Замерзшее мгновение

— Глаза разуй, — повторяет он, но уже не так уверенно.

Почему-то именно неуверенность заставляет ее злиться. Она отпускает велосипед и делает пару шагов навстречу мужчине.

— Это я разуй глаза? А ты как едешь, придурок чертов? Ты чуть не сшиб меня, хотя я совсем на обочине стояла!

— У тебя колесо проколото.

— Ты что, думаешь, я не знаю?

В течение нескольких секунд слышится звук от колеса, продолжавшего крутиться после того, как велосипед упал. Когда звук наконец прекращается, становятся слышны звуки леса. Падающие капли. Скрип, шелест. Между ними — полная тишина.

Мужчину не разглядеть — виден только силуэт, волосы, куртка с широкими плечами. Он делает шаг назад, выходя из круга света.

В пикапе кто-то шевелится, просыпается, стонет. Тут же открывается дверца со стороны пассажира, и еще один парень чуть не вываливается наружу. «Огромный и в жопу пьяный».

— Блин… Поедешь с нами или… Э, девушка. Можешь сесть ко мне на колени.

Он бормочет что-то и, гогоча, похлопывает себя в паху. Ставит одну ногу на землю и с трудом выбирается из машины. У него потное бородатое лицо, красные глаза.

Есть еще третий, на заднем сиденье.

Сердце Мю лихорадочно колотится, пути назад нет. «Нельзя показывать свой страх». Она чуть наклоняется к тому парню, который был за рулем, даже на расстоянии безошибочно чувствуя запах алкоголя.

— Блин, ты же пьяный. Тебе повезло. Если бы ты на меня наехал, тебя бы посадили.

Мю отступает на несколько шагов и идет к своему велосипеду.

— Свинья, — бормочет она.

— Ну извини, что ли! — Голос меняет оттенок — он, кажется, не уверен в своей злобе. — Может, положить велосипед на багажник? Ты выглядишь не очень бодро.

Нельзя показывать страх. «Только бы добраться до дома. Только бы всего этого не было».

— Если бы я даже была полудохлой, и то бы не поехала с таким алкашом, как ты.

Девчонка снова оказалась в свете фар. На этот раз она не заслоняла глаза рукой, а просто стояла как идиотка и ждала, что будет дальше. Она не могла как следует разглядеть его, а он хорошо ее видел.

Смешное милое девчачье личико, совсем не сочетавшееся с грубой мужской одеждой. Щеки на морозе покраснели, как у ребенка. «Сердитый чертов ребенок». Почему-то это показалось Молле привлекательным и трогательным. Черт, он же извинился. Предложил подвезти ее до шоссе, там она могла бы сесть на ночной автобус или взять такси. Что еще он должен сделать? Вечеринка продолжится всю ночь, и пройдет еще много часов, прежде чем узкая лесная дорога осветится фарами возвращающихся машин и мотоциклов.

Девчонке не стоило бы гулять одной ночью в лесу. С кем угодно может случиться что угодно. И никто ничего не увидит и не услышит.

Волк отпустил дверцу и подошел к Мю, как подходят к загнанному зверю.

— Ну давай прокатись с нами. У нас есть выпить и кое-что еще, тебе точно понравится. Или ты, может, не по этой части? Может, тебе член не нравится? — Его тихий голос вдруг стал трезвым и зазвучал с угрозой.

Молле чуть было не сказал Волку, чтобы тот заткнулся, но не смог. Оскорбление засело в нем как заноза. Он понял, что ему нравится внезапный страх самонадеянной девки. Теперь она уже не так уверена в себе. Наверное, решила, что лучше заткнуть пасть. И правильно сделала. Она хотела взять свой велосипед и слинять, но Волк подошел к ней и сжал руку. Тогда она закричала:

— Отпусти, ты, козел вонючий! — и стала звать на помощь.

Ну и пусть зовет. Все равно никто не услышит.

