Затворник из горной твердыни
Шрифт:
– Почему, Роберт?
– спросил японец огорченно, но как-то отрешенно. Будто он здесь совершенно ни при чем.
– Пол. Одну минутку.
– Он выудил крохотное ювелирное украшение из коробочки. Оно стало скользким от пота.
– Пол... я горжусь этой работой. Не может быть и речи о том, чтобы из нее лепили такую халтуру, как амулеты на счастье. Я отвергаю это.
И снова он никак не мог определить реакцию этого молодого японца. Он весь был только слух, только простое восприятие.
– Тем не менее, я благодарен вам, - сказал Роберт Чилдэн.
Пол поклонился.
Поклонился
– Люди, изготовившие это, - сказал Чилдэн, - гордые американские художники. Я в том числе. Поэтому предложение пустить их труд на дрянные амулеты оскорбляет нас, и я прошу вас извиниться.
Воцарилось казавшееся вечностью молчание.
Пол внимательно разглядывал Чилдэна. Одна его бровь приподнялась слегка, чуть искривились в улыбке тонкие губы.
– Я требую, - сказал Чилдэн. Это все. На большее он чувствовал, что не способен. Он просто ждал.
Пожалуйста, взмолился он. Ну помогите мне.
– Простите, что я ошибся в своей самонадеянности, - произнес Пол и протянул руку.
– Вот и прекрасно, - ответил Роберт Чилдэн.
Они пожали друг другу руки.
Удивительное спокойствие снизошло на душу Чилдэна. Я пережил это. Я остался цел и невредим. Все кончено. Бог милостив; он не обошел меня в нужный момент своим вниманием. В другой раз все может получиться совершенно иначе. Смогу ли я отважиться еще раз, можно ли еще раз так искушать судьбу? Вероятнее всего, нет.
Ему взгрустнулось. На короткий миг он будто поднялся на поверхности и увидел себя свободными.
Жизнь коротка, подумал он. Искусство или еще что-нибудь, только не жизнь, могут жить долго, простираясь в бесконечность, как бетонная лента шоссе. Равная, белая, нераздираемая пересечениями. Вот я стою перед нею. Но это уже все.
Взяв маленькую коробочку, он положил ее вместе с ювелирной вещицей фирмы "Эдфрэнк" во внутренний карман своего пальто.
12
– Мистер Тагоми, - произнес Рамсэй, - это мистер Ятабе.
– Он удалился в угол кабинета, а вперед вышел невысокий старичок.
Протянув руку, Тагоми сказал:
– Я очень рад встретиться с вами лично, сэр.
– Легкая, хрупкая рука пожилого господина скользнула в его ладонь. Он осторожно слегка пожал ее и тут же отпустил, надеясь, что ничего не сломал. Тагоми внимательно всматривался в черты лица пожилого господина и остался доволен тем, что увидел. Такой твердый, ясный взгляд, в глазах ни малейшего ослабления умственных способностей. Во всем облике ощущалась прочность старинных традиций. Лучшее качество, которым в состоянии похвастаться старость... И вот тут-то он понял, что перед ним стоит генерал Тедеки, бывший начальник имперского генерального штаба.
Тагоми низко поклонился.
– Генерал, - только и вымолвил он.
– А где третья сторона?
– спросил генерал Тедеки.
– Сейчас прибудет, он уже близко, - сказал Тагоми.
– Я лично позвонил ему в гостиницу.
– В голове у него шумело, в низкой согбенной позе он отступил на несколько шагов назад, чувствуя, что вряд ли в состоянии будет выпрямиться.
Генерал сел. Мистер Рамсэй, все еще в неведении относительно личности пожилого господина, помог ему, пододвинув стул, но не выказывал особой почтительности.
Тагоми нерешительно занял место напротив генерала.– Мы зря теряем время, - произнес генерал.
– Прискорбно, но неизбежно.
– Верно, - согласился Тагоми.
Прошло десять минут. Никто из них не нарушал молчания.
– Извините меня, сэр, - произнес, засуетившись, наконец Рамсэй.
– Я удалюсь, если позволите.
Тагоми кивнул, и Рамсэй покинул кабинет.
– Чай, генерал?
– спросил Тагоми.
– Нет, сэр.
– Сэр, - произнес Тагоми, - я должен признаться в том, чего боюсь. Я ощущаю в этой встрече нечто, внушающее ужас.
Генерал склонил голову.
– Мистер Бейнс, которого я встречал, - продолжал Тагоми, - и принимал у себя дома, называет себя шведом. Однако при более близком рассмотрении я убедился в том, что на самом деле это, по всей вероятности, весьма высокопоставленный немец. Я это говорю, потому что...
– Пожалуйста, продолжайте.
– Благодарю вас. Генерал, его взволнованность относительно задержки этой встречи побудила меня сделать заключение, что она вызвана политическими неурядицами в Рейхе.
– Тагоми тактично не уведомил его о том, что ему известен другой факт - неприбытие генерала в заранее обусловленное время.
– Сэр, - произнес генерал.
– Сейчас в излагаете свои предположения. Меня же интересуют только достоверные факты.
– В его глазах на мгновенье загорелся почти отеческий блеск. В них не было злобы или неудовольствия.
Тагоми учел это замечание.
– Сэр, мое присутствие на этой встрече - простая формальность, чтобы сбить со следа нацистских ищеек?
– Естественно, - сказал генерал.
– Мы заинтересованы в поддержании определенной фикции. Мистер Бейнс является представителем "Тор-Ам Индастриз" в Стокгольме, сугубо деловой человек. А я - Синиро Ятабе.
А я - мистер Тагоми, подумал Тагоми. Такова моя участь.
– Нацисты, безусловно, скрупулезно следят за всеми передвижениями мистера Бейнса, - сказал генерал. Руки его покоились на коленях, а туловище держалось так прямо, будто аршин проглотил...
– И чтобы разоблачить эту фикцию, им придется прибегнуть к соблюдению буквы закона. В этом истинная цель нашей маскировки - не ввести их в заблуждение, но потребовать выполнения всех подобающих данному случаю формальностей в том случае, если участники встречи будут разоблачены. Вы, например, понимаете, что их интересует гораздо большее, чем просто убийство мистера Бейнса... Пристрелить его они могли бы независимо от того, было ли у него это фиктивное прикрытие или нет.
– Понимаю, - сказал Тагоми.
– Похоже на какую-то игру. Но в Токио хорошо известен образ мышления нацистов. Поэтому, как я полагаю, в этом есть определенный смысл.
На столе зажужжал интерком.
– Сэр, - раздался голос Рамсэя, - мистер Бейнс здесь. Пропустить его?
– Да!
– выкрикнул Тагоми.
Дверь отворилась, и мистер Бейнс, одетый во все с иголочки, в великолепно сшитом и тщательно отутюженном костюме, подтянутый, уверенный в себе, вошел в кабинет.
Генерал Тедеки поднялся, чтобы поздороваться с ним. Тагоми тоже встал. Все трое раскланялись.