Замерзшее мгновение
Шрифт:
Слово «тупы» было явно подчеркнуто и полностью вывело Бернефлуда из равновесия.
— Инспектор, — поправил он тихо, пытаясь понять, правильно ли поступает, чувствуя себя оскорбленным. Чтобы не усложнять, он решил пропустить недооценку своих умственных способностей мимо ушей. Все-таки скоро обед, и ему совсем не хотелось задерживаться в доме у этого человека дольше необходимого. К тому же тот даже не догадался его угостить.
Отсутствие в доме женщины все-таки очевидно. Улла никогда бы не допустила, чтобы гость сидел с кофе без печенья.
При мысли об обеде и кофе с печеньем он вдруг
— У вас была связь с Вальцем или нет? Отвечайте просто «да» или «нет».
— Я не понял, что констебль уже спрашивал об этом. Простите, инспектор.
— Я спрашиваю сейчас.
— Ларс жил с Лисе-Лотт — полагаю, вы это уже знаете. До того он был женат на женщине по имени Мария — думаю, это вам также известно. Сам я живу один, поскольку еще не нашел мужчину своей мечты.
Он улыбнулся Бернефлуду — скорее упрямо, чем шаловливо. Бернефлуд посмотрел на него с отвращением.
— Вы сами только что сказали: голубые — такие же, как обычные люди, и даже вы наверняка знаете, что обычные люди иногда изменяют. Итак, я спрашиваю еще раз, поскольку вы пока не ответили на мой вопрос: состояли ли вы в связи с Ларсом Вальцем?
— У нас не было связи. И какое отношение это имеет к убийству Ларса?
Бернефлуд пренебрежительно пожал плечами и сунул ручку за ухо, откуда она сразу же упала и закатилась под стул. Он оставил ее лежать там.
— Ну, можно, например, представить себе драму. Он отказывается уходить от жены, и для тебя, ревнивого любовника, этого вполне достаточно. Если он не с тобой, то не будет ни с кем.
Бернефлуд был доволен собой. Закариассон покачал головой, словно не веря своим ушам.
— Вам должно быть стыдно. Не только потому, что все это звучит как плохой детектив. Вы еще и подчеркиваете, что гей не может дружить с обычным мужчиной, не пытаясь при этом его соблазнить. Мне даже не льстит, что вы считаете, будто мне это удалось. Повторяю еще раз: у нас не было связи.
— В нашем расследовании фигурирует человек, утверждающий обратное.
— Сумасшедший крестьянин, который хочет забрать земли Лисе-Лотт. Я знаю. Какое-то время Лассе очень переживал из-за этого. В конце концов он даже заявил на него в полицию, когда это уже перешло всякие границы.
— Вы хотите сказать, что Ларс боялся Рейно Эделля?
Закариассон встал и налил себе кофе, но не подлил Бернефлуду, словно подчеркивая: я делюсь информацией с полицией, потому что это мой гражданский долг, но вы незваный гость в моем доме. «Злопамятный черт».
Бернефлуд демонстративно отставил пустую чашку.
— Я бы не сказал, что он боялся, — проговорил Закариассон. — Скорее был взбешен. Вроде как этот крестьянин ему угрожал. Думаю, он заявил в основном, чтобы дать ему понять: всему есть предел, заставить одуматься.
Закариассон посмотрел на часы и кокетливо, на взгляд Бернефлуда, воскликнул:
— Боже, мне надо бежать. Я начинаю через двадцать минут.
Часы Бернефлуда показывали время обеда.
— Хорошо, можете идти. Я только хотел бы узнать, когда вы в последний раз видели Ларса Вальца.
Закариассон задумался.
— Это было за пару дней до Дня святой Люсии. Лассе нужно было на площадь Фрёлунда по какому-то делу. Мы
там пересеклись и посидели в кафе.— Вы не заметили тогда в нем ничего необычного? Может, он сказал что-то особенное?
— Нет. Был такой, как всегда. Говорил о поездке, в которую собралась Лисе-Лотт. Как обычно, беспокоился о деньгах, но не так сильно, чтобы это испортило ему настроение. Послушайте, мне действительно нужно идти, я опаздываю на работу.
— Где вы были в ночь с понедельника на вторник?
— Вы меня подозреваете?
— Просто ответьте. Вы наверняка смотрели по телевизору достаточно детективов, чтобы знать, что я должен спросить вас об этом.
— Был после работы в ресторане-баре «Гёта» на Мариаплан, вначале с тремя коллегами. Когда другие ушли, я остался с другом, которого там встретил. Приблизительно до половины одиннадцатого, а потом взял такси и поехал домой.
— Один?
— Да, один.
— А остаток ночи вы провели один в квартире или?.. О’кей. Эти коллеги и этот… друг? — Он выразительно подчеркнул последнее слово. — Они могут подтвердить, что общались с вами тем вечером?
— Конечно. Я сейчас же дам вам номера их телефонов. А друг, кстати говоря, это женщина, моя бывшая сокурсница из университета.
Он поднялся с явным отвращением на лице.
— А сейчас я в любом случае отправляюсь на работу, и если вы хотите еще о чем-то со мной поговорить, то вызывайте на допрос.
— Вот как, вы работаете в межпраздничные дни? Где? — спросил Бернефлуд из любопытства, а не потому, что собирался подвезти Закариассона.
— В социальном доме для инвалидов. Сегодня у меня послеобеденное дежурство.
— Хорошо, удачи, — сказал Бернефлуд и с некоторым усилием поднял ручку с пола. Это все-таки был «баллограф».
25
1995 год
Ее учитель рисования сощурился на солнце и загрузил багаж в свой «вольво-комби».
— Ты вернешься после лета, Мю? — спросил он и спустил солнцезащитные очки со лба обратно на глаза.
Мю кивнула.
— Тогда рисуй, и до встречи.
Он на секунду задержался.
— Ты, наверное, думаешь, что я всем это говорю, но это не так.
Мю смущенно балансировала, пытаясь удержать солнечного зайчика на голой ноге. Она постоянно передавала ему свои рисунки, оставляя их в его почтовом ящике в учительской, потому что слишком стеснялась отдавать лично. В основном это были небольшие, быстрые карандашные наброски людей в движении.
Она пыталась рисовать маслом. В результате получались картины с толстыми слоями краски и достаточно шершавой поверхностью. Ей нравилось чувствовать все слои под самым верхним.
Каролин позировала по другую сторону холста и не должна была узнать, что скрывается под поверхностью. Мю это тоже стало нравиться. Но быстрые наброски в блокноте придавали ей больше энергии. Рисунки, сделанные в неутомимом ожидании чего-то другого, сосредоточенного прежде всего на движениях и намерениях людей, а не на собственно изображении. Это позволяло ей удивляться конечному результату, возникавшему из суеты на первый взгляд незначительных событий.