Замок из песка

— Ты про кого? — без особого интереса отозвался кто-то из девчонок.

— А ты вчера на премьеру «Вальпургиевой ночи» ходила? Там такой Вакх был, что хоть стой, хоть падай! Руки — крюки, ноги — крюки, а прыжок — так просто не вышепчешь!.. Настенька, правда, Серебровская, как всегда, — красавица!

— А кто Вакха-то танцевал?

— Да Ганс, Господи! Ганс из «Жизели».

Ленивая, почти сонная нега слетела с меня мгновенно. От усталого благодушия не осталось и следа. Ганса в «Жизели» танцевал Алексей. Только Алексей. Это была его партия…

— Его зовут Алексей. Его фамилия Иволгин. Никакой он тебе не Ганс, — процедила я сквозь плотно сжатые зубы. — А по поводу рук-крюк ты сначала на свои посмотри… Плисецкая!..

Вероничка удивленно округлила глаза, по-деревенски подперла подбородок круглой ладошкой и неожиданно участливо спросила:

— И не тяжело тебе так?

— Ты о чем? — Мой голос еще дрожал от злости.

— Тяжело, наверное… Я ведь только сейчас поняла, на кого похож твой мальчик. Ну, тот, который за тобой заходит… На артиста, на артиста, думаю… Да он же на Иволгина нашего похож!.. Выходит, ты возвышенно любишь одного, а спишь с другим? Бедняжка!

— Да пошла ты!.. — Я яростно дернула за замок «молнии» на крепдешиновом платье, и «молния» не замедлила разойтись. Гофрированные рукава сползли с плеч, сделавшись похожими на крылья мертвой бабочки.

Вероника с абсолютно невозмутимым видом достала из косметички английскую булавку и протянула мне:

— На, зацепи хоть под воротником. Кофту накинешь, до дома как-нибудь дойдешь… А за Иволгина своего не обижайся. Хороший он танцор, просто Барышников! И мальчик твой хороший. И спать с ним не стыдно. Что ты как маленькая, ей-Богу?!

Все-таки Вероничка Артемова была дамой вредной, стервозной, но не злобной. Как это ни парадоксально звучит…

А спать с Сашей мне, в самом деле, было не стыдно. И, кроме того, привычно. Я даже придумала для себя почти философскую сказку про одну принцессу, которая долго-долго искала самый прекрасный цветок на свете. Она его в конце концов нашла, но на бесконечно высокой горе. И достать цветочек оттуда было невозможно. Тогда она посмотрела себе под ноги, увидела маленький василек и сказала: «Я буду звать тебя самым-самым прекрасным цветком»… В общем, «философская» суть сводилась к тому, что принцесса не только выбрала синицу в руках вместо журавля в небе, но еще и мысленно пририсовала ей широкие крылья и длинные голенастые ноги… Я пыталась любить в Саше зыбкое отражение Алексея. И иногда верила, что у меня это получается…

Впрочем, Валера Антипов, на правах подружки посвященный в мои личные дела, упорно не желал замечать сходства Ледовского и Иволгина, Сашу за глаза называл не иначе, как «мерзкий приспособленец и эгоист». А если случайно пересекался с ним в моей квартире, старался под любым предлогом побыстрее сбежать.

Но в этот раз обстоятельства играли против него. Через два дня мне исполнялось восемнадцать лет, и мы с Валерой лепили пельмени к предстоящему празднику.

— А ты опять капусткой хрустеть будешь? — ехидничал Антипов. — Может, тебе и именинный пирог специальный сделать? Капустно-морковный! Или редисочно-спаржевый!..

— Почему? Ради такого праздника штук пять пельмешек я проглочу, нарушу-таки диету… А если ты пытаешься намекнуть, что хватит уже лепить, то я тебе скажу одно: «Не филонь!» В самом деле, Валер, гостей будет много, надо, чтобы еды на всех хватило.

И в этот момент в замке повернулся ключ. Пришел Саша, предпочитающий дверь открывать самостоятельно, а не жать на кнопку звонка с видом просителя. После защиты диплома он бегал по бесконечным собеседованиям. И я, честно говоря, не ожидала его сегодня увидеть.

Валера мгновенно помрачнел, с неудовольствием отложил в сторону очередной пельмень и указал выразительным взглядом сначала на свои заляпанные мукой руки, а потом на прихожую.

«Стряпать-то, конечно, надо, — говорили его печальные глаза, прячущиеся за толстыми стеклами нелепых очков, — но давай как-нибудь в другой раз. Ну, раздражает, раздражает меня твой любовник! Ничего поделать с собой не могу!»

Я смешно оскалилась, наморщила нос и махнула рукой. Что должно было означать: «Не обращай внимания и никуда не сбегай. Все будет нормально. Я тебе обещаю».

Валера обреченно вздохнул, пожал плечами и нехотя потянулся за следующим сочнем. В кухню уже потихоньку вплывал запах Сашиной туалетной воды.

Вскоре появился и он сам, идеально выбритый, голубоглазый, улыбающийся и, как всегда, очаровательный. Обнял меня за плечи, мило чмокнул в щеку и, брезгливо смахнув муку со свободной табуретки, присел на самый краешек.

— Как сегодня твои делишки? — Надо сказать, в голосе его почти не слышалось заинтересованности.

— Ничего, — ответила я. — Все как обычно. Все хорошо.

— Почему «как обычно»? — обиделся за меня Антипов. — Между прочим, сегодня Насте сказали, что на следующей неделе на нее придут посмотреть из театра.

— Ну-у! — Саша покачал головой и развел руками, пародируя недоверчивый восторг.

— А, кстати, зря вы смеетесь! — Валера с остервенением вонзил вилку в фарш и пару раз провернул ее, словно кинжал в теле врага. — Я, как знаток, могу сказать, что Настя за короткое время достигла очень больших успехов. Это трудно, это больно, и далеко не каждому дано…

— По-моему, ребята, вы слишком серьезно ко всему этому относитесь. Не нужно таких драматических страстей… Помнишь, Настюш, как ты сама смеялась над теми, кто живописует ужасы балета? И из всех этих ужасов знает только «восемь часов у станка», как горе-меломан «Полонез» Огиньского?.. Балет как балет. Работа как работа… Настенька, конечно, молодец, но…

— Значит, вы относитесь к этому как к обычной учебе в вашем техническом вузе, например?

Саша подошел к холодильнику, достал минеральную воду и выпил, не отрываясь, чуть ли не полбутылки. Потом расстегнул верхнюю пуговицу своей просторной шелковой рубашки и взглянул на Антипова с веселой, чуть-чуть снисходительной улыбкой.

— Вам интересно, как я ко всему этому отношусь?.. Могу объяснить. Я считаю, что Настя могла лучше устроиться в жизни, если бы все-таки закончила институт… Да, балерины прекрасно выглядят: худенькие до самой старости, пряменькие. Но они всю жизнь занимаются тяжелым физическим трудом. Это имеет смысл, если быть Плисецкой, Улановой… Но всю жизнь мучить себя, чтобы прыгать в массовке?.. На мой взгляд, лучше пить чай и чертить схемки в конструкторском бюро.

— Так вам кажется, что ваша любимая женщина достойна только того, чтобы танцевать в кордебалете?