Записки о Голландии 1815 года

Король, имея исполнительную власть в руках своих, вспомоществуем пятью министрами, как-то: юстиции, внешних, внутренних дел, морским и финансов. Каждое министерство имеет статс-секретаря, и члены оного составляют кабинет королевский. Министры имеют право заседать в обеих камерах Генеральных штатов.

Провинциальные штаты составляются также из дворян, граждан и поселян 17 провинций.

Государственный совет есть второе место после так называемого верховного совета Нидерландов.

Для водяных коммуникаций, строений, военных дел и воспитания учреждены особенные комитеты, которые имеют своих генерал-комиссаров.

Военные силы государства состоят из 35 000 чел. Включая также нассавские и швейцарские войска, до 60 тыс. человек, флот из 10 линейных кораблей и 8 фрегатов.

Баланс доходов на 1816 год был до 82 миллионов гульденов. Государственные долги простирались – в 1810 году до 1300 миллионов гульденов, но треть оных, по договору с Франциею, уничтожилась, и Голландия должна теперь не более 795 милл. большею частию внутри государства.

Письмо 15. Роттердам

«Земля, нами обитаемая, есть закрытая книга; путешествие развертывает в оной листы; и сии листы суть государства, в коих внимательному оку представляются люди и народы, – как буквы, слоги и строки». Так говорил Великий Петр: раскроем же книгу сию и прочтем некоторые соображения о Голландии.

Голландия, обязанная бытием своим океану, им необходимо должна и существовать. Чрезвычайное народонаселение, бедность почвы заставляют голландцев искать в торговле и флотах способов к своему усилению, а всякая другая держава твердой земли, обеспеченная слабостию Голландии на суше, охотно будет способствовать ее возвышению.

Возьмем два государства, от коих непосредственно может зависеть Голландия, как по соседству, так и по торговле, особенно по Рейну, оба сии государства разделяющему.

Германия, снабжающая Голландию почти всем нужным для жизни: лесами для постройки, материалами для бесчисленных фабрик и заимствующая изделия и деньги голландские [33] , не сделает ничего к нарушению ее благосостояния; Франция, богатая собственными продуктами, обязанная Голландии коммерческими оборотами, обменом товаров и знатною торговлею по Рейну, может быть только ей полезна, поддерживая оную против англичан, и никогда не будет ее соперницею, тем более, что политические виды той и другой не могут никогда встретиться между собою. Есть круг действий, назначенный каждому государству: одно может быть сильно на море, другое на суше, и ежели которое либо преступит сей закон природы, то покушения и успехи в противность оному не могут продолжаться постоянно и вскоре все должно придти опять в естественные границы. Так, покушения Франции противу голландцев были только злом случайным, и предприимчивый Наполеон, овладев ими, неслыханным только счастием мог удержаться в продолжение стольких лет обладателем Голландии; и французы, всегда благоприятствовавшие последней, можно сказать, противу желания стали ее врагами. Жестокие поступки Наполеона, внушавшие к нему ненависть народную, распространяли оную на исполнителей его воли, и 20 лет бедствий отвратили совершенно голландцев от Франции.

Но совсем не так с Англиею. Она, будучи сама морскою державою, по необходимости соперничествует Голландии. Запрещение ввоза изделий чужестранным кораблям и позволение ввозить одни сырые товары каждому только своей земли в первом их виде, затворило голландцам английские порты, ибо голландцы, бедные произведениями земными, основывают торговлю на перевозке товаров и изделий других народов, или чужих произведений, переработываемых у себя дома, и в сем отношении их торговля, сходствуя совершенно с английскою, возбуждает ее действовать или открытым образом неприязненно, или скрытно ухищрениями политик к пагубе Голландии.

Голландцы могут сколько угодно вывозить товаров из Англии, могут производить там денежные обороты, но то и другое, при сем распоряжении коммерции, благоприятствует только Англии.

Я разделю торговлю голландцев на три ветви: первая – колониальными товарами, вторая – рыбным промыслом и третья – банковыми оборотами.

