Затмение: Полутень

Он сказал:

— Едва ли я могу вам чем-то помочь.

Но, произнося эти слова, он уже царапал что-то на листке бумаги, прикрывая его своим телом и головой от камеры наблюдения.

— Вот специальный пропуск, вы с ним сможете перемешаться, где захотите.

Он передал ей пропуск. И понял по внезапно охватившему Китти напряжению, что она догадалась — он передаёт ей два документа. Пропуск, а под ним ещё один бланк: записка.

Они переглянулись. Китти встала, кивнула и вышла. Вероятно, размышляя, стоит ли доверять начальнику службы безопасности. И понимая, что выбора нет.

В записке говорилось: Мой офис прослушивается. Я свяжусь с вами. Мы встретимся Снаружи, у памятника. Дайте мне знать, когда собрание. Я попытаюсь помочь. Когда доберётесь домой, уничтожьте записку.

Он смотрел, как она уходит, и думал: Вот теперь я по уши в говне.

Но, мать-перемать, он же сделал выбор, разве нет?

Он перешёл на другую сторону.

Фаид был жилистым мужчиной с кожей орехово-коричневого оттенка, узкой аккуратной бородкой и крупными живыми глазами, в потрёпанном ЯБлоке тигровой раскраски. Он широко улыбнулся, завидев Расса.

— Прикольное местечко вы выбрали, шеф, — сказал Фаид с преувеличенно густым акцентом. — В любом случае, тут и так ни хера не пашет.

Он выучил английский в Лондоне, поэтому в его скверной стандартной речи попадались британские словечки.

Расс ответил:

— Ну должна же с него, блин, быть хоть какая-то польза?

Они сидели в одном из кафе на Бульваре, в узком секторе Колонии, предназначавшемся для отдыха техников. Магазинчики, кафе и спа-салоны были закрыты: ресурсов для них не хватало. Но Расс, начальник СБ, мог открыть любое помещение аркадного бульвара своим кодовым токеном.

Тут было пыльно — это значило, что воздушные фильтры системы вентиляции снова забились. Обычно пыль в Колонии старались как можно быстрее убирать, поскольку она ускоряла износ СЖО и несла смертельную угрозу. Разбитые окна были заклеены бумагой. Единственным источником света служил электрический фонарик Расса на столе.

— И чего сидим? — спросил Фаид, жестом обведя помещение. — Я так понимаю, сервис тут ненавязчивый.

Расс улыбнулся и покачал головой.

— Я ненадолго.

Он достал из кармана два токена и передал Фаиду.

— Ты эсбэшник и знаешь, как ими пользоваться.

— Я им был. Я больше не эсбэшник, мать вашу.

— Знаю. Извини. Это Прегер приказал. Но возьми же. Используй их по своему усмотрению. Ситуация в общих чертах такова: я намерен рискнуть. Я хочу свалить Прегера. Велики шансы, что меня арестуют. Если ты мне поможешь, то навлечёшь и на себя большую опасность. Но я подумал, что ты, быть может, захочешь мне помочь.

Фаид кивнул.

— Расс, ты меня чертовски хорошо знаешь!

Расс ткнул пальцем в каждый из пропусков.

— Этот открывает доступ в любое место секции охраны; этим можно пользоваться для перевода заключённых из камеры в камеру. Когда настанет время, ты выведешь из тюрьмы этого человека и спрячешь его. — Он передал бывшему подчинённому листок бумаги с именем и номером мужа Китти. — Я кое-кому пообещал это сделать. Окажись он на свободе, вероятно, напакостит Прегеру — и тем порадует меня. Но пока не делай этого. Я не хочу прибегать к этому средству иначе, как в чрезвычайной ситуации.

Фаид наставил на Расса палец и повторил:

— Ты меня слишком хорошо знаешь!

И с усмешкой опустил токены в карман.

Торговый центр в Вашингтоне, округ Колумбия

— Копия для каждого из нас, Стоунер, — сказал Брюммель. И добавил, следя, как Лопес принимает у Стоунера конверт:

— Таков уговор.

— Обе там, — сказал Стоунер.

Он смотрел в окно кафетаминки на блистающий лабиринт нижних уровней колоссального торгового центра.

Было почти десять часов вечера.

Магазины в коридорах исполинского подземного ТРЦ почти все уже закрылись. В некоторых ячейках царила тьма, некоторые освещались изнутри, но оставались мертвенно тихи; рекламные дисплеи показывали коллекции одежды, умные игрушки, дизайнерские устройства для наркотических инъекций, ниндзя-доспехи, спортивный инвентарь и визор-накладки. Витрины и дисплеи отражали друг друга, выстраивая второй лабиринт, слой за слоем выложенный рекламой, и перемешивали каталожные картинки до полной неузнаваемости. Стоунеру зрелище показалось мрачным предвестием скорого единения всей этой хрени на городских свалках.

Он чувствовал сосущую пустоту отчаяния внутри. Его купили и продали. Он передал информацию врагам.

Подумай о семье.

Лопес потягивал из одноразового пеностирольного стаканчика эрзац-кофе через соломинку, а Брюммель глядел на маленькую флэшку в конверте. Это было глупо; ну что можно узнать, просто глядя на флэшку? Стоунер поёрзал на жёстком стуле, устроил локти поудобнее на белом пластиковом столике, а подбородок подпёр перекрещенными пальцами. Между Стоунером и двумя его собеседниками на бумажной салфетке лежал пирожок воскового оттенка и подозрительного происхождения.

Стоунер спросил:

— Когда вы поможете мне выбраться из страны?

— Когда товар убедится как годный, — ответил Лопес.

— Тебе следует поработать над грамматикой, — сказал ему Стоунер. — Как насчёт поискать компьютерную будку, чтоб вы там это дело быстренько просмотрели? За время плачу я.

Брюммель взглянул на него. На его тёмной коже проступили бисеринки пота.

— У тебя есть повод для беспокойства?

Он выглянул в коридор, потом обвёл взглядом через плечо помещение кафетаминки. Тут было пусто, если не считать японского мальчишки за стойкой.

Стоунер колебался.

Внезапно помещение наполнилось жутким рёвом, окна и столики завибрировали, заставив троих мужчин подскочить от неожиданности. Это корейский [30] мальчишка врубил айпод на хэви-металлической композиции неопанковой группы. Фронт-вокалист завывал:

Войну принесёшь ты домой! Страдать мы должны, как и все люди мира, Да, войну принесёшь ты домой! Убийства принесёшь ты домой, Новый купол для беженцев скоро построишь, Войну принесёшь ты домой!

30

Так у автора.