Замерзшее мгновение
Шрифт:
— Все равно уже прохладно сидеть на улице.
Она затолкала полицейских в гостиную. Ноздри Фриск уловили ощутимый запах алкоголя, исходящий от Анетт Перссон. Вот почему она так не хотела сидеть на улице. Перссон прижала руки к щекам, словно только сейчас поняла, что, сама того не зная, находилась в нескольких метрах от убийцы.
— Я была вынуждена… все это так ужасно. — Она зарыдала и закрыла лицо руками. — Как же нам теперь жить здесь, посреди леса, после того, что произошло? Я никогда.
За ее всхлипываниями невозможно было разобрать слов. Фриск положила руку ей на плечо.
—
— Госпожа Перссон, вы сказали «темная», — вступил Гонсалес, проигнорировав взгляд, брошенный на него Фриск — она считала, что женщине нужно отдохнуть. — Вы сказали «темная машина». Она была темного цвета?
Перссон посмотрела на него сквозь слезы и задумалась.
— По-моему, да, — наконец произнесла она. — На улице было темно, но, мне кажется, я бы заметила, будь она белая или светлая. По-моему, она была черная или, может, темно-синяя.
— Но, к сожалению, вы не знаете марку машины.
Анетт Перссон удивилась:
— Конечно, знаю. У нас была такая же, до того как мы купили «берлинго». Джип. Джип «гранд чероки». Практически новый.
Прежде чем покинуть этот район и отправиться в более цивилизованные места, они позвонили в дверь к Транстрёмам, хотя и знали, что комиссар Бьёркман уже разговаривал с ними. А вдруг они вспомнили что-то еще? Однако дома никого не оказалось.
Гонсалес решительно обошел вокруг дома, наступил на тонкий слой льда и провалился в лужу, снова намочив свои кроссовки «Адидас», только-только начавшие подсыхать. Во всех окнах было темно.
Они выехали из Стровикена, основную часть которого составляли запертые дачи с покрытыми инеем окнами. Фриск включила радио, отодвинула назад сиденье и задрала ноги на приборную панель, пока Гонсалес — спокойно и аккуратно — вел машину в Бурос, к магазину супругов Бернтесон. Он считал, что его профессия и без того достаточно опасна и не стоит лишний раз подвергать свою жизнь риску из-за сумасшедшей езды.
Времени у них хватало. Инспектор криминальной полиции Фриск притворно храпела, но он не обращал на это внимания.
Майя Бернтссон повесила табличку «закрыто» на дверь как раз в тот момент, когда приехал ее муж.
Гонсалесу показалось, что тот выглядит немного испуганным, но, с другой стороны, это еще ничего не значило. Люди часто боятся разговаривать с полицией — об этом он знал, как никто другой. Множество приятелей, с которыми он общался, будучи подростком, выбрали для себя криминальный путь.
То, что Сигвард Бернтссон относился к типу людей, с которыми у Гонсалеса были особые проблемы, лишь усугубило жесткую оценку этого мужика, тем более что он был старше своей жены по крайней мере вдвое. Его лицо и грудь покрывала огромная рыжеватая курчавая борода. Но, несмотря на подозрительный вид, рукопожатие было крепким.
К сожалению, Сигвард и Майя Бернтссон ничем не могли помочь следствию, поскольку окна их спальни выходят на лес, а не на участок Барта. В ту ночь они спали, с двумя короткими перерывами. Сигвард напомнил полицейским,
что их дом — последний на дороге, то есть посетители Барта не проезжали мимо них. И полицейские уже знали об этом.— Я вставала в туалет сразу после полуночи, — сказала Майя Бернтссон, немного подумав. — Я запомнила время, потому что выключила тогда видео — вечером я записывала фильм. Потом проснулась рано утром, но тогда Улоф Барт был еще жив, потому что от него доносился громкий шум.
Супруг наморщил лоб.
— Ты ничего об этом не говорила.
Она бросила на него снисходительный взгляд.
— Да я даже тебя разбудила своими жалобами, хотя ты просто повернулся на другой бок и заснул. Кроме того, зачем об этом говорить?
Она снова повернулась к Гонсалесу.
— Здесь тоже нет ничего необычного — Улоф рано поднимался и газовал всеми этими моторами, которые ремонтировал; порой это раздражало — например, в выходные, когда хотелось тишины и покоя.
— Сколько тогда было времени?
— Ну… точно не скажу. Наверное, пять или шесть утра. Он всегда вставал с петухами.
Фриск многозначительно посмотрела на Гонсалеса.
— Майя, вы могли бы рассказать что-то еще? Может, вы слышали какие-то голоса? Подумайте хорошенько.
Бернтссон неуверенно покачала головой и посмотрела на Фриск.
— Нет… я ведь полусонная была, вставала на минутку.
Фриск положила на стол свою визитную карточку.
— О’кей. Если вспомните что-то еще, пожалуйста, сообщите мне, это важно. Что угодно. Это касается вас обоих.
Сигвард Бернтссон по-прежнему казался слегка растерянным и не подтверждал сказанного женой.
— Еще только одна вещь, — задумчиво произнес он, когда полицейские уже собирались уходить. — Я говорил с Улофом во вторник. Обычный разговор, хотя мы с ним, как правило, не общались, если вы понимаете: он был одинокий волк, — но… тогда мне показалось это странным, однако в свете случившегося…
— О чем вы говорили? — помогла ему Фриск, сцепив руки перед собой на столе.
— Улоф обратился ко мне, когда я рубил дрова, — в кой-то веки его что-то… заинтересовало. Словно он хотел чего-то. Начал говорить о разных охранных сигнализациях для вилл — какую нужно ставить, какую нет. Если честно, я практически не обратил на это внимания, мне не нравится фальшивая безопасность… ну, вы понимаете, капиталисты наживаются на страхах людей. А закончил он тем, что мы — в смысле, соседи — должны помогать друг другу и присматриваться. Я так понял, если будет кража, взлом, и все в таком духе, но… Конечно, он мог иметь в виду что-то совсем другое.
— Вам кажется, что он боялся чего-то конкретного?
— Да, словно чувствовал, что что-то должно произойти. Словно предполагал появление убийцы.
31
Экспертиза показала, что пуля, пробившая голову Улофа Барта, выпущена из того же оружия, из которого был застрелен Ларс Вальц. В связи с этим, пожалуй, можно было констатировать, что в обоих случаях действовал один и тот же убийца.
Комиссар Бьёркман и инспектор Фриск из Буроса заняли свои места в комнате для совещаний криминальной полиции Гётеборга, чтобы провести первое совместное заседание.