Замок из песка

Иветта Андреевна толкнула дверь в зал и поманила меня рукой. Я подошла поближе. И увидела настоящий танцкласс с палкой вдоль стены и огромным сияющим зеркалом. Увидела темные портьеры на окнах и белый рояль в углу. А на стене — портрет молоденькой, голубоглазой балерины в костюме Черного Лебедя — Одиллии…

Домой я вернулась в половине одиннадцатого. В квартире было темно, и только свет из кухни желтым прямоугольником лежал на полу коридора. Пахло табаком и соленьями Жанны Викторовны.

Разувшись и повесив куртку на вешалку, я негромко позвала:

— Алексей!

Никто не ответил. Только звякнуло стекло и что-то не слишком тяжелое, вроде вилки или ложки, упало на пол.

Когда я прошла на кухню, вилка так и лежала на полу рядом с куском сыра. А Иволгин мрачно курил в открытую форточку. Пепельница перед ним была полна окурков. На столе стояла рюмка и наполовину пустая бутылка водки.

— Что случилось?

— Ничего. — Алексей посмотрел на меня больными, но совершенно трезвыми глазами. Лишь по легкому дрожанию уголков губ и старательной аккуратности движений угадывалось, что он пьян. — Абсолютно ничего. Как поговорили с Иветтой Андреевной?

— Хорошо! И ты знаешь, мне кажется, она действительно поможет! Совершенно чудесная женщина, уникальная просто!

— Будем надеяться.

— Да что с тобой, в конце концов, такое?! — Я, опередив его движение, подтянула к себе водочную бутылку и впилась пальцами в горлышко. — Уходил — вроде все было нормально. А сейчас-то что?.. Обещаю: все у нас с тобой получится, и контракт с тобой не разорвут, и в Северск вернешься с большими деньгами.

— Да бесполезно это все, Насть, — Иволгин сцепил руки на затылке и вместе с табуреткой качнулся назад. — Бес-по-лез-но! Можно, конечно, и себе самому врать, и тебе, но на деле-то ничего от этого не изменится. Ну вернусь я с большими деньгами, и что? Настя своего банкира бросит? Смешно даже думать. Машка ко мне вернется? Еще смешнее… У меня ведь жена и сын, ты знаешь?

— Знаю… А почему «вернется»? Ты с ней в разводе?

— Официально нет. Но, по всему выходит, что да… Это давно началось. Еще до Насти. Не любит меня Машка больше. И правильно, наверное, делает, что не любит… И если уж раньше ничего не наладилось, то теперь и подавно. Кем я теперь буду, если вернусь? Жалким неудачником с нереализованными амбициями?.. Мне тридцать пять, Настя! Тридцать пять! Это уже конец карьеры. А дальше что? Детки в белых чешках из Дома культуры?.. Я ведь даже не ваш Полевщиков. Меня и в хореографическое могут не взять. Спросят: «А кто вы, собственно, такой?.. Ах, бесплатное приложение к Настеньке Серебровской! Наслышаны, наслышаны!»

Я поморщилась и покачала головой:

— Леша, ну зачем ты так? Сам ведь прекрасно знаешь, что танцовщик ты неплохой, а партнер вообще отменный.

— Да не в этом же дело! Не в карьере этой долбаной! — Он с силой саданул кулаком по стене. — Ну неужели ты не понимаешь?.. Не нужен я никому в мире! Ни одному живому существу! И вот кто сейчас знает, почему так сложилось? Мы ведь все хотим быть хорошими, добрыми, любимыми. И поступаем-то, что самое смешное, вроде правильно. А что в результате? У Насти своя жизнь — ну, это как бы и не удивительно… У Машки — своя жизнь. Даже у тебя — своя.

Мое сердце екнуло и заколотилось часто-часто. А Иволгин, наклонившись над столом, коснулся моей руки и насмешливо заглянул в глаза. Рукав его джинсовой рубахи спустился в тарелку с огурцами. И в другое время я, наверное, сказала бы ему об этом, но сейчас было не до того. Да к тому же слишком сложно было разлепить губы.

— Да, и у тебя своя жизнь, — он усмехнулся. — Я ведь знаю, что в Москву ты за мной поехала. Не дурак — понял!.. И тогда, в Северске, тоже понял, когда ты на репетиции волосы мои целовала… Но весь фокус в том, что и тебе я тоже не нужен. Иначе не появился бы этот мужик с цветами.

Уголки его губ все еще кривились книзу, ноздри нервно дрожали. А в глазах стыла такая тоска, что у меня даже дыхание перехватило от жалости.

— Нет, ты мне нужен. Очень нужен. Больше всего на свете, — прошептала я те слова, которые мысленно повторяла целых пять лет. И услышала собственный голос словно со стороны.

А он только выдохнул: «Настенька!» и ткнулся лбом в мою беспомощную ладонь. Лоб у него был горячий и влажный от пота, ресницы часто-часто трепетали. Егодыхание обжигало мою кожу, егогубы торопливо целовали мои пальцы!

И тогда я сползла на пол, оставив наконец в покое водочную бутылку, и прижалась щекой к его колену.

— Подожди, встань, — проговорил он. — Не надо так… Или давай я к тебе сяду?

И тут же, придерживая мои пальцы, опустился рядом и сел, опершись спиной о ножку стола. Теперь Иволгин смотрел на меня так, как еще не смотрел никогда в жизни.

— Какая же ты красивая! — прошептали его губы, а кадык на жилистой шее дернулся.

Мне вдруг стало страшно. Непонятная тревога сдавила горло. Захотелось убежать, спрятаться от всего белого света. «Может быть, у него на груди?» — вспыхнуло где-то в мозгу. И тут же отчаянный внутренний голос: «Не-ет!» А потом вдруг мгновенно вспомнилась Иветта Андреевна и ее немного грустное: «Ты просто боишься любить. Сама себя боишься».

— Я люблю тебя, Алеша, — проговорила я, почему-то совсем не уверенная в том, что поступаю правильно. Вместо ответа он просто сгреб меня в охапку и прижал к себе. Руки его тискали мою спину, сердце гулко и часто колотилось возле самого уха. Все это было странно и невозможно…

Очень скоро дыхание Иволгина стало прерывисто сбиваться. Тогда он взял мое лицо в свои ладони и коснулся горячими губами сначала бровей, а потом дрожащих век.

— Пойдем в комнату? — Глаза его тревожно шарили по моему лицу. — Пойдем, прошу тебя… Тебе хорошо будет, обещаю.

Вместо ответа я поднялась с пола и стряхнула с джинсов прилипший кусок сыра. Алексей тоже торопливо вскочил и еще раз схватил мою руку, словно боялся, что я убегу.

«Неужели это происходит со мной?! — промелькнуло в голове. — Если бы четыре года назад показали сюжетик из сегодняшнего вечера, ни за что бы не поверила! Какая-то московская кухня, какая-то клеенка на столе. И он, «граф Резанов», тискает мои пальцы!»

Иволгин между тем торопливо и немного неуклюже протиснулся мимо меня в коридор.

— Сейчас, подожди, я быстро!

Я только растерянно кивнула.

Когда он через минуту позвал меня в комнату, диван уже был расправлен, сверху лежала полосатая простыня с аккуратно подшитыми краями. Из-под подушки выглядывал блестящий краешек упаковки презервативов.

— Иди сюда, Настенька! — Алексей торопливо рванул на себе рубашку и потянулся к ремню джинсов. А я подумала: «Не раздумывай, дурочка! Ты ведь ждала этого почти пять лет!» — и сделала всего один шаг к дивану.