Замерзшее мгновение

Однако за отражающей поверхностью Улоф Пильгрен продолжал умирать. Его череп и туловище раскалывались снова и снова, зажатые между стеной гаража и решеткой джипа, — единственный фрагмент фильма из личного репертуара Себастиана Гранита, который чего-то стоил. Что бы ни случилось, этого у него никто не отнимет. Прочно запечатленные картинки услужливо прокручивались в мозгу, когда он закрывал глаза, помогая ему пережить данный момент.

— Я жалею только о том, что не добрался до третьего.

— Ты имеешь в виду Свена Мулина?

Телль откинулся назад и покосился на часы. Нужно проверить, как обстоят дела с поисками Свена Мулина, напомнил он себе. Вероятно, тот до смерти напуган и залег на какой-нибудь заколоченной даче. Или находится в другом месте и пребывает в счастливом неведении, что его жизни угрожала опасность. В таком случае он рано или поздно вернется домой. Местному констеблю, поставленному охранять дом, выпадет честь сообщить ему, что опасность миновала, если он уже этого не сделал.

Безусловно, признание удалось получить быстрее, чем Телль мог надеяться. Парень настоящий комок нервов, хотя, казалось, немного успокоился, начав описывать, какие именно шаги предпринимал для убийств. Но так обычно и происходит с преступниками. Глубоко в человеке живет надежда, что признавший свои грехи будет прощен.

Он, кажется, даже слегка возбудился, рассказывая о своих преступлениях, словно считал себя благодетелем. Добрым мстителем. У него была особая логика: одна жизнь за другую. За жизнь его сестры.

Иногда, крайне редко, случалось, что убийце удавалось вызвать у Телля сочувствие.

Он прогнал это чувство, поднялся и аккуратно задвинул стул под стол. Светало, и он собирался поехать домой. Проглотить бокал вина в надежде, что сумеет заснуть. В первый раз за долгое время.

58

Когда ее разбудил телефонный звонок, казалось, она задремала всего на несколько минут. Ночью она бродила из кухни в комнату, пила все более слабый чай и слушала музыку, обычно успокаивавшую нервы. Рики Ли Джонс, Ману Чао, Ребекка Тёрнквист. К утру легкая дисгармония сменилась сильным сердцебиением, и она сварила крепкий эспрессо и выпила его маленькими глоточками, забравшись с ногами на диван.

«Нет смысла больше пытаться заснуть», — думала она, но сон подкрался к ней, когда она меньше всего этого ожидала. Если можно назвать сном это полубессознательное состояние: несвязные, быстро сменявшие друг друга картинки, с которыми она беспомощно боролась со сжатыми руками и затекшей шеей.

Потянувшись за телефоном через придиванный столик, она пролила остатки кофе себе на колени.

— Дьявол! Да, алло?

— Алло?

Ошибиться невозможно — чуть хрипловатый голос Ханны.

— У тебя что, похмелье?

Сейя встала так быстро, что перед глазами почернело. Безрезультатно попыталась стереть кофе со свитера тыльной стороной ладони. Покачнулась и снова села.

— Привет. Нет у меня похмелья. Но ощущение, блин, такое же. Я почти не спала ночью.

— А, понятно. Тяжко.

В трубке замолчали, и Сейя услышала щелчок зажигалки, когда Ханна прикуривала сигарету. Потом она глубоко вдохнула и кашлянула.

— Ты занята?

Сейя невольно рассмеялась.

— Нет. Что угодно, только не это.

На светло-зеленом свитере появилось асимметричное коричневое пятно, а пролитый кофе быстро впитался и в без того запятнанный деревянный пол.

— О’кей. Я много думала о тебе после нашей встречи. Знаешь… мы так давно не общались, и… И все прочее. Твое расследование, или это можно назвать…

Сейя потерла глаза, отгоняя начинающуюся головную боль.

— Я знаю, Ханна. Понимаю, что получилось очень глупо. Я не хотела вовлекать тебя в…

— Нет-нет, — запротестовала Ханна, — не начинай. Ты просила положиться на тебя и с пониманием отнестись к тому, что не можешь сейчас рассказать больше и так далее. Но потом мне вдруг пришло в голову, что Бьёрн… Ты наверняка его не помнишь, он был на пару лет младше нас. Я по-прежнему иногда встречаюсь с ним. Совершенно… платонические отношения.

— Вот как… но кто…

— Жена не разрешает ему пить кофе со знакомыми женщинами, особенно если это старые дела, гм… так что мы несколько раз встречались тайком и пили кофе в городе. Абсолютно невинно, так сказать, он действительно не…

— Но как он…

— Так вот, Бьёрн дружит с парнем, близко общавшимся с той девчонкой — Белой Кожаной Курткой, Тингелинг, — которой ты интересовалась и которая исчезла. Ее звали Мю, кстати. Мир тесен, понимаешь ли.

Теперь у нее точно началась головная боль. Ханна нервно хихикнула, но тут же вновь посерьезнела.

— Я знаю, понимаю, что не должна была говорить, но — да. Так получилось, я сделала это, хотя почти ничего не знала.

— Что он сказал, этот Бьёрн?

На смену раздражению пришло любопытство.

— Бьёрн просто узнал ее псевдоним и вспомнил, что она немного общалась с Йоном, когда все это случилось, в смысле, с этим приятелем. Что он был последним, с кем она общалась, так сказать. Они были одноклассниками или что-то вроде этого. Я взяла его номер телефона.

— Кого — Йона?

Сейя затаила дыхание.

— Точно. Если тебе это интересно. Я подумала — ты, кажется, хотела разобраться в этом старом дерьме, чтобы успокоить свою душу.

Сейя глотнула холодной кофейной бурды и скорчила гримасу.

— Дай мне номер.

Туманно ответив на вопросы Ханны о том, какого черта ей все это нужно, она осталась сидеть, глядя на номер телефона, нацарапанный на полях субботнего приложения к газете «Гётеборгс постен».

Она не забыла, как разозлился Кристиан Телль, узнав, что она перешла границы. Правильнее было бы переступить через свою гордость и поехать в отделение полиции, где он сидел со своим самодовольством. Передать ему информацию и вернуться домой. Конечно, у нее лишь номер телефона человека, вероятно, знавшего Мю более десяти лет назад. Может, это не имело значения, и ей в таком случае пришлось бы напрасно унижаться.

С другой стороны, это стало бы прекрасным способом показать, что она уважает его точку зрения. Что на нее можно положиться. За разочарованием пряталась надежда, желание, чтобы все снова наладилось. Хотя лучше бы он первым позвонил ей. Но телефон молчал.

Сделав себе новую чашку кофе, она села за письменный стол. Папка, которую нашел Телль, с незаконченным текстом и нечеткими фотографиями тела у мастерской Томаса Эделля, аккуратно лежала между конспектами к экзамену по этике и журналистике. Она так и не открывала конспекты. Сейя включила лаптоп и ввела пароль.