Запечатанное письмо

Свейби на секунду растерялся, но затем взял себя в руки.

— Даже если это так, то мой долг — выдвинуть справедливое сомнение в том, что мой клиент находился в преступных сексуальных отношениях с миссис Кодрингтон.

В зале хохот. Свейби помрачнел.

— Хорошо, доктор, — невозмутимо произнес судья и обратился к жюри: — Джентльмены, если вы считаете вероятным, чтобы женщина вступила в сексуальные отношения с мужчиной таким образом, что он не имел с ней таковых отношений, тогда рекомендую вам при рассмотрении виновности или невиновности полковника Андерсона не принимать в расчет данное письмо.

Это предложение вызвало еще более оглушительный гогот, который представители закона с трудом пытались игнорировать.

Вечером Фью посетил Хелен на Экклестон-сквер.

— Надеюсь, вы и мистер Хокинс понимаете, что показания миссис Уотсон сплошная выдумка? — раздраженно спросила она.

Старик вздохнул:

— Большинство ее историй отдают духом дешевых романов, но все равно они произвели эффект на жюри. Хокинса, между прочим, больше всего заинтересовал ее акцент на силе вашего воображения.

Хелен удивленно посмотрела на него:

— Вы хотите сказать… когда это ничтожество заявило, что я тешу себя иллюзиями, полагая, что в меня влюбляется каждый встречный?

— Гм… Хокинс полагает, что это может сыграть в вашу пользу, если он немного перестроит вашу защиту в соответствии с этим утверждением.

Хелен откинулась на подушки дивана.

— Я абсолютно ничего не понимаю.

— Прошу вас, миссис Кодрингтон, только не примите это как оскорбление. Тяжелые времена требуют отчаянных мер, не так ли?

Она смерила его взглядом.

— Хокинс предлагает следующее. Что, если он представит вас несчастной женщиной, которая находится в плену своего воображения? Женщину, по существу, никогда не заходившую дальше невинного кокетства, но в своих мечтах вовлеченную в самые страстные интриги?

— Фью, это вздор, и при этом оскорбительный вздор.

Старый адвокат поднял руку.

— Да-да, конечно, но будьте любезны, выслушайте меня. В таком случае ваши похождения на Мальте, ваше так называемое признание миссис Уотсон, даже ваш дневник и ваше письмо Андерсону можно будет объяснить просто… как ваши фантазии.

— Точнее, безумие, — поправила она.

— Сошлюсь на недавний прецедент, — сказал он с осторожным энтузиазмом. — Я имею в виду случай некоей миссис Робинсон. Ее муж нашел ее личный дневник, в котором она писала о своей измене супругу с одним из врачей водолечебницы, но ее адвокат заявил, что она все это выдумала под влиянием эротомании, вызванной принимаемыми ею средствами против зачатия! Присяжные предпочли счесть ее неуравновешенной, а не безнравственной, и в результате мистеру Робинсону было отказано в разводе.

— Что за кретины эти ваши присяжные!

Фью пожал плечами:

— Англичанам не хочется низводить леди с их пьедестала.

— Если Хокинс докажет, что я повредилась рассудком, — возразила Хелен, — то муж может запереть меня на всю жизнь в больницу для душевнобольных. Я права?

— Ах, оставьте! Риск такого поворота…

— Но зачем же рисковать? И унижать меня еще больше? — отрывисто спросила она. — Я предпочитаю, чтобы английские газеты скорее считали меня шлюхой, чем жалкой помешанной, которая только воображает, что она вызывает страсть в мужчинах.

Фью смерил ее долгим холодным взглядом.

— Это ваше право, миссис Кодрингтон.

— Кроме того, у меня сложилось впечатление, что для отказа в разводе вам необходимо доказать не мою безупречность, а виновность Гарри.

— Это верно.

— Тогда в чем же дело?

— Доказать это стало невероятно трудно в связи с отсутствием нашей главной свидетельницы. — Фью оттянул тесный воротничок. — Мне очень жаль, что вы привели ко мне вашу подругу, которая в результате подвела вас.

— Можете мне поверить, мне тоже очень жаль, — мрачно призналась Хелен.

— Между прочим, один мой знакомый солиситор слышал, что мисс Фейтфул все еще в Лондоне.

Она пораженно посмотрела на него.

— И можете вообразить, под видом мужчины!

— Не могу и не хочу! — с отвращением заявила Хелен. Люди склонны придумывать всякие гадости об эмансипированных женщинах. Ходить без корсета еще ничего, но в мужских брюках?! — При всех своих смелых взглядах, мистер Фью, она в высшей степени достойная и воспитанная леди.

Проводив адвоката, Хелен села у гаснущего камина и поужинала сэндвичем с заветренной ветчиной, которую нашла в кладовке. (Миссис Николс после своего выступления в суде, естественно, не вернулась, и ее комната пуста.) С завтрашнего дня, размышляла Хелен, придется посылать мальчика за едой в трактир. И нужно что-то сделать с рыбками, которые разлагаются в аквариуме. Как быстро все приходит в упадок. Когда закончится суд, она наймет новую прислугу, но еще раньше нужно отдать белье в стирку. До чего же она дошла!

Она легла в постель и в надежде утомиться и поскорее заснуть открыла «Домик в Оллингтоне». [65]

Глава 12 УЛИКА (доказательство; факт, подтверждающий заявление; устное свидетельство; письменные и материальные объекты, имеющие право быть предъявленными суду)

Каждый член семьи должен, по возможности, иметь в доме свою, отдельную комнату, которая является для него таким же неприкосновенным убежищем, как для семьи — весь дом.

Анонимный автор. Правила жизни (1865)

65

«Домик в Оллингтоне» (1864) — роман Энтони Троллопа.

Вечером в тот же понедельник Гарри и Уильям курили в переулке за конторой Бёрда в Грей-Инн, куда в просветы между крышами еще попадают косые лучи заходящего солнца. Гарри сильно затягивался крепким табаком.

— Как быстро течет время!

— А?

— Это я вспомнил давние времена. Помнишь, мама застала нас с тобой, когда ты учил меня набивать табак в трубку, и крепко отругала нас обоих. Мне было всего одиннадцать лет.

Брат усмехнулся:

— Да, с сигаретами проще.

— Ох, Уилл, — заметил Гарри, выпустив длинную струю дыма, — за все мои пятьдесят шесть лет, кажется, у меня не было такого долгого и тягостного дня!