Замок из песка

И, естественно, встреча случилась тогда, когда я меньше всего этого ожидала. В тот понедельник мы с Антиповым, проторчав двадцать минут на остановке перед домом, опаздывали и поэтому ужасно торопились. Еще на аллее перед Оперным на моих ботиночках развязался шнурок, но наклоняться и завязывать новый бантик было некогда. Я решила, что добегу так, а в следующий раз затяну шнурки на морской узел. Однако уже на лестнице стало ясно, что добежать до класса не удастся: язычок ботинка окончательно вывалился, а шнурки тянулись по полу за ногой, словно усы аквариумного сомика.

— Слушай, давай здесь попрощаемся, — сказала я Валере, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу и жалобно посматривающему на часы. До его хорового зала нужно было подниматься еще на четыре лестничных пролета. — Я-то уже почти пришла, а ты из-за меня опоздать можешь.

— Ну давай! — охотно согласился он. Помахал мне рукой и, уже взлетая по лестнице, крикнул: — Только на выходе подожди меня обязательно! Не знаю, точно или нет, но, возможно, у меня будет для тебя кое-что интересненькое…

Скорее всего Антипов собирался достать для меня очередной рецепт гадкого риса. На мгновение мне стало грустно: Валера очень придирчиво следил за соблюдением его рекомендаций.

Но вежливо отказываться было поздно: коричневый жилет моего соседа уже исчез из виду. Я отошла к окну и принялась завязывать шнурок, причем лицом развернулась к коридору, в котором находился мужской репетиционный класс и из которого в любой момент мог появиться Алексей. И, конечно же, стоило мне наклониться, как за спиной раздалось вежливое покашливание. Я повернула голову и от неожиданности присела на корточки, словно испуганная детсадовка. Иволгин собственной персоной стоял за моей спиной и весело улыбался.

— Пройти можно, девушка? — Даже голос его, забытый за несколько лет, показался мне самым прекрасным в мире. Что уж говорить об обладателе этого голоса? На нем был свободный черный пуловер с у-образным вырезом и спортивные черные брюки с карманами на «молниях». Волосы его, все такие же длинные, были смешно заправлены за уши, отчего лицо приобретало какое-то лукавое выражение.

— Я спрашиваю: пройти можно?

— Д-да, — растерянно прошептала я. И так же, не вставая с корточек, чуточку переместилась. Наверное, со стороны это смотрелось очень смешно. Но Иволгин сдержал усмешку, вздрогнувшую в уголках его губ, и подал мне руку:

— Вы откуда такая испуганная? Работать сюда устраиваетесь?..

А рука у него была твердая и теплая. И подал он ее, наверное, не осознавая профессиональности жеста, как подают на уроках партерной поддержки. Его пальцы сжали мою кисть совсем легонько: так, чтобы только не дать упасть.

— Нет… не работать, — пробормотала я, не в силах отвести взгляда от его лица, такого желанного, такого любимого, с янтарно-карими глазами и длинными стрелами прямых ресниц. Наверное, в этот момент он тоже что-то вспомнил, потому что посмотрел на меня с неуверенным интересом и спросил:

— Простите, а мы с вами?.. То есть вы…

Рука его все еще сжимала мои пальцы.

— Нет! — только и смогла выдохнуть я и, резко мотнув головой, побежала прочь по коридору. Голенище моего ботинка хлопало о ногу, а сзади позорно тянулись усики так и не завязанных шнурков.

Отзанималась я в тот день так себе. Даже Третьякова отметила мою нервозность и лихорадочную возбужденность. Но пожалела, мучить и ругать не стала, а отпустила на все четыре стороны, попросив только в следующий раз приходить в нормальном состоянии.

Валеру, естественно, пришлось ждать не меньше часа. И я прокляла все на свете, сидя на лавочке под доской объявлений местного профкома и третий раз перечитывая забытый кем-то августовский номер «Огонька».

Антипов, сияющий и расправляющий плечи гордо, как молодой орел, появился без пятнадцати час.

— Дождалась? — интимно улыбнулся он, поведя бровями. — Ну и правильно сделала! Я же говорил, что будет кое-что интересненькое… Пойдем!

Мне не терпелось рассказать ему про встречу с Иволгиным, но Валера при каждой моей попытке вставить слово демонстративно закрывал уши и говорил:

— Молчи, женщина! Я не желаю слушать твою легкомысленную болтовню, я хочу предвкушать!

Что именно хотел «предвкушать» Антипов, я поняла, когда мы остановились перед облезлой дверью с табличкой «Архив».

— Вот, — сказал он, разведя руками удовлетворенно и в то же время немного виновато, — брать отсюда ничего нельзя, но смотреть можно все, что угодно… Девочка одна из нашего хора здесь работает. В общем, я с ней договорился…

Девочка из хора, оказавшаяся почтенной дамой лет пятидесяти, проявила поразительную тактичность, удалившись в дальний угол архива за бесконечные ряды стеллажей и только попросив Антипова на прощание:

— Валера, ну, я на тебя надеюсь? Все будет в порядке, да?

— Да, конечно! — с энтузиазмом подтвердил он и тут же принялся меня инструктировать. — Папки менять местами нельзя, отделять листы один от другого нельзя, трогать грязными руками нельзя… Что еще? Естественно, фотографии не отрывать…

Я слушала вполуха, а сама жадно шарила глазами по длинному ряду папок, стоящих в разделе «Личные дела артистов балета». Папка с карандашной надписью: «Иволгин А.А.» стояла последней в нижнем ряду. Наверное, мои пальцы слишком заметно дрожали, потому что Валера с усмешкой взял ее из моих рук и с демонстративной любезностью развязал потрепанные и разлохмаченные завязки.

Первым, что я увидела, была фотография. Алексей, совсем еще молоденький, с модной по тем временам косой челкой и неуверенной улыбкой на губах, напряженно всматривался в объектив. На этом снимке ему было не больше восемнадцати. Но в прищуре глаз, в изломе губ, в чуть восточной линии широковатых скул уже читалось, каким станет он через десять лет. Глазами молоденького, неопытного мальчика на меня глядел мой единственный, мой любимый Леша.

Потом я прочитала автобиографию, написанную корявым почерком двоечника, узнала, что родители у Иволгина военные и что родился он в 1963 году далеко, в Молдавии. Узнала, что учил мой Лешенька французский язык, но читать может только при помощи словаря, что отчество у него — Александрович, а назвали его, вероятно, в честь деда — тоже Алексея.

Еще в личном деле был приказ о присвоении Алексею Иволгину звания артиста балета высшей категории и объявление благодарности за то, что на гастролях он танцевал «в больном состоянии» и, следовательно, выручил балетную труппу. Но больше всего меня заинтересовала учетная карточка, в которой был его нынешний адрес. Алексей действительно жил на другом конце города, в престижном районе, очень далеко от меня. Зато теперь я ясно могла представить, как он выходит утром из подъезда, как идет на автобусную остановку мимо высоких белых девятиэтажек и как черноволосый сын машет ему из окошка. Кстати, в той же карточке сообщалось, что сын — Артем Иволгин, 1982 года рождения, а жена — Мария Иволгина — 1964-го. Произведя в уме несложные вычисления, я сообразила, что поженились они в весьма юном возрасте, а значит, наивный мальчик, глядящий на меня с фотографии, был в то время не таким уж наивным и уже, наверное, вовсю целовался со своей будущей женой…