Замерзшее мгновение

Субботняя газета валялась достаточно близко, чтобы можно было разобрать цифры. Она набрала номер — пусть будет так. Если разговор даст ей что-то важное, Телль узнает об этом сразу.

Йон Свенссон ответил после первого сигнала.

59

Часы Телля показывали четверть восьмого, когда он уходил из отдела. Несмотря на стремление выпить вина и лечь в постель, он застрял в комнате отдыха с Бекман и Карлбергом. Они, кажется, тоже не спешили домой. Вероятно, желание проанализировать случившееся превосходило потребность во сне.

Какова бы ни была причина, они часто делали так после раскрытия преступления крупного дела: находили в шкафу забытый пакетик печенья, которое макали в кофе, снова и снова проговаривая различные стадии расследования. На руководящем уровне это называется дебрифинг.

В кабинете его ждали бумажные завалы и мигающий автоответчик. Решение полчаса поработать с бумагами, чтобы успокоить нервы перед уходом домой, вылилось в пару часов расчистки в бешеном темпе.

С некоторой долей правоты его можно было бы обвинить в пренебрежении административной составляющей своей деятельности. Зато, когда он этим занимался, никто не осмелился бы утверждать, что он работает неэффективно.

Он прошел через приемную, чтобы наконец-то поехать домой. Шедшие навстречу свой рабочий день только начинали: судя по настенным часам, время для него остановилось еще вчера вечером, в четверть восьмого. В глаза словно насыпали песка, и желание лечь в кровать перестало быть теоретическим, физически ощущаясь в подгибающихся ногах. Даже портфель тянул руку, хотя и на самом деле стал тяжелее. Прежде чем выйти из кабинета, он схватил верхнюю часть опасно наклонившейся стопки конспектов, циркуляров и памяток, которые постоянно копились на его столе, — чтобы их прочитать, требовалась отдельная работа на полную ставку. Он собирался использовать часть этих бумаг как повод остаться дома на день или два.

— Кристиан!

Сейя бросилась ему навстречу. Поколебавшись долю секунды, она слегка обняла его. От нее едва уловимо пахло ванилью.

Он непроизвольно застыл. Она, должно быть, заметила это и отступила.

— Я полчаса пыталась прорваться к тебе. Тут у вас как в крепости, — неловко пошутила она.

Ни один из них не улыбнулся.

— Вовсе нет, — коротко ответил он. — Я попросил, чтобы меня не беспокоили, — был занят…

— Ты занят? — взволнованно прервала она, поправляя выбившуюся из прически прядь. — А мне нужно поговорить с тобой о…

— Да, я занят.

Он наблюдал, как она наматывает волосы на палец. Ребяческое движение вдруг безумно его раздражило. Ощущение усталости и одновременно удовлетворения исчезло в то самое мгновение, когда она необдуманно приблизилась к нему, нарушив личное пространство. Недостаток сна за последние дни позволил злобе, пробудившейся по дороге в Бенгтфорс, вырваться наружу. Ее непонимание спровоцировало взрыв.

— Чаще всего на работе я занят. А если сейчас свободен, то по меньшей мере чертовски устал и собираюсь домой спать.

— Я понимаю. — Она заколебалась. — Я просто хотела поговорить с тобой о…

Он потерял остатки терпения.

— Слушай: я еле стою на ногах. Если ты чего-то хочешь от меня по работе, то позвони завтра в рабочие часы. Сейчас я еду домой.

Она открыла рот с таким выражением, словно не верила услышанному.

— Если ты чего-то хочешь от меня… Какого черта ты имеешь в виду? А если это не связано с работой, тогда что?

Она отступила еще на пару шагов.

Краем глаза Телль заметил проходившего мимо коллегу, приветствовавшего его жестом, но не ответил. Рука, державшая тяжелый портфель, начала болеть, но выпустить его означало уступить ее давлению. Он не даст ей больше времени.

— Кристиан. Я поняла, что ты… чертовски зол на меня, хотя лично мне твоя реакция кажется неадекватной. Наверное, у тебя есть право так реагировать, не знаю, но, как бы то ни было, ты ведь можешь просто уделить мне пять минут. Думаю, то, что я скажу, могло бы тебя заинтересовать.

В глубине души Телль понимал, что женщине, стоящей сейчас перед ним, во многом приходится страдать из-за того, в чем нет ее вины: его собственное предательство по отношению к Эстергрен, профессиональное и личное. Его постыдная неспособность справляться с серьезными вопросами, касающимися жизни и смерти. Любви. Близости.

Вот именно: она стоит ему поперек горла со своим требованием близости. Как и другие женщины, которые рано или поздно начинали душить его желанием слиться в одно целое.

— Я не предъявляла тебе никаких требований, — тихо сказала она, словно прочитав его мысли. — Будто ты должен связать себя обещанием о каком-то совместном будущем или рассказывать обо всех своих мыслях и делах. Ты несправедлив, если так считаешь. Поэтому мне непонятно, почему тебя так чертовски разозлило, что я не поведала тебе всего.

— Да это, черт подери, большая разница!

— Нет. Сейчас я здесь, поскольку ты хотел услышать от меня все, что я знаю. Это связано с Мю, с ее последними двумя годами. Мне кажется, я могу рассказать…

— Слишком поздно, — прервал он. — Теперь это больше не имеет значения. Все кончено.

— Но то, что я хочу рассказать, должно заинтересовать тебя.

— Чертовски трудно в это поверить.

Телль с удовольствием произнес эти слова, хотя на ее лице появилось разочарование. Он аккуратно переложил портфель из правой руки в левую, трусливо избегая ее взгляда. Когда он уходил, ее глаза, казалось, жгли ему спину.

Воспоминание об их сплетенных телах на чердачном этаже под скошенной крышей вызвало слезы — скорее от унижения, чем от горя. Слишком рано говорить о любовной печали, они знали друг друга недостаточно долго.

Печально из-за того, что так и не свершилось. Из-за не-сбывшихся надежд.

Он оказался предателем. А она… Она снова с головой окунулась в неизвестность, чтобы вынырнуть с нанесенными ранами. И снова предоставленной самой себе.

Она ощущала себя брошенной, стоя там перед хлопавшими дверьми, впускающими спешащих на работу людей. Казалось, все проходящие мимо оценивают ее, констатируя, что она попорченный товар, слишком много о себе вообразила. Тот, кто радостно бежит по первому зову, всегда смешон. Как собака с высунутым языком, когда ее позвали поиграть.

На ресепшене работала женщина средних лет, крашеная блондинка с волосами, забранными гребешками с боков. Она подмигнула Сейе и сочувственно улыбнулась. Сейя автоматически изобразила в ответ улыбку воспитанного человека, напоминавшую гримасу.

Она обрадовалась злости, поднявшейся откуда-то изнутри при мысли о комиссаре: он такой, какой есть — больше занятый работой, чем собой, под скошенной крышей или стоящий у камина в ее кухне, слишком взволнованный, чтобы присесть с чашкой кофе.

Его спина, как она выглядела, когда он большими шагами, с портфелем в руке спускался с холма к мосткам? Когда несколько минут назад вышел из дверей полицейского отделения?