Заложница в академии

— Как красиво-о… — тянут все, кроме девушки-по-имени-Нем.

— Это Нимея Нока, — говорит Лю.

Не нужно гадать, это явно фольетинка-оборотень. Черноглазая, с шоколадными кудрями и смуглой кожей. И судя по тому, что она «всех тут знает», видимо в Траминере она тоже не новенькая.

Нимея поднимает руку и лениво перебирает в воздухе пальчиками.

— Привет, — улыбается она.

— А ты значит… — Лю мнётся. — Аркаимка?

— Нет… Я родилась и выросла в Дорне, — глупо уходить от ответа до бесконечности.

Брайт падает на свою кровать и начинает заправлять в наволочки подушки, чтобы занять чем-то руки.

Илунженки — Мелона и Овада — делают это при помощи магии. Их постельное само собой укладывается на кровать. Здорово иметь самую слабую, но самую универсальную магию в мире. При должной сноровке Илунженки могут вообще всё, достаточно только выучить нужное заклинание. Зато они не отращивают перья и когти, когда выходят из себя и не начинают петь на неведомом языке, вводя людей в гипноз. Они могут всё и не могут ничего. Это так по-человечески.

Нимея тоже начинает разбирать постельное, но, как и Брайт, вручную. Оборотням колдовать труднее всего. Их потенциал скрыт в животной форме, а человеческая или вовсе лишена способностей, или они на самом зачаточном уровне.

Лю же весело что-то щебечет и вслед за кроватями сестёр все три оставшиеся приходят в порядок. Наволочка вырывается у Брайт прямо из рук и натягивается на подушку, а Нимея падает от неожиданности, когда простынь решает застелиться самостоятельно.

Брайт и Нимея переглядываются и синхронно говорят:

— Не делай так больше!

Лю краснеет.

— Простите, хотела помочь…

Нимея усмехается, глядя теперь на Брайт:

— И кто же ты? — это нагло, но почему-то её вопрос смущает гораздо меньше, чем тот, что задала Теран. — Розовые глаза… волосы длиннющие, кожа будто светится. Я не припомню ни одного класса с такой внешностью. Даже для Дорна это необычно. Разве что…

Но Нимея не решается продолжить.

Брайт кивает и сжимает губы, прежде чем ответить. С её кровати видно зеркало, стоящее в углу, и она долго изучает отражение, которое за всю жизнь успело надоесть.

Волосы и правда слишком длинные. Они вьются жёсткими ломаными линиями и имеют странный цвет, из-за которого, должно быть, Бели чуть было не приняла Брайт за свою. Дюжина оттенков от медового до темно-коричневого, мешаются в пёструю гриву, будто кто-то регулярно каждую прядь отдельно красит. А ещё сколько бы Би не стригла, длина к утру обязательно возвращается, иногда вместе с новым оттенком волос.

Но самые пугающие всё равно глаза, вот почему люди не признают в Брайт свою. Она — ничья. У каждого класса свой цвет глаз, волос, кожи. Свои особенности. А Би места не нашлось.

— Это не секрет, — выдыхает Би, — но я буду благодарна, если не станете болтать.

Девчонки кивают и затаивают дыхание, хоть уже и поняли, что она сейчас скажет. Такие вещи изучают в школьной программе, просто поверить трудно, что такое может быть где-то настолько рядом. Вот прямо в твоей комнате на соседней кровати.

— Я… сирена.

Все понимающе воют. Сёстры удивлены, Лю смотрит с жалостью, а Нимея с интересом.

— Моя бабушка… Брайт Масон-старшая.

В Дорне это многое бы объяснило. Брайт Масон была знаменита. Племянница темнейшего князя Габриэля Гера, первая женщина с генами сирены, известная миру. Только это было слишком давно, чтобы и Траминер что-то помнил.

— Ты — Брайт Масон… — начинает, непонимающе Лю.

— Да. И я, и моя бабушка. Меня назвали в честь неё. Моя бабушка — дочь дорнийского дракона Самуэля Масона и чистокровной сирены.

Теперь даже Нимея удивлена настолько, что отшатывается в сторону.

— Но если прабабка сирена, — Нимея чуть кривится, будто речь о какой-то нежити. — Разве гены настолько сильны…

— По женской линии внешность и магия передаются полностью, я первая девочка со времён бабушки. Мы отличаемся от сирен только… наличием человеческой личины.

— И ты умеешь летать? — спрашивает Нимея.

Би кивает.

— И плавать под водой?

Би кивает.

— Неплохо… будет нескучно, — Нимея щурится.

— В кого ты обращаешься? — спрашивает Брайт, не в силах побороть любопытство. Она никогда не приставала к Бреваланцам и Фольетинцам с расспросами, но тут атмосфера уж слишком располагающая.

— Волчица, — она говорит с гордостью. — А… ты поёшь?

— Пою.

— Это красиво?

— Ну… это красиво ровно настолько, насколько опасно. Чтобы слушать настоящую сирену нужно ей доверять, знать, что она не убьёт. В идеале — любить. Это редкость.

— А как же певицы? Я слышала раньше сирен за бешеные деньги покупали…

— Артефакты-блокираторы, браслеты, зелья. Это были не сирены, а рабыни, — сухо отвечает Брайт. — Их наряжали в красивые платья, как выставочных собачонок, и заставляли петь.

Девчонки смотрят как на диковинку и это то, что больше всего раздражает. В Аркаиме тоже не считалось нормальным быть сиреной. Всё-таки они не совсем люди.

Наравне с драконами, сирены передают свою магию бесконечно, стоит затеряться в роду хоть одной капле, и накладывают на род кучу ограничений, сродни проклятью.

Девчонки молчат. Нимея смотрит на Брайт с интересом, сестрички не могут определиться с эмоциями, судя по выражению веснушчатых лиц. Лю, кажется, готова заплакать.

— Но твои глаза такие красивые, — шепчет она.

— Видела бы ты их, когда я злюсь, — смеётся Би.

— А что тогда? — Нимея щурится.

— Кровь сирены… как бомба замедленного действия. Стоит только вывести меня из себя, и я мигом забываю человеческую речь.

— Это опасно?..

— Я выходила из себя или… — на ум приходит совсем другое чувство. — Пугалась до смерти, только пару раз. Почти всегда в присутствии семьи. Папа помогал прийти в себя.

— А как? — требовательно спрашивает Нимея, круто изгибая бровь. — Я не расистка, но неплохо бы знать, как спасти свои шкуры, если ты получишь неуд за доклад и огорчишься! — она явно из тех, кто говорит правду в лицо. — Мы будем твоими соседками, хочешь ты того или нет. Мы — маги, и уж в восемь рук справимся.

— Я надеюсь, до этого не дойдёт…

— Да тут Чертов ад! — восклицает Нимея. — Те траминерцы, что брюнеты ещё ничего, но блондиночья шайка… это же придурки и мрази, как есть.