Завещание

Потом подняла голову и посмотрела на сына.

– Значит, теперь ты все знаешь, – сказала она и фыркнула, – ей-богу фыркнула едва слышно, но ему точно не послышалось, – и пожала плечами.

– Что ты хочешь этим сказать? Что ты все это время знала? И как долго это продолжается? Как ты вообще можешь с этим жить?

Слова вылетали из него как пули, и он не мог их остановить. Вопросы. Вопросы, пропитанные злостью.

Но она не хотела ему ничего рассказывать, это он сразу понял. Не хотела впускать его туда, в самую интимную сферу своей жизни, и он понял, что в тот же миг, как она решила так сделать, отношения между ними навсегда изменились. Он больше не сможет и дальше просто быть ее сыном, теперь они в каком-то роде стали ровней друг другу – друзьями, ну ладно, пусть не друзьями, но в любом случае их отношения теперь станут другими. Перейдут из категории «мать и дитя» в нечто иное. Но Сири ничего не сказала. Просто протянула руку к его фляжке и сделала пару глотков. После чего замолчала и молчала так долго, что Эско уже и не надеялся, что мать еще что-то скажет.

– Я уже давно знаю, – произнесла она тихо.

Ее взгляд вновь мерил пустоту больничного коридора, словно она видела там нечто, чего не могут увидеть другие.

– Я рано поняла, что мужчина, за которого я вышла замуж, был ненастоящим. Да, ненастоящим. Что с ним что-то было не так. Что он не был таким как я, как мы, как вся наша семья, что он действительно был совсем не такой, как парни из той деревни, откуда я родом. Но вначале именно эта его инаковость пусть и не будила во мне любви, но уж точно очаровывала и притягивала.

Сири снова рассмеялась, и Эско протянул руку, чтобы коснуться матери, но что-то заставило его остановиться.

– Я думала, именно эта его непохожесть на других спасет меня. Спасет от того существования, которое мне приходилось влачить. Но я ошиблась. Просто на смену одной тюрьме пришла другая. Но тут стали появляться вы. Один за другим, и я поняла, что именно вы и есть самое важное. Чтобы у вас были еда, крыша над головой и те возможности, которых никогда не было у меня.

Прежде Эско никогда не слышал, чтобы мать говорила в таком духе. Казалось, она сама не знала, какие слова сорвутся с ее губ в следующий момент.

– Люди говорят, что для ребенка гораздо важнее дом, полный любви, и счастливые родители.

Мать подняла на него взгляд, удивленная его словами, и улыбнувшись, ответила:

– Должно быть, эти люди никогда по-настоящему не знали, что такое голод. Я до сих пор помню, каково это – расти, постоянно недоедая. В те времена я, не задумываясь, обменяла бы все счастье мира на добрую миску похлебки.

Она нежно погладила его по щеке.

– Мой дорогой Эско, мне пятьдесят четыре года. В таком возрасте уже не разводятся.

С этими словами она вернулась к Арто, забралась в стоявшее у койки кресло и, накинув на плечи пальто, смежила веки.

Какое-то время Эско просто стоял и смотрел на мать и перебинтованного младшего брата. После чего отправился на поиски телефонной будки и, дозвонившись до Анни, сказал, что им нужно встретиться для серьезного разговора.

– Давай попозже, Эско, – попросила сестра, – когда выпишут Арто из больницы. Я сейчас пока ни о чем не могу думать.

И вот, когда Арто вернулся домой, Анни наконец-то отправилась с ним к гаражу и выслушала его. Она выглядела такой утомленной, его сестра. Беременность не идет ей, подумал Эско. Не то, что Сейе. Та с каждой беременностью – а их было уже три – буквально расцветала и выглядела такой возвышенной, почти святой. Щеки горели румянцем, и все ее тело, казалось, обволакивал некий защитный слой, придававший мягкость ее очертаниям и самым умиротворяющим образом действуя на ее настроение, от чего все девять месяцев с ее уст не сходила улыбка, нежная и загадочная, как у Моны Лизы.

