Зарубежная литература в спецхране

Я должен признаться, что мой пассивный протест против Маркса превратился в России в активную ненависть. Повсюду, куда мы только ни ходили, мы видели статуи, бюсты, портреты Маркса… Вездесущее присутствие бороды Маркса меня все более раздражало, и меня терзало острое желание обрить его.

Текст многочисленных изданий, предпринятых после 1958 года, подвергался тщательной редактуре, приведшей к изъятию все тех же «неудобных» имен и ряда фрагментов. Снабжалась она предисловием Г. К. Кржижановского, в котором разъясняются причины «ограниченности» и «заблуждений» Уэллса. [18]

18

В более или менее аутентичном виде текст книги опубликован в сборнике Г. Уэллса «Россия во мгле», подготовленном знатоком его творчества Ю. И. Кагарлицким в сопровождении предисловия академика И. И. Майского (М., Госполитиздат, 1970).

Оказался под запретом вполне невинный «роман для детей» немецкого писателя Вольдемара Бонзельса (1881–1952) «Приключения пчелки Майи» (Петроград, Госиздат, 1923). [19] Книга приобрела большую популярность еще в дореволюционной России: первое издание опубликовано в Москве в 1914 году. Аллегорически изображая отношения в мире людей, автор повествует об опасных приключениях пчелы Майи, ее друзьях и врагах, о том, как она «спасала свой народ». По-видимому, цензоры нашли в первом советском издании мотивы, которые сочли непозволительными в книге для детей младшего школьного возраста. Во-первых, «царистские». Пчела сообщает о себе: «Я живу в замковом парке. Наша царица Елена VIII». Пчелы подхватывают: «Во имя права и справедливости, во имя Царицы, защищайте государство!» До нее доносятся «слова старой боевой песни пчел»:

19

В 20-е годы в СССР вышел ряд книг Бонзельса, в том числе трижды издавался указанный выше роман.

Солнце, солнце! Ты наш путьОсвети лучами.Нам Царицу сохрани,Мир да будет с нами!

Во-вторых, «религиозные». Насекомые распевают:

Ведь душа моя — дыханьеМира вечной красоты.Дивны Божии черты,Дивно каждое созданье!

Такие же «религиозные» мотивы нашли, должно быть, цензоры и в книге шведской писательницы, лауреата Нобелевской премии 1909 года Сельмы Лагерлёф — «Легенды о Христе», — изданной еще до революции, в 1911-м; вообще-то, это было большой редкостью в практике Главлита. Книги Лагерлёф пользовались огромной популярностью в России в начале XX века, в 1910 году издательство Саблина даже выпустило 10-томное собрание ее сочинений. Если не считать детской книги «Путешествие Нильса по Швеции» (в русских переводах «Путешествие Нильса с дикими гусями»), в советское время произведения Лагерлёф практически не печатались, что и понятно. Сельма Лагерлёф, по словам автора статьи в ЛЭ, — «…одна из самых реакционных писательниц конца XIX — начала XX вв…Социализм для Л.
– это последний величайший искус антихриста». [20] В более мягкой форме такая оценка выражена в КЛЭ: [21] «Л…ищет выход в религиозно-идеалистической программе духовного самообновления». По-видимому, религиозные мотивы и послужили причиной запрета книги. До 1917-го «Легенды о Христе» выдержали 7 изданий (И. Д. Сытин, М. Кнебель, братья Сабашниковы и так далее); в приказе Главлита уточняется, что запрет касается «всех дореволюционных изданий». После отмены цензуры в 1991 году в России «Легенды…» были несколько раз выпущены современными издательствами.

20

Литературная энциклопедия, т. 6. — М., 1932. с. 23.

21

Краткая литературная энциклопедия, т. 3. — М., 1966. с. 963.

Пострадали некоторые произведения, принадлежащие перу писателей, живших в «странах народной демократии». Поначалу (до 1948 года), пока отношения СССР с Югославией были безоблачными, прославлялись подвиги югославских партизан и «лично» Иосипа Броз Тито. Когда же отношения испортились, а самого Тито объявили «наймитом империализма», начальник Главлита тотчас же подготовил список книг, посланный на утверждение в ЦК КПСС:

Представляю список книг, в которых содержатся положительные высказывания о Тито, либо в которых Югославия характеризуется как страна народной демократии. Главлит просит разрешения издать приказ о запрещении продажи в книготорговой сети и выдачи в библиотеках перечисленных в прилагаемом списке книг. [22]

22

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Д. 319. Л. 117.

