчас пока ещё на ногах и бодрятся, но через три-четыре года постареют совсем. Я дико скучаю по моментам герметичности в родном городке. Но они были отравлены безденежьем, избавиться от которого значило бы продать кучу свободного времени. Я решил продать не кучу, всего три года и без рутины хотя бы. Что-то, видимо, со мной не так, что для нормальной жизни мне надо тупить, смотреть в одну точку где-то полчаса после утреннего душа, подолгу слушать перед сном плеер. Есть, уверен, и кроме меня такие люди. Медленные, малоэнергичные. Может, это болезнь какая, не знаю. Помню, тестовые делал в одной компании, четверг и пятница в офисе со всеми: к концу рабочего дня в голове начиналось покалывание, как после долгого недосыпа. И на практике по техпереводу я за неделю скатился буквально до тошноты. Потом не вставал с кровати день. Ходил, мучился. Мучился, что такой. Мучился. Да, в каком-то смысле я тоже ведь работаю себе на подарок.

Самолёт немного потряхивает, укачивает, и я всё-таки вырубаюсь. Мерещатся байдарки, полуголые люди и какие-то слова то на японском, то на итальянском. Я приземляюсь уже настолько не в себе, что если бы на въезде в Турцию спрашивали о цели визита, мог бы честно ответить: прилетел рассказать анекдот пенсионерке, о которой ничего не знаю.

Спрашивает о цели таксист – усач на старой колымаге, ухоженный настолько, что я чувствую себя рядом с ним бездомным. Впрочем, я и есть своего рода бездомный.

Таксист (здесь и далее мой примерный перевод). Да ладно гнать. У тебя целый Стамбул на четыре дня! Ты соображаешь, что это такое? Ты хочешь потратить лучшие четыре дня своей жизни на старые байки? Я тебя сейчас отвезу в Каракёй на паром, а ты садись там, плыви и смотри. Плыви и смотри. Азия справа – Европа слева. Греки, персы, римляне, булимический император, чума, пьяный кутёж крестоносцев, султан с отрезанным ухом. О, и это только начало! Приглядись к земле, она – мраморно-бетонный перегной, а не земля, тут болеют, поют, грустят и поражаются красоте изо дня в день, а потом всасываются в землю и становятся её частью, тоже немного мрамором, скульптурой, камнем, историей. Кофе оставь туристам, пей чай, и обязательно с сахаром, чок леззетли, так вкусно, забудь эту восточную привычку к горечи. Да, а ты думал, у нас Восток? Ты даёшь! Тут не Восток вообще-то, мы в центре, в самой середине, или у вас там на Севере географии не учат? Сам подумай, две части света, мы между ними – это что, по-твоему, край? (Смех, похлопывание по плечу.)

Ночь. Машина стоит в пробке. Подходят Нищий и кот, упитанный, рыжий, с очень длинными усами.

Нищий (поправляет кепку козырьком назад). Ты мне дашь полтос, а я тебе открою секрет. Дорого? Ладно, вот авансом секрет попроще: когда приедешь в туристический район, не надо идти туда, где очередь. Многие думают, где много людей – там лучше. Нет, на самом деле в очередях тоже туристы, в том числе наши, из Анкары. Они ничего не секут. Рядом с аптекой будет ещё одна аптека, рядом с рыбным рестораном ещё несколько рыбных, а чайные вообще гнездятся, как правило, стаями.

Я даю пятьдесят лир

Кот (лоснится при свете фар). Глупый что ли, давать ему денег, он их пропьёт. А секрета у него больше нет, да и этот так себе.

Нищий. Как нет секрета? Не лги, дружок.

Таксист (мне). Как хочешь, но моё мнение – надо обязательно сразу к парому, послушай меня!

Ну уж нет

Кот (лоснится при свете фар, Нищему). Какой же секрет у тебя?