Замужество и как с ним бороться

— С тобой все хорошо? Что это у тебя голос, как у приемщицы из похоронного бюро? У вас там сегодня куриная дуэль намечается? — защебетала ПП, не давая мне возможности ответить ни на один из ее вопросов. — Я, наверное, тоже к вам сегодня присоединюсь, мой инструктор по питанию сказал, что моему организму необходимо грамотно подобранное топливо.

Она что, машина, что ли, черт бы ее побрал?

— Приду около восьми, но ненадолго, у меня потом дела, вечеринка со звездами, — добавила ПП.

Я хотела объяснить, что вообще-то это семейный ужин, а не раздача еды всем желающим, но сказать нет ПП просто невозможно. Мысленно ты уже произносишь слово, язык встает в нужную позицию, а потом, прежде чем ты опомнишься, какая-то неведомая сила вдруг заставляет тебя произнести да. Я всегда утешала себя мыслью, что, живи мы в Средние века, ПП давно бы сожгли на костре как ведьму.

— Ладно, зайка, я побежала. Я приду с другом, — сообщила она напоследок и повесила трубку.

Это ведь она позвонила мне, но почему-то после разговора я чувствовала себя так, будто именно я отвлекла ее от чего-то крайне важного.

Времени было без десяти четыре. Я вдруг вспомнила, что вот-вот придет мой последний за день пациент.

— Черт, Дар Божий! — хлопнула я себя по лбу и добежала до кабинета ровно в тот момент, когда раздался звонок в дверь.

Ивану писать времени не было. И это уж точно хорошо. Хватит с меня этого бреда. Тоже мне, встретила парня на вечеринке, ты ему понравилась, он тебе понравился. (Я не только стала думать, как пятнадцатилетняя дурочка, у меня еще и речь деградировала. А, не важно.) Я пригладила волосы, завязала хвостик, успокоила свою «ах-у-меня-между-зубов-что-то-застряло» фобию, посмотрелась в зеркало и открыла дверь пациенту.

Дар Божий просочился в комнату, взял меня за руку и начал проникновенно смотреть мне в глаза. Слишком долго. Сначала я думала, что это классический перенос страсти с нужного объекта на психиатра, но потом, когда узнала его получше, поняла, что он искренне считает, будто все на свете только и мечтают, как бы его трахнуть. Дар Божий и правда красавчик, и уж точно никто на свете не сознает это лучше его самого. Он прошествовал через узкий коридор, задержавшись у зеркала — уставившись в него влюбленным взглядом, старательно втянул живот, смахнул с плеча воображаемую пылинку и жеманно подвигал губами. Казалось, он с трудом удерживается, чтобы не кинуться к отражению и не начать покрывать свое тело поцелуями. Дар Божий руководил компанией по производству телепрограмм, ставшей знаменитой не столько из-за качества передач, сколько из-за молодых длинноногих девиц с пухлыми губками, которых он нанимал, — пышных порнозвезд, специализирующихся на минете. Кроме Дара Божьего, в компании работал еще один мужчина, его личный секретарь Баз.

— Нельзя, чтобы девушки со мной так близко общались, — заявил недавно он. — Они постоянно в меня влюбляются, и начинается черт-те что. К слову — только это строго между нами, — по-моему, Баз тоже ко мне неравнодушен.

— Но вы же говорили, что он встречается с какой-то супермоделью, — удивилась я.

— Понимаете, — ответил Дар Божий, заговорщически наклоняясь вперед, — он на меня иногда так смотрит…

Дар Божий стал моим пациентом не для того, чтобы лучше узнать себя, а для того, чтобы выяснить, «что же это во мне такого, что все в меня влюбляются. И как мне себя вести, чтобы не разбивать так много сердец».

Настоящая проблема Дара Божьего заключалась в том, что, занимаясь самообманом, он практически не был знаком с реальной жизнью.

— Ну, — начала я, устраиваясь в кресле у стола, пока ДБ садился напротив, — что с вами случилось на этой неделе?

— Все то же, — тяжко вздохнул он. — К нам в офис пришла новенькая, так всю неделю она пыталась меня совратить.

— А что именно она вам говорила?

— Ну, в первый день она заявила, что ей нравится моя рубашка. На следующий день захотела сварить мне кофе. Классические симптомы, — покачал он головой, сокрушаясь о невыносимо тяжелом ярме сексуальной притягательности.

— А может, ей просто понравилась ваша рубашка? Или, как новый работник, она решила, что ей стоит предложить вам кофе? — высказала я гипотезу.

