Запретный мир

Клятва именем прапредка-Соболя в вечной дружбе, потребованная вождем, была произнесена без большого воодушевления, но и без возражений. Что поразило многих: такой же клятвы именем Матери-Земли Растак потребовал от своих соплеменников и первым произнес ее! Воистину свершалось небывалое.

Несогласные сыскались в ту же ночь. Несколько подростков, по малолетству не участвовавших в битве и потому особенно тяжело переживших поражение, пустили из темноты проулков несколько стрел и камней в спины сидящим за столами на площади. Никто особенно не пострадал, а злоумышленники были изловлены в несколько минут. Разогретые хмельным медом воины Земли хватались за топоры и мечи, но под яростным рыком вскочившего на стол Хуккана общее возбуждение, грозившее перерасти в избиение безоружных Соболей, мало-помалу улеглось. Старый Пуна дрожащим голосом просил сохранить жизнь глупым юнцам, обещая выдрать их так, что родная мать не узнает, матери же со слезами бросались перед новым вождем на колени… Кося глазом в сторону Вит-Юна, с ворчанием щупавшего большую шишку на затылке, но, благодарение духам, живого, Растак великодушно подарил сопливым преступникам жизнь, заметив, однако, что негоже столь прытким и отчаянным сорвиголовам сидеть без настоящего мужского дела, каковое и будет им предложено, так как он, Растак, берет этих юнцов в свое войско взамен павших в бою воинов. Еще немало чаш было выпито за великодушие вождя, а подумал ли кто о том, что Растак просто-напросто взял заложников, осталось неизвестным.

Наутро застучали топоры в той самой роще, где накануне копилось, готовясь к нападению, войско Соболей. Победители и побежденные, толком не проспавшись после ночного пира, всем многолюдством сводили рощу под корень, ворча и недоумевая, для чего понадобилась эта работа. И только когда вождь указал громоздить завал вокруг того места, где пал кудесник Соболей, люди поняли: у соседей больше не будет Двери. Есть ли у них, помимо убитого вчера чародея, еще кто-нибудь, способный открыть Дверь, нет ли – теперь не имело значения. Растак уничтожал в зародыше всякую мысль воспользоваться Договором.

Пошумели и смирились – а что было делать? Побежденные не получили топоров для рубки лесин, они оттаскивали хлысты, корчевали коряги – чем защитишь свое? Отчаянных не нашлось. Даже Пуна не стал бесполезно напоминать Растаку его обещание не трогать достояние побежденного племени и лишь бессильно махнул рукой. Да ведь Растак сдержал слово: в самом деле не тронул ни шерстинки, ни колоска, не оскорбил и святынь, а о Двери вчера разговора не было…

Обошлось без напрасного кровопролития. И рука вождя, до сего момента не без причины ласкавшая рукоять меча, расслабленно опустилась. Растак перемигнулся с Хукканом и с юмором посмотрел на Вит-Юна и Юр-Рика, которые, не принимая участия в лесоповале, озадаченно наблюдали за происходящим, причем Вит-Юн время от времени щупал затылок…

Вокруг места, где крикливый Ер-Нан и его племянница нашли Дверь, Юмми (вот и пригодилась девчонка) очертила палкой широкий круг, сообразуясь со своим – куда там Ер-Нану! – чутьем. В круг как попало валили срубленные стволы, волокли, надсаживаясь, коряги, женщины и дети тащили охапки хвороста. Когда завал достиг высоты человеческого роста, Растак приказал сыпать поверх него землю и камни. Начали с краев, затем, утаптывая, добрались до середины. Уже к полудню на том месте, где из века в век медленно кочевала, выписывая петли, Дверь племени Соболя, вырос широкий курган, похожий на погребальный. Издали он походил на старый оплывший могильник, заброшенный нерадивыми потомками, но был свеж, как в неуемной памяти человеческой всегда свежа могила свободы. И казалось иным, что стоит лишь раскопать холм, в котором, не замечая ни земли, ни камней, ни лесин, по-прежнему бродит Дверь-спасительница, как…