После восстановления отношений с Югославией в 1956-м такие книги, казалось бы, должны были вернуться из спецхранов, но про них забыли. Зато попали в него те, в которых разоблачался «кровавый режим Тито-Ранковича», изданные между 1948-м и 1953 годом. Таким образом, в спецхранах одновременно могли находиться как произведения, прославляющие Тито, так и проклинающие его. Когда портились (или, наоборот, восстанавливались) отношения с Албанской и Китайской народными республиками, модель изъятия книг была примерно такой же. Так, в частности, оказались под запретом «Албанские поэмы», переведенные Давидом Самойловым, поскольку в тексте и примечаниях переводчика названы многие деятели Албании, подвергнутые в СССР остракизму, такие, как Энвер Ходжа и другие. [23]

23

В результате запрету подверглись книги Сергея Михалкова, Льва Кассиля, Ник. Тихонова; подвергся нападкам даже получивший Сталинскую премию роман Ильи Эренбурга «Буря», поскольку в нем «солдаты Тито характеризуются как герои».

Совершенно нетерпимым, наконец, было отношение советских цензоров к «нездоровой эротике» и ненормативной лексике, под что подводились порой самые невинные вещи. [24] Еще Пушкин пытался «…всё так изъяснить, чтоб совсем не рассердить богомольной важной дуры, нашей чопорной цензуры» (кстати, Р. В. Иванов-Разумник в письме своему издателю П. Витязеву в 1923 году слово «богомольной» заменил на «большевицкой»). [25]

Крайний пуританизм, которым всегда отличалась российская цензура, в советское время был доведен уже до совершеннейшего абсурда. Так, например, «неприличной» была признана повесть австрийского классика Артура Шницлера (1862–1931) «Барышня Эльза», выпущенная ленинградским издательством «Сеятель» в 1925 году. Приказ Главлита № 8 за 1951 год характеризует мотив ее изъятия предельно кратко: «Бульварно-порнографическая новелла». На самом же деле, повесть представляет собой исповедь истеричной барышни и не более того.

24

См. об этом: Б. Гишар. Борьба с порнографией при царской и большевистской цензуре в начале XX века: попытка сравнения // Цензура в России: История и современность. Вып. 3. — СПб., 2006. с. 142–158.

25

Белоус В. Г. «Скифское», или трагедия «мирозрительного отношения» к действительности // Звезда. 1991. № 1. с. 163.

Под такую же «статью» подведен рассказ Оскара Уайльда «Царь Жизни», лишь единожды изданный в России — опять-таки до революции — в 1908-м. «Апологет аморального эгоизма и праздности… <…>…высшие натуры» которого наделены «утонченной извращенностью», [26] Уайльд признан после революции «вредным» писателем, в силу чего его произведения практически не печатались до 1960-го, когда вышел двухтомник, подготовленный А. Аникстом. В вышеупомянутом рассказе найдены элементы порнографии, причем с гомосексуальным оттенком. А повествуется там о страстной «греховной» любви аббата к подростку, заканчивающейся трагически: двойным самоубийством — не в силах справиться со своей страстью, аббат дает испить юноше из чаши с отравленным напитком, а затем и сам принимает яд (такие вот новые Ромео и Джульетта).

26

Литературная энциклопедия, т. 11. — М., 1939. с. 478.

Выше нами была названа едва ли десятая часть переведенных на русский язык книг, которые оказались в узилищах спецхранов. [27] Политика тотального «библиоцида», неуклонно проводившаяся в течение трех четвертей века, привела к невиданному в истории опустошению книжных запасов и как следствие — к существенному снижению интеллектуального и духовного потенциала страны. Результаты массового истребления книг чувствуются до сих пор и, возможно, будут сказываться еще долгое время. Очень точно сказал об этом Иосиф Бродский в предисловии к «Избранной прозе» Марины Цветаевой, вышедшей по-русски в 1979 году в Нью-Йорке:

27

Автором подготовлен к изданию справочник «Индекс запрещенных книг советской эпохи», куда и войдут описания сотен книг зарубежных авторов. Очень выборочно они представлены в списке «IndexLibrorumprohibitorum зарубежных писателей» (Новое литературное обозрение, 2008, № 92).

Теоретически достоинство нации, уничтоженной политически, не может быть сильно унижено замалчиванием ее культурного наследия. Но Россия, в отличие от других народов, счастливых существованием законодательной традиции, выборных институтов и т. п., в состоянии осознать себя только через литературу, и замедление литературного процесса посредством упразднения или приравнивания к несуществующим трудам даже второстепенного автора равносильно генетическому преступлению перед будущим нации.

Лучше поэта не скажешь…

* * *