Дар Божий откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и приподнял брови, словно говоря: «Ну и кто перед этим устоит?» Конечно, он был красив, да и одевался прекрасно, но на меня это не производило ни малейшего впечатления. К тому же у него была привычка постоянно поддергивать воротничок пиджака, что меня ужасно раздражало. Наклонившись вперед, он проделал этот ритуал снова и горестно покачал головой:

— Не поймите меня неправильно, но вы же женщина.

Я с трудом удержалась, чтобы не закричать: «Спасибо, что открыл мне глаза, а то я последние сорок с лишним лет думала, что я мужик!» Вместо этого я закивала головой, призывая его говорить дальше.

— Понимаете, — продолжил он, — мужчина понимает, когда он нравится женщине. Просто понимает, и все. Видит бог, я знаю, когда нравлюсь женщине.

Я даже обрадовалась, что пока не ответила Ивану. Дар Божий определенно внушил мне отвращение к одной мысли об этом проклятом сексе; он был стопроцентным мужчиной, отравленным тестостероном настолько, что стал похож на карикатуру. Да и его самовлюбленность вовсе не так безобидна, как представляется на первый взгляд, — он изводит девушек, работающих у него в компании, внушает им, что они ему небезразличны, а потом вынуждает спать с ним. Он, конечно, красавчик, но ему уже за сорок, а это значит, что для большинства двадцатилетних сотрудниц он просто не существует. Но разве девушки, только начавшие карабкаться по лестнице телевизионной карьеры, способны отвергнуть его приставания? Я пыталась ему помочь, но, к сожалению, лекарства против неадекватного сексуального поведения, отягощенного нарциссизмом, пока не изобрели.

Я уже опаздывала, а мне ведь еще готовить кнедлики для супа. Заниматься этим при Греге я не могла, чтобы не выдать тайну своего секретного ингредиента — смертельного оружия в еврейском кулинарном арсенале. Все сводится именно к нему, ибо он жизненно необходим. Чтобы кнедлики получились нужной консистенции — мягкие, но упругие, — требуется шмальц. Я держу его в баночке в глубине холодильника. Время от времени Грег достает ее и спрашивает, что эта банка со старым жиром делает в нашем холодильнике. Вряд ли он догадывается, что как раз ее содержимое и стоит между ним и идеальным супом. Шмальц — это топленый куриный жир. Сначала жир нужно прокипятить, а затем процедить через муслин и избавиться от оставшихся волокон мяса. После того как вы добыли эту драгоценную жидкость, ее, согласно древней традиции восточноевропейских евреев, нужно вмешать в муку из мацы, и тогда у вас получатся идеальные кнедлики. Такие кнедлики, будучи добавленными в суп, придают ему незабываемый аромат. И вот скажите, неужели кто-нибудь из неевреев знает этот рецепт? Такому можно научиться только в детстве, сидя на коленях у бабушки, как это и произошло в моем случае.

Бабушка Белла, папина мама, родилась в столице Литвы Вильнюсе. В Англию она приехала в 1917 году совсем юной девушкой, сбежав куда подальше от начавшейся в соседней России революции. С собой она привезла престарелых родителей (она была поздним ребенком), англо-идишский словарь и банку шмальца. Каким-то чудом им удалось пробраться через бушующую Европу, и в благодарность за удачное путешествие (ну и чтобы еда вдали от дома не казалась такой невкусной) она всюду таскала с собой талисман — банку шмальца. Прочный коричневый двуручный саквояж на молнии, который бабушка носила на животе, нам, детям, представлялся чем-то вроде пещеры сокровищ Аладдина. Там было все, что угодно: помада в изукрашенном золотом футляре с маленьким зеркальцем; компактная пудра в изящной баночке; расчески; коричневатые фотографии, на которых были изображены серьезные бородатые мужчины и пышногрудые матроны, и, наконец, аккуратно завернутая в пластиковый пакет банка шмальца. Бабушка осторожно откручивала и снимала с нее крышку, затем брала маленький нож с костяной ручкой, с которым не расставалась, подхватывала им золотистый жир, намазывала им кусочек хлеба и отправляла это крохотное блаженство прямиком в мой детский рот.

Бабушка выглядела именно так, как должна выглядеть настоящая бабушка, что не могло не нравиться ребенку, у которого была не совсем обычная мама. Маленькая, пухленькая, с белоснежными волосами, бабушка, в отличие от большинства по жилых женщин, сумела сохранить свою красоту — щемящее воспоминание о юности; ее лучезарных бирюзовых глаз не погасил даже возраст. Bella mit die shayne oigen — «Белла с красивыми глазами», так называли ее все вокруг. Мой папа унаследовал эти глаза. Да и я получила их в качестве «наследства», правда, мои вышли какими-то блеклыми, видно, стерлись в процессе копирования.