Записки звездочёта Сириуса

Толпа бросилась прочь.

– Стой! Стой!
– Буль Бурес и надсмотрщики помчались наперерез.

Один только Дождь остался на месте. Он по-прежнему невозмутимо смотрел на часы и время от времени подливал в лужу воду.

Ник высунулся из-за угла кофейни.

– Дождь, нам пора. Бежим!

– Ещё немного, и я готов, - последовал спокойный ответ.

Выпей Тут, опасливо косясь на него, шмыгнул на веранду и принялся развязывать карабинеров, туго спелёнутых бельевыми верёвками.

Перед Дождём вырос Пень Колодус и навёл на него ракетницу:

– Кто такой? Такой - кто? Нет, ты какой-то не такой. А ну, признавайся!

– Пятьдесят пять, пятьдесят четыре...
– продолжал считать Дождь, внимательно следя за секундной стрелкой и не обращая на него ни малейшего внимания.

– Я тебя спрашиваю!
– побагровел Пень Колодус.

– Пятьдесят, сорок девять, сорок восемь...

– Я кому говорю?!
– свирепо раздул усы Пень Колодус и взвёл курок раздался сухой щелчок, как будто раскололи грецкий орех.

– Тридцать шесть, тридцать пять...

– Ты меня слышишь или ты меня не слышишь?
– чуть не плача вскричал Пень Колодус, размахивая ракетницей.

– Двадцать восемь, двадцать семь... Отодвиньтесь, пожалуйста, вы мне мешаете! Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать...

Пень Колодус чуть не зарыдал. Он почувствовал себя беспомощным и одиноким. Весь его напор разбивался о невозмутимость этого коротышки в красном колпаке, которого, казалось, можно убить щелчком. Ему даже стало жалко себя. "Разве мне доставляет удовольствие бегать по ночам с этим идиотским пистолетом?" - подумал Пень Колодус. Дело в том, что он страшно боялся огнестрельного оружия. Это случилось после того, как он однажды во сне машинально нажал на курок револьвера, лежавшего под подушкой, и прострелил себе ухо. Хоть серьгу носи!

Надсмотрщикам удалось подогнать к харчевне лишь несколько дряхлых стариков. Все остальные жители скрылись в дремучих зарослях сахарного тростника и там затаились, выжидая, когда улягутся страсти.

– Аут!
– громко объявил Дождь, спрятал часы в карман, сладко потянулся и... повис в воздухе над головой управляющего.

– А!
– вздрогнул Пень Колодус и зажмурился.

Когда он открыл глаза, странного человечка уже не было видно.

– Верни-и-ите брю-у-ки!
– снова заголосил чиновник.

Сеньор Буль Бурес стоял на краю лужи и, невольно задыхаясь от смеха, смотрел на чиновника.

– Я тебе посмеюсь!
– взвизгнул чиновник.
– Я тебя тоже запомню!

– Что?!
– заревел Буль Бурес.
– Мокрица! Встань, когда со мной говоришь!

Его властный тон подействовал на чиновника отрезвляюще.

– Виноват, - вздрогнул чиновник и, продолжая сидеть, попытался вытянуть руки по швам.
– Я не могу встать!
– И снова жалобно: - Верните мне брю-у-ки!

Внезапно послышалось какое-то странное негромкое жужжание, и на голову чиновника упали те самые брюки, о которых он уже и не смел мечтать. Все задрали головы вверх. Жужжание стихло. Только загадочно шелестели листья деревьев.

Буль Бурес направил пулемёт на пышную крону одной из пальм:

– Кто там?.. Слезай!

Ни звука.

Та-та-та-та! Пулемётная очередь вспорола тугие листья, какой-то загадочный тёмный предмет отделился от пальмы. Трах!
– и Буль Бурес, уронив пулемёт, свалился как подкошенный. Рядом валялся кокосовый орех, из сквозных пулевых отверстий которого струился сок.

Надсмотрщики подхватили Буль Буреса под руки. Он раскрыл глаза и простонал:

– Я убит?

– Ранены, - ответил Выпей Тут, обмакнув свой носовой платок в грязной луже и приложив к внушительной шишке на голове сеньора.

А Пень Колодус стоял разинув рот. Он готов был поклясться, что над кофейней на фоне луны промелькнул силуэт загадочного человечка с игрушечной лейкой, того самого, который совсем недавно сидел на перилах веранды.

Выпей Тут подскочил к Пень Колодусу:

– А где этот... в колпаке?

– Улетел, - задрожал управляющий.

Выпей Тут опять кинулся на веранду, проскочил мимо солдат, с кряхтеньем растирающих одеревеневшие мускулы, и заперся на кухне.

Чиновник наконец выбрался из лужи. Он долго расшаркивался перед Буль Буресом и, словно не веря глазам своим, нет-нет да и поглядывал на мокрые брюки, обтягивающие его костлявые ноги.

Сеньор Буль Бурес учинил допрос старикам, которых удалось задержать надсмотрщикам. Но старики молчали и переминались с ноги на ногу, разыгрывая из себя нелюдимых деревенских простофиль.

В качестве обвинителей, свидетелей и потерпевшей стороны выступили чиновник и его злополучная охрана. Битый час они кричали, топали ногами и брызгали слюной. Но хотели они того или нет, им всё же пришлось признаться, что главные виновники скрылись в джунглях - в деревне их нет.

– Они смеялись надо мной и показывали на меня пальцами, - вот и всё, в чём мог обвинить чиновник остальных жителей деревни.

– Я тоже над вами смеялся, - буркнул Буль Бурес, щёлкнув затвором пулемёта.
– Может, у вас есть улики посущественней?

У него страшно чесались руки устроить небольшой показательный расстрел. Пусть эти олухи знают, как зариться на его землю! И Буль Бурес злился на идиота чиновника, который пункт за пунктом рассказывал всё, как было, и боялся выдумать что-нибудь такое, что дало бы предлог для расправы. Чиновник был страшный трус. Во-первых, он опасался последующей мести - мало ли что может случиться! Во-вторых, присутствие первого заместителя Главного Министра, как ни странно, совершенно не вдохновляло на ложь. Про себя чиновник рассуждал довольно здраво: в наше тревожное время министры приходят и уходят, а чиновники остаются и расхлёбывают кашу, которую те заварили. Чиновник боялся ответственности.

Так что тот седой старик был прав, когда говорил Нику, что с ними ничего не смогут поделать, потому что смеяться никому пока ещё не запрещено. Правда, Буль Бурес в ярости угрожал, что вызовет войска и арестует всех, вплоть до грудных детей. Но в эту угрозу, пожалуй, никто не верил, даже сам Буль Бурес. Он тоже боялся ответственности, особенно тогда, когда её не на кого свалить! И новоявленный первый заместитель Главного Министра, сознавая своё бессилие, решил отыграться на... жилищах отца Ника и его друзей.

Короткий приказ - и надсмотрщики подожгли три хижины, стоящие на краю деревни. Вспыхнули пальмовые листья крыш.

И сразу загудела, зашумела, забурлила деревня - сбежались все, кто прятался. Защёлкали выстрелы - надсмотрщики палили в воздух, никого не подпуская тушить пожар.

Отблески огня плясали на лице Ника, покинувшего своё убежище за углом кофейни. Он укусил себя за палец, чтобы не разреветься.

И тут чиновник внезапно вспомнил про своего мучителя с лейкой и часами-луковкой.