Анни же ни капельки не растолстела. Скорее наоборот, выглядела еще более похудевшей, чем обычно. Словно ребенок, который поселился у нее в животе, глодал и высасывал из нее всю энергию, пожирая ее тело изнутри, будто чужеродный паразит. Эско сразу понял, что его сестра нуждается в отдыхе и на мгновение почувствовал укол совести: в конце концов, что может быть проще – отложить все обсуждения на потом. И пусть его открытие, сделанное им в коровнике, отправляется туда, куда ему и дорога, в какой-нибудь жестяной ящик в кладовке памяти откуда в любой момент можно было вытянуть анекдот или байку об отце и вместе посмеяться над его очередной глупой выходкой. А жизнь пускай идет себе дальше, не требуя никаких ответных действий взамен, и это был бы самый удобный выход из положения для всех, кто замешан в этом деле. Но что-то с ним случилось, что-то изменилось. Он больше не мог притворяться. Не хотел.

* * *

В оставшиеся до Рождества дни Анни продолжала приводить дом в порядок, готовить его к празднику. Она стряпала рождественские блюда, наготовила вдоволь морковки, капусты, печенки. Лахья помогала ей и, когда Сири с Арто вернулись домой, привычный порядок вещей, казалось, был восстановлен.

Братья взяли Арто с собою в лес. Перед этим они осторожно обмотали его веревками и накрепко привязали к саням, а потом в лесу позволили самому выбрать елку, которую срубили и потащили домой. Это было за день до Рождества. Дома они достали ящик с рождественскими игрушками и гирляндами и принялись наряжать елку. По радио передавали церковный звон колоколов и рождественские псалмы, – знакомые с детства звуки, ставшие уже ритуальными. Пришел Тату, он был один и принес с собой бутылку «Коскенкорвы». Братья и сестры пустили ее по кругу, не пили только Онни с Арто и Анни.

С тех пор, как Анни забеременела, она почти бросила пить, ее мутило от одного только запаха спиртного. К тому же ей никогда не нравился этот горячечный, вызывающий головокружение род опьянения, которой наступал после водки. Нет, куда лучше неспешно смаковать коньяк или выпить немного вина вместо того, чтобы заливать в себя чистый спирт, которого она чаще всего избегала, независимо от состояния здоровья.

Эско остался недоволен их первым разговором у гаража. Поэтому продолжал названивать. Снова и снова. Хотел еще поговорить. Он упорно домогался ее в оставшиеся до Рождества дни, и все это время Анни только молча качала головой, когда братья и сестры пытались заставить ее взять трубку – они же не знали, почему она не хочет разговаривать со старшим братом, но все же оставались ей верны и добросовестно придумывали различные причины, почему она не может подойти к телефону именно сейчас. И Эско, вздыхая, клал трубку.

Обстоятельства требовали от него повторного визита в Аапаярви. Поэтому за день до сочельника, поздним вечером, когда Сири с детьми уже легли спать, он в очередной раз заявился на ферму. Анни еще сидела на диванчике, когда увидела в кухонном окне машину Эско.

Она вздохнула, понимая, что брат не отвяжется от нее, пока не получит того, что хочет. Анни всегда считала: как идут дела (неважно какие, да какие угодно), так пускай они себе и идут. Значит так надо. И пусть ей нравилось дразнить Сири, заводя с ней разговоры о разводе и новой жизни, она все равно знала, что матери ничего не светит, – в ее понимании это было попусту невозможно, и произойти никак не могло.

И тут, откуда ни возьмись, является Эско. Эско, который внезапно уверовал в перемены. Вот только его здесь не хватало.

Он привез с собой пакет рождественских крендельков Сейи. Знал, мерзавец, что Анни просто обожает эти крендельки. Он остался стоять во дворе и зазывно помахал пакетом с выпечкой, словно наживкой перед окунем. Анни скорчила гримаску, но все же оделась и вышла к нему.

В гараже было холодно, и Анни намотала на себя еще пару одеял, пока ела крендельки прямо из пакета. Ее пальцы мгновенно стали липкими от сахара, и она тщательно их облизывала, лишь бы не смотреть на Эско, ожидая, когда тот заговорит с ней.

– Сири продаст мне ферму. Или они оба это сделают. Сири и Пентти. Ведь каждому принадлежит половина, и они, если захотят, могут продать свои доли мне.

– А деньги у тебя есть?

Анни уставилась на брата, все еще не до конца убежденная его доводами. Эско кивнул.

– Есть.

Однако это было неправдой. После проверки кадастрового плана Эско понял, что у него хватит средств только на то, чтобы выкупить долю матери. Но если его план выгорит, то этого окажется вполне достаточно.