Замок из песка

— Поехали, — я пожала плечами. — Если только тебя эта утренняя автопрогулка никак не напрягает.

— Не напрягает… Кстати, джинсы идут тебе гораздо больше, чем та, вчерашняя юбка.

— А я специально ее надела. Потенциальных кавалеров распугивала. Тебя вот хотела напугать.

— И тебе это удалось. Но добил меня, конечно, леденящий душу вопль: «Нет! Не надо! Не трогайте!»

Мы оба рассмеялись. Вчерашние кошмары начинали казаться просто дурным сном. Только вот секундный взгляд Константина Львовича, да еще Юлькино «будем надеяться, что на этом все кончилось» никак не хотели уходить из памяти.

— Антон, — я впервые обратилась к нему по имени и от этого почувствовала себя немного неловко, — но, надеюсь, ты не думаешь, что вся эта история — в самом деле плод моего больного воображения? Он ведь вел себя совсем не так мирно. И коньяк мне в лицо плеснул. Это-то уж не померещилось!

— Да ничего я не думаю. — Он вдруг стал серьезным. — Константин Львович ваш, конечно, порядочная сволочь. Но у меня, к сожалению, с ним общие дела, поэтому набить морду я ему не могу.

— И не надо — морду!..

— Испугалась? — Антон усмехнулся. — Не бойся. Человек он, конечно, дерьмовый, но не дурак. И трогать больше тебя не будет.

С минуту мы проехали в молчании, а потом я спросила:

— Антон, а ты тоже из «этих»?

— Из каких, из «этих»?

— Ну, ты, в общем, понимаешь… Константин Львович простых смертных к себе в особняк не приглашает.

— Нет, — он рассмеялся. — Если ты имеешь в виду, есть ли у меня счет в швейцарском банке, собственная компания, дача на Мальдивах и желание стать лидером какой-нибудь партии, — то я не из «этих»… Я строитель по образованию. Специалист по фундаментам. И у нас этим занимаюсь, и за границей по договорам… Хотел архитектором стать, но почему-то не сложилось. А в детстве дворцы любил рисовать, домики. Собаку возле домика обязательно. И будку ей с балконом и подземным выходом… Кстати, у меня появилась идея!

— Что-нибудь связанное с собаками и будками? — осторожно переспросила я. Собак я опасалась, миролюбивые кошечки были мне как-то ближе.

— Да нет. Опять же с «Лебедиными озерами». Только в лес на этот раз забираться не нужно… Ну что, едем?

Я неуверенно пожала плечами и улыбнулась.

Немного покурсировав по центру Москвы, мы остановились возле дома в Девяткином переулке, вышли из машины и поднялись по темной лестнице чуть ли не под самую крышу.

— Здесь один мой хороший знакомый живет. Художник, — объяснил Антон, прежде чем нажать на кнопку звонка.

К моему удивлению, хозяин квартиры открыл не сразу, а вполне бытово сообщил через дверь, что в услугах слесаря из РЭУ он больше не нуждается и исправлять содеянное тоже не надо. Картину не спасти, а жаловаться он и так не собирается.

— Это не слесарь! — голосом всадника Апокалипсиса сообщил мой спутник.

Дверь немедленно отворилась. И передо мной предстал художник — точно такой, какими их обычно изображают на картинках в детских книжках. В просторной блузе, при бородке клинышком и даже в мягком темном берете. Возможно, в столь тщательно слепленном внешнем образе читалась бы стебная ирония, если бы художнику не было достаточно много лет. Выглядел он на пятьдесят с хвостиком, а улыбался светло и радостно, как годовалый младенец.

— Что там за картину у тебя подмочили? — поздоровавшись, спросил Антон.

— А! — художник махнул рукой. — Не картину, эскиз еще только… Но все равно обидно!

— Я уж боялся: не «Озеро» ли?.. Вот даму специально привез на него посмотреть. Кстати, знакомься — Настя.

— Кирилл. Очень приятно, — представился художник.

Я несколько замялась и спросила:

— А по отчеству?

— Без отчества. Просто Кирилл.

На том и порешили.

Потом он провел нас в свою мастерскую — огромную пустую комнату с прямоугольными окнами под самым потолком и тремя обычными электрическими лампочками, висящими на длинных шнурах. Кругом стояли мольберты с натянутыми холстами. Какие-то картины были уже закончены, на некоторых холстах виднелись лишь отдельные цветные мазки.

«Озеро» я увидела не сразу: его загораживало странное сооружение, похожее одновременно и на перевернутую метлу, и на вешалку для одежды. А когда увидела — замерла в безмолвном удивлении. Не знаю, был ли Кирилл великим художником. Но его картины, а особенно «Озеро», казались написанными специально для меня.

Изображенное на холсте то же самое озеро, что мы видели вчера в лесу, выглядело совсем другим. Оно было лебединым… Нет, над деревьями не кружили прекрасные белокрылые птицы, не садились на воду, не прятали голову под крыло. Но это озеро жило, оно светилось изнутри, оно дышало, было прекрасным и настоящим. Смешной Кирилл в бархатном берете разглядел в нем то, что не увидела вчера я — злая, перепуганная и дрожащая. И простая, азбучная истина вдруг наполнилась для меня особым смыслом: то прекрасно, что освящено (или освещено?) любовью. Ну, не было света и красоты в моей наскоро сляпанной Одетте! И бесполезными оказались бы все технические экзерсисы. А все оттого, что абсолютно нет света во мне самой. Я и в самом деле его не чувствовала, как ни прислушивалась. Наверное, просто очень давно не видела Алексея…

Кириллу явно польстили внимание и грусть, с которыми я разглядывала картину. Во всяком случае, наблюдал он за мной с явным удовольствием. А когда я отошла от мольберта, вдруг сказал:

— Настя, мне очень бы хотелось написать ваш портрет. Приходите ко мне в мастерскую, когда вам удобно. Это займет не так уж много времени.

— Я бы с удовольствием. Но времени, к сожалению, нет совсем. — Мне снова представились утренние пробежки от дома до «оптовки», потом разгуливание по Черкизовскому рынку с сумкой-тележкой и наконец вечерний обход Домов культуры.

Кирилл отказом опечалился, но надежды не потерял:

— А чем вы занимаетесь, что у вас совсем не остается времени?

— Тете помогаю, на ры…

Я хотела сказать про беляши и трубочки, но Антон вдруг перебил меня:

— Настя — балерина. Причем очень хорошая балерина, — и на секунду задержал на мне взгляд своих удивительных глаз.

Кирилл загрустил еще больше:

— Ну вот, первый способ вербовки натурщицы не сработает… Я хотел сказать, что куплю вам за это сладостей. Каких захотите: хоть конфет, хоть халвы, хоть пирожных. Но вам ведь сладости нельзя? И вообще лакомствами вас не соблазнишь?

Я рассмеялась и пообещала милому художнику, что обязательно приду ему попозировать. Позже. Как только разберусь со своими проблемами. А уже в машине спросила у Антона:

— Почему ты сказал Кириллу, что я балерина? Постеснялся знакомства с рыночной торговкой?

— А ты ощущаешь себя в душе рыночной торговкой? — Он удивленно повел бровью. — Мне почему-то казалось, что нет… И потом, есть еще такая штука: мысль, облеченная в слова, начинает действовать. По принципу: «как скажешь, так и будет». Вот я и сказал, что ты прекрасная балерина…