Заложница мафии

— Так-так-так, — я по столу пальцами забарабанил. Борова я сразу вспомнил, его жирное лоснящееся лицо.

Какого лешего он к ней притащился? В голове сразу несколько вариантов возможных, но, сука, не один сне не нравится, не один. — А она что?

— Ее пока на месте нет, обедать ушла.

— Внутрь зашёл?

— Да. Может, выцепим?

— Давай, — легко согласился я, — только шум не поднимайте. Побеседуем, зачем он к женщинам в номер без приглашений захаживает.

Вовчик перезвонил через полчаса, называя адрес, куда подъехать. Славка об исчезновении негаданного визитера не узнала, а может, виду не подала. Все это ещё вызывало много вопросов, вот в этом Боров мне и должен был помочь.

После Вовкиных предварительных ласк выглядел он паршиво. Ребята парня привезли в один из старых складов, что принадлежал мне, но был записан на других людей.

— Ну, здравствуй, мил-человек, — я подошёл к Борову, останавливаясь от него в паре шагов. На лице у того расплывался внушительного вида синяк, из разбитой губы сочилась кровь. Теперь он мало походил на человека, способного просрать пять лямов в казино. — Давай знакомиться. Кто я такой знаешь?

— Знаю, — сказал он и сплюнул, густая вязкая слюна скатилась по подбородку, да так и застряла на небритом лице.

— Вот и хорошо, — кивнул я, — а теперь расскажи, какого хрена ты в чужой номер залез?

Он на меня не смотрел, глазенки так и бегали по сторонам, точно придумывал, что ответить. Я сощурился недовольно:

— Соврешь, будет больно. Очень больно.

Боров заерзал, дёргая рукой, прикованной наручниками к трубе:

— Да чего врать-то? Денег я вернуть хотел. Не мои это бабки. Чужие просадил.

— Как звать-то тебя, везунчик? — спросил мягко, доставая сигареты и зажигалку. Прикурил, выпуская дым в потолок.

— Алексей, — нехотя сказал он.

— Алеша, значит. Так вот, Алеша, чужие деньги проиграть — это плохо, но к чужой женщине залезть — ещё хуже. Ты ведь не поговорить к ней пришел. И деньги она просто так тебе не отдала бы. Так?

— Так, — согласился он, лицо Борова стало красным, он весь вспотел.

— Нельзя так с женщинами, нельзя, — покачал я головой, а потом кивнул ребятам, — научите его вежливости, чтобы в следующий раз думал, прежде чем делать. И не отпускайте пока. Пусть у нас посидит.

Охранники кивнули. Дело они свое знали, в этом я не сомневался.

Вышел на улицу, докуренную сигарету в урну бросил.

Вроде разговор с Боровом был коротким и понятным, а все равно не складывалось все. Что-то было не то, а что именно — нужно узнать, пока не поздно.

Сел в машину, кивнул водителю:

— Давай-ка до Славы прокатимся.

Глава 13

Мирослава

Я не находила себе места. Тревога просто выедала меня изнутри. Не раз хотелось все бросить, купить билет на ближайший самолёт, вернуться, упасть в ноги Виктору и умолять. Ради всего того, что нас связывало. Не любовь, нет. Долгие годы совместной работы, даже почти дружбы, которая из вражды началась. Он же обещал меня отпустить, обещал. Я все отдам, что есть, пусть только вернёт мне моего сына, больше ничего мне не нужно…

— Всё пошло неправильно, — прошептала я. — Давид слишком умен, у меня нет и шанса…

Опускала ладонь на плоский живот, вспоминала, каким он был раздутым, как шевелился внутри ребёнок. Кажется, так давно уже было, шесть лет прошло, все помню, как сейчас. Вырванная мной у судьбы беременность, ворованная…

В номере тихо. Телефон я раньше всегда на беззвучный ставила. Теперь нет. Боюсь пропустить тот самый важный звонок. И все равно, когда телефон звонит, я оказываюсь не готова. Бросаюсь к нему, руки дрожат, едва не роняю. Виктор.

— Алло!

Голос срывается в едва слышный шёпот. Это видео звонок. Смотрю на Виктора, он изменился за последние годы, что мы не виделись. Не в лучшую сторону. Раздобрел, лысина светится и капелька пота. Значит, волнуется, отмечаю я.

— Какого хуя? — спрашивает он, пытаясь быть спокойным. — Какого хуя, милая, происходит?

— Я же все объяснила, — терпеливо объясняю я. — Я не имею отношения к неудавшемуся покушению. Я буду говорить вам все, что знаю…

Я должна быть послушной и терпеливой. У них мой сын, весь смысл моей неудачной жизни. Ради него я сделаю все.

— Леха у них! — кричит Виктор. — Ты нас всех сдала!

— Ты знаешь, что это не так, Вить…

Употребляю уменьшительно-ласкательную форму имени, как тогда, когда мы были ещё по одну сторону баррикад, чтобы попытаться разбудить в нем былые дружеские чувства. Но нет.

— Щенка тащи, — бросает кому-то он.

И я не сразу понимаю, что щенок — мой сын. А когда доходит, меня парализует от неизбежности происходящего. Чувствую, как ладони становятся скользкими, по спине стекает, щекоча кожу, капля пота. Всё будет хорошо, говорю себе, и сама себе не верю.

— Мама! — кричит Серёжка.

Жадно осматриваю его. Ни синяков, ни ссадин не вижу, щеки кажется, ввалились, глаза блестят лихорадочно, может плакал снова?

— Мой мальчик, — пытаюсь улыбнуться я. — Мы скоро снова вместе будем, только будь сильным ради мамы пожалуйста…

— Мама, забери меня, забери я всегда буду слушаться и игрушки свои убирать…

Он не плачет. Словно устал уже. В детских глазах страх. Его попытки предложить что-то взамен своего счастья убивают меня.

— Мама заберёт тебя, если будет умницей, — зло сказал Виктор. — А пока она, блять, плохо себя ведёт! Не думай, Мирочка, что я из-за тебя твоего сына пожалею. Слишком большое ставки в этой игре, моя жизнь на кону. Мне моя жизнь дороже жизни твоего выблядка.

Поднимает Серёжку за шкирку. Виктор раздобрел, но все ещё очень силен, и мой сын в его руках такой маленький. Как спичка — чуть надави, и переломается навсегда пополам.

Барахтается, пытаясь высвободиться, даже, дотянувшись, пнул моего мучителя. Мне закричать хочется, и сил нет. Хочу остановить все это, но путь только один.

А потом лицо Серёжки бледнеет. Кулаки сжимает. Вижу, как напрягается его грудь, в попытке вдохнуть. Приступ начинается у него, а дышать не могу я, пусть и нахожусь в нескольких сотнях километрах.

— Лекарство, — сипло шепчу я. — Пожалуйста, Виктор, дай ему лекарство.

Виктор отпускает моего сына на пол, я больше не вижу ребёнка, угол стола мешает. Наклоняется ближе и шепчет в самый глазок камеры.

— Если провалишь дело, твоему ребёнку хана.

— Мама, — хрипит Серёжка. — Мама…

— Лекарство! — уже кричу я. — Инъекцию, это быстрее будет! Сейчас, прямо сейчас!

Звонок обрывается. Перезваниваю, меня лихорадит так, что попасть не могу в телефон, пальцы трясутся, не слушаются совсем.