Мы уже видели, каким образом англичане, обессиливая республику, овладевали мало-помалу в смутное время колониями, промыслами и деньгами голландскими.

Следственно, голландцам, во всяком случае; в ссоре ли они с Англиею, или, что хуже того, в дружбе, вредны всякие сношения с сею державою.

Однако же, англичане умели сделаться для них во многих отношениях необходимыми: оказываемая ими дружба, бедствия голландцев, воспоминания о протекших временах величия, на которое они были возведены Оранским домом, благодарность к оному и к англичанам, сохранявшим дом сей, в коем голландцы видели надежду к новому благоденствию, преклонили сердца последних к Англии, и Голландия ныне наводнена, так сказать, английскою торговлею.

И так Голландия находится в превратном положении: любит англичан, которые были корнем всего зла, причиною всех несчастий – ненавидит французов, которые были с нею случайно худы.

Надеются, что Голландия вскоре возвысится на прежнюю степень могущества и обширности торговле, но я думаю, что доколе чувствования голландцев не переменят своего направления к обоим соседам Голландия более и более будет приходить в упадок.

Письмо 16. Роттердам

На сих днях торжествовали здесь рождение короля. Войска были собраны в парад, после которого все бургомистры, первые чиновники городские и некоторые из граждан были приглашены на военный завтрак – мы также. И, в самом деле, в раскинутой палатке мы нашли водку, хлеб, сыр, салат и несколько плодов – слишком по военному!

День тезоименитства нашего государя также приближался; мы согласились, хотя нас было только 15 человек, сделать в сей день для голландцев завтрак и бал. Русские не жалеют денег там, где надобно показать народное хлебосольство. Сто человек было приглашено из города – и вместо завтрака нашли великолепный обед, во время коего, при ружейной пальбе, при громких восклицаниях пили за здоровье Александра. Музыка и песни русские не умолкали целый день. Скупые голландцы были вне себя.

Ввечеру жены и дочери наших гостей собрались разделить праздник наш – и мы протанцовали целую ночь. Все домы, где жили русские офицеры, были иллюминованы; улица, в коей давали бал, освещалась из конца в конец, стечение народу было чрезвычайное. На каждое наше ура голландцы отвечали тысячью повторений. Целый город, казалось, участвовал в нашем празднике.

Здесь мы были свидетелями энтузиазма голландцев к нашему государю, коего они видели в прошлом году – и любовь их к русским. In vino veritas [34] , говорит пословица – и молчаливые голландцы излились в сей день пред нами.

Но этот праздник был прощальный: мы получили повеление сесть на фрегаты наши, находящиеся еще в Гельвет-Слюйсе и отправиться в Россию.

Мой хозяин, С. Жакоб, сделал также для меня прощальный ужин, созвав всех моих знакомых голландцев. Дети С. Жакоба прощались и плакали; мать увещевала детей – и плакала; С. Жакоб уговаривал их не плакать – со слезами, а я, растроганный, подвигнутый благодарностию, мог ли остаться равнодушным?

Судьба играет нами – сводит людей в отдаленности, дружит их – и разлучает. Не советую вам, любезные мои, дружиться в чужих краях, разлука там тяжелее, потому что безнадежна.

P. S. Гельвет-Слюйс. Удерживаю письмо для того, чтоб известить вас отсюда о нашем отправлении. Мы выступили из Роттердама, сопровождаемые целым почти городом: добрые русские привязали к себе всех жителей. Три женщины провожали нас даже до сего места, и одна из них неотменно хотела следовать в Россию за пригожим 24 летним молодцом моей роты. Она плакала, рвалась, просилась с нами, убеждала своею любовью, но ей отвечали, что у нас на корабли запрещено брать женщин. Тем лучше, твердила она, дайте же мне мундир, я иду в российскую службу – и вам не должно более считать меня женщиною! С сожалением, что не могли привезти в Россию сего образца любви героической, отказали ей еще раз – и она, в отчаянии, уведена была с берега своими подругами.