Замерзшее мгновение

Гонсалес кивнул, хотя никогда не слышал о подобной статистике.

Снова зазвонил мобильный. Телль посмотрел, кто звонит, извинился и вышел в гостиную.

— Ты уже знаешь, или как? — услышал он голос Бернефлуда на другом конце. — Кто заявлял на Рейно Эделля в полицию за преследования целых три раза за последние два с половиной года? Правильно, Ларс Вальц. Мы с Карлбергок пришли к выводу, что это настоящий дьявол.

— Это что-то дало?

— Да, Эделль утверждает, будто у Вальца были отношения с гомиком, который…

— Стоит заниматься этим дальше? — Телль подавил зевок. — А что делают остальные?

— Бекман проверяет распечатки звонков Вальца.

— Домашнего или мобильного?

— Обе.

— Нашла что-то?

Бернефлуд отнял трубку от уха и, чтобы подразнить Телля и продлить напряжение, включил ужасную музыку паузы в звонке.

Через пару минут он снова подключился.

— Снова бинго. Есть один номер, который встречается постоянно, и на мобильном, и на домашнем телефоне, помимо номера сестры Лисе-Лотт. Это номер Кристоффера Закариассона в Вестра Фрёлунде: тот самый гомик! Я возьму его.

— О’кей. Только, Бенгт…

— Да?

— Полегче, ладно?

Бернефлуд был в ударе. Телль приподнял бровь, приятно удивленный неожиданным рвением коллеги.

Он вернулся в кухню, где Мария Вальц уже успокоилась и искала печенье в шкафу.

— В начале он, пожалуй, пытался сдержать обещание — должна сказать это в его защиту. Он звонил иногда мальчикам. Хотел с ними встретиться и все такое. Но они… да… Они были в чувствительном возрасте. И плохо приняли все это, особенно Йоке. Это наш старший. Через какое-то время Ларс, наверное, сдался. Прекратил попытки. Но ведь это неправильно, что человек оставляет своих детей, или как?

Она требовательно посмотрела на Гонсалеса, который послушно покивал.

— Дети имеют право прекратить общаться со своими родителями, но ни в коем случае не наоборот. Нет, самое большое предательство Ларса — по отношению к мальчикам.

— То есть вы хотите сказать, что ваши сыновья не имели контактов с отцом после вашего развода.

— Нет, уже примерно четыре года. Едва ли.

— Когда вы в последний раз видели бывшего мужа? — спросил Телль, стоя на пороге кухни.

Она вздрогнула, словно забыла о его присутствии.

— Это было… я не помню. Довольно давно. Два или три года назад. У нас была встреча у моего адвоката, связанная с продажей дома.

Телль снова подошел к столу, преграждая Марии Вальц дорогу, и задумчиво провел рукой по волосам.

— Боюсь показаться черствым, но у меня сложилось впечатление, что в течение некоторого времени после развода с Ларсом вы вели себя… неадекватно. Как ваше самочувствие сейчас?

Он бесстрашно встретил ошеломленный взгляд Марии Вальц. Она резко поднялась и почти силой заставила его подвинуться, чтобы подойти к крану. Наполнила водой стакан и расплескала почти половину, прежде чем сумела выпить пару глотков.

— Я чувствую себя хорошо, спасибо. И хорошо чувствовала большую часть своей взрослой жизни. Вы что, не понимаете? Все было разрушено: моя семья, мой дом, моя безопасность. Меня бросили, предали, выкинули как тряпку — мне продолжать? На какое-то время я потеряла опору под ногами — вы считаете это странным, комиссар?

Телль молчал.

— Сейчас все хорошо. Я уже много лет встречаюсь с врачом. Я не убивала своего бывшего мужа, комиссар.

— В наши намерения не входило заставить вас почувствовать себя обвиняемой. Если так, прошу прощения. Но, коли вы не возражаете, хотел бы узнать имя врача и попросить вашего разрешения поговорить с ним.

Она кивнула. Лицо, которое раньше было красным от слез, теперь побелело, когда она вытащила визитную карточку из кухонного шкафа. На виске яростно пульсировала жилка.

— Я бы попросила комиссара и ассистента уйти, — сказала она и демонстративно встала в коридоре.

— Мы уже уходим. Просим прощения за причиненные неудобства и еще раз приносим свои соболезнования, — сказал Телль.

Она заперла за ними замок на два оборота.

Во время короткой дороги обратно в отделение они не разговаривали. А когда свернули на Сконегатан, на телефон Телля пришло сообщение.

— Ты сегодня популярен, Телль, — сказал Гонсалес. — Снова Бернефлуд?

Телль покачал головой, открыв сообщение:

Последний шанс. Ужин у меня. 18.00.

Часы показывали, что у него осталось сорок пять минут, чтобы успеть. Он снял машину с ручного тормоза, на который только что ее поставил, и повернулся к Гонсалесу.

— Выскакивай, я поеду дальше. Когда придешь, посмотри в материалах адрес Сейи Лундберг, это одна из первых двух свидетелей. И позвони мне на мобильный.

— О’кей.

Гонсалес позвонил через двадцать минут, он как раз проезжал поворот к месту убийства. Туман от реки лежал в низинах, словно сахарная вата. Он вытряхнул сигарету из полупустой пачки, которую, на свое счастье, обнаружил в бардачке, и приоткрыл окно, чтобы выпустить дым. Почти совсем стемнело. Его вытянутую руку покрыла влага, быстро проникшая в машину, мокрой пленкой покрывая подголовники.

Он раздраженно открыл пепельницу и потушил сигарету в куче окурков. Не следовало просить Гонсалеса выяснить адрес. Сейя Лундберг свидетель, и нет ничего странного, что он хотел встретиться с ней у нее дома, но лучше, конечно, было позвонить в справочную.

Она пыталась связаться с ним трижды. Каждый раз он трусливо сбрасывал звонок. Сначала он был не готов: волна теплой радости разлилась по телу. Однако на смену ей быстро пришло беспокойство, когда он вспомнил, что наделал и какие последствия мог иметь его поступок, если о нем, например, станет известно Эстергрен.

Он быстро вычислил, что самым умным было бы прекратить эту связь и надеяться, что о ней вообще никто не узнает. Это означало, что придется объясниться с Сейей и заставить ее понять, в каком положении он находится. Почему они не могут больше встречаться.

Его ужасала необходимость причинить ей боль; еще страшнее была перспектива никогда больше ее не увидеть. Он не знал, что делать. С каждым ее звонком страх становился сильнее.

Он убедил себя, что единственным разумным поступком будет разговор с глазу на глаз. Проще говоря, у него не было другого выхода, кроме как встретиться с ней снова.

Телль думал, что за круто поднимающейся вверх асфальтовой дорожкой и узким проселком дорога кончается, и поехал не туда. Знак разворота, кажется, подтверждал его опасения, но вдруг он заметил несколько почтовых ящиков на деревянном шесте у дороги. Это по крайней мере свидетельствовало, что дома есть и еще выше на горе. С помощью миниатюрного фонарика, который он всегда носил с собой на связке ключей, ему действительно удалось прочитать фамилию Лундберг на одном из ящиков.