Кто ж позволит раскопать! Не Растак же. И не воины, которых он оставит здесь, чтобы они приглядывали за новообретенными ненадежными братьями и, взамен тех Соболей, что Растак уведет с собой, держали границу с Лосями и Беркутами. Если же понадобится увести отсюда всех и оставить курган без присмотра, много ли накопают оставшиеся женщины, дети и немощные старики, хотя бы среди них нашелся колдун и копанье имело смысл? Работа едва успеет начаться, как сюда вернутся отряды Растака. А потом, спустя годы, когда на кургане вырастет молодой лес? Нет, о Двери придется забыть, и, возможно, правнуки тех, кто насыпал курган, уже не будут точно знать, что в нем погребено. Правда, как дерево мхом, обрастет легендами и небылями, оттого, быть может, потомки детей Соболя, страшась злых сил, станут приносить здесь жертвы духам зла и тьмы, прося не трогать живущих на этой земле. А может статься и наоборот, к таинственному кургану как к вместилищу силы предков будут тайно приходить влюбленные, чтобы поклясться друг другу в верности до могилы, – кто знает?

Сто семь человек привел Растак на земли племени Соболя – уводил сто восемнадцать, из них только шесть десятков своих. Несли немногих тяжелораненых, не доверив их лечение союзникам. Небольшой отряд под командой Риара, молодого, но уже испытанного воина, остался помогать огрызку войска Соболей оберегать границы от вторжений со стороны племен Лося, Волка и Беркута. В глубине души Растак надеялся, что пограничные стычки не дадут воинам двух племен сразу же перегрызться друг с другом. Хуже, если соседи Соболей будут вести себя тихо…

Он знал: доверие победителей – вот что ошеломило побежденных сильнее несокрушимого боевого строя людей Земли и неуязвимого богатыря с убийственным оружием. Растак не только не позарился на кусочки драгоценного свинца в литейной кладовой, но и оставил двух мастеров, приказав лить и ковать оружие и только оружие. Много оружия.

Но главный залог верности союзников – уничтоженная Дверь и уведенные воины Соболя во главе с самим Пуной. Растерянные, они сохранят верность, даже получив назад – завтра, не раньше – свое оружие, и их верность только укрепится после победы над следующим соседом…

До поры будет так. До первой неудачи. А потому – неудач не должно быть. Ни одной.

* * *

– Ну и долго это будет продолжаться? – выдохнул Витюня, едва отдышавшись на привале. – Опять бега…

Минуту назад он еще махал руками, как обряженный в специальный ватник «нарушитель», на которого натравили служебную собаку, и не мог выговорить ни единого слова. От мощного дыхания лопнули нитки, оторвалась вторая сверху пуговица. По счастью, не затерялась в лесном мусоре и теперь покоилась в кармане. Потом пришьют.

– Тебе полезно кроссы бегать, – отозвался Юрик, утирая пот. – А то какой из тебя суворовский солдат?

– Сам ты… – сквозь зубы буркнул Витюня, готовясь встретить очередной приступ ядовитого словоизвержения. Но Юрик то ли был настроен сегодня благодушно, то ли попросту устал.

– Чего ты хотел, батыр? Видал, как первый отряд унесся? Марафонцы. Мы-то тылы, трусцой бежим. Я Растака понимаю: блицкриг – и полный назад. Кинжальная стратегия. Лошадей тут не знают. Да лошади и не прошли бы по этаким тропам… Да, как твоя пятка?

– Мне Хуккан портянку нашел. Замшевую. Терпимо, только нога потеет.

– Это ничего. А на шнобель он тебе ничего не нашел? Слива сливой.

Витюня осторожно потрогал распухший нос, принявший вчера удар краем щита, посопел и ничего не сказал. Потом столь же осторожно ощупал шишку на затылке. И дернуло же вчера снять ушанку за столом! Били из пращи, хорошо еще, что удар прошел вскользь. Хотя, по правде сказать, Юрик тоже сидел без своего мотоциклетного шлема, но ему почему-то повезло не словить затылком камень. Отчего так устроена жизнь? Всегда везет не тем, кому надо…

– Ничего, фельдмаршал, – Юрик фамильярно хлопнул Витюню по плечу, – прорвемся. Первый экзамен, можно считать, сдан на «хорошо». А только основная сессия еще впереди, так что не расслабляйся. Главное, лом по дороге не потеряй – может, со временем сторгуем нашу свободу в обмен на твое чудо-оружие. Что думаешь?

Витюня приподнял инструмент двумя пальцами и насупился.

– Он казенный…

Затерявшаяся среди отдыхающих воинов Юмми, весь привал не сводившая глаз с Юр-Рика, вздрогнула от хохота своего избранника и, ничего не поняв, тоже заулыбалась.