Молле тут же понял, что у нее нет шансов. Они могли сделать с ней все, что угодно, и она им не помешает. Он возбудился от этой мысли и от того, что Волк, со странным выражением на бородатом лице, тащил кричащую и брыкающуюся девчонку к машине.

Волк держал ей руки за спиной одной своей мощной лапой, а другой пытался расстегнуть штаны. Это был уже совсем другой человек, а не перебравший бубнящий дурак.

Пиль открыл дверцу машины, чтобы Волк мог бросить девчонку на сиденье, а потом встал как вкопанный, казалось, не зная, что делать дальше.

Мю словно покидает свою телесную оболочку и смотрит на происходящее с высоты, с верхушек деревьев. То, что не нужно больше сопротивляться, приносит облегчение. Ясно видны детали: жвачка в форме лошадиной головы, прилипшая к сиденью. Остатки гамбургера и бесчисленные банки пива на полу. Гомер Симпсон на шнурке, привязанном к зеркалу. Запах пота и коровьего навоза от меховой шапки, к которой прижата ее щека.

— Давай! — кричит Здоровый.

Тот, кто кажется напуганным, задирает ей пальто с гримасой, которая в других обстоятельствах показалась бы комичной, — он делает это с отвращением, словно вскрывает труп крысы. Да, сверху Мю видно, что он боится. Ее короткая коричневая юбка, надетая поверх черных лосин, задралась вверх, его лицо искажается, и он начинает быстро и тяжело дышать, словно у него приступ астмы. Он тянет за юбку, будто пытается разодрать ее по швам.

В конце концов Здоровому это надоедает, и он отталкивает своего нерешительного приятеля, но, прежде чем его туша успевает придавить ее, Мю видит свой шанс.

За долю секунды вернувшись в свое тело, она изворачивается и бьет в пах своего мучителя. Здоровый теряет равновесие и спиной падает на Трусливого, который, кажется, только и ждал момента, чтобы потерять сознание: он поскальзывается и скатывается в канаву.

Мю пользуется шансом и бежит в темноту, в никуда. Ветка царапает ей лицо. Она несется и стискивает зубы: она будет плакать, но не сейчас, потому что из-за слез ничего не сможет разглядеть в темноте.

Она безумно боится споткнуться и упасть, но не хочет видеть, как лежит ничком на замерзшей земле: тогда преследователи доберутся до нее через несколько секунд. Сейчас нужна полная концентрация: струйка крови стекает по лицу, во рту появляется горький привкус железа. Она будет кричать от этого, но не сейчас; сейчас она бежит с криком, бьющимся внутри ее. Звук треснувшей ветки заставляет ее бросить взгляд назад. Свет фар кажется очень близким.

Она не слышит ничего, кроме ударов своего сердца.

* * *

Быстрее, чем мозг успевает отреагировать, Молле обегает машину и несется за девушкой. Ему невыносима мысль, что ей удастся сбежать и выиграть. Он не отвечает за Волка, но сам уже и не думает трахнуть девчонку — она слишком жалка, но именно поэтому ее следует проучить. Потом они отвезут ее до шоссе, и она будет благодарна, что они не причинили ей зла, хотя вполне могли это сделать.

«Успокойся», — прокричал он, обращаясь одновременно и к ней, и к Волку, у которого изо рта пошла пена, еще больше подтверждая его прозвище.

Вдруг она упала. Потом ему трудно будет сказать, поскользнулась ли на мокром от дождя корне дерева или потеряла сознание, — факт тот, что упала и осталась лежать неподвижно.

Потом были только удары его сердца и шумное дыхание Волка, становившееся все слышнее, пока Молле не заорал, чтобы тот заткнулся.

Было темно, слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но он снова подумал, что фигура, лежащая на земле, чересчур неподвижна. Дрожащими руками вытащив фонарик, он так и не решился его зажечь. Волк вырвал фонарь у него из рук и посветил на снег. Потом, во время бешеной поездки до дома, Пиль рыдал как ребенок, заткнув пальцами уши. А ведь он не видел, как снег покраснел от крови вокруг ее головы, и не смотрел в ее широко раскрытые глаза.