Заветы Ильича. «Сим победиши»
Шрифт:
А уже 14 апреля 1921 года, по докладу Преображенского, Политбюро принимает с поправками и дополнениями Ленина, предложение Финансовой комиссии ЦК по оздоровлению денежного обращения и проведению деноминации совзнаков в соотношении «не менее 1:1000». Предлагалось также продумать вопрос о восстановлении банковских учреждений1.
Деноминация была декретирована в ноябре 1921 года путем выпуска рублей образца 1922 года, но уже в соотношении 1:10 000. А до этого, вместо прежних конфискаций органами ВЧК драгметаллов и прочих ценностей, 6 сентября СНК поручает Наркомфину для увеличения золотовалютного фонда приступить к покупке у населения золота, платины и валюты, в соответствии
Наконец, б октября 1921 года декретом Совнаркома учреждается Государственный банк «с целью способствовать кредитом и прочими банковыми операциями развитию промышленности, сельского хозяйства и товарооборота, а также… проведению других мер, направленных к установлению правильного денежного обращения»129130.
Все эти шаги, как и план ГОЭЛРО, свидетельствовали о серьезности намерений Советской власти, направленных на возрождение народного хозяйства страны. И это обстоятельство сразу вызвало позитивную ответную реакцию со стороны крупнейших экономистов и финансистов России, отнюдь не сочувствовавших прежде начинаниям коммунистов.
Первоначально местом, где происходили дискуссии по проблемам денежной реформы, стал Институт экономических исследований (ИЭИ) Наркомфина. Уже в марте, а затем в июне 1921 года здесь выступил с докладом известный банковский деятель, бывший директор и председатель Правления Русско-Сибирского торгового банка Владимир Василевич Тарновский.
Здесь же 25 мая был заслушан доклад «о незамедлительной реформе денежного обращения» уже знакомого читателям заместителя министра финансов в царском правительстве (1905 г.) Николая Николаевича Кутлера. 30 мая записку с тезисами по данному вопросу представил и руководитель финансовой секции ИЭИ, член Правления дореволюционного Госбанка Павел Петрович Гензель. В обсуждении этих проектов 3 июня приняли участие бывший член Госсовета и заместитель министра финансов царского правительства в 1906 году Н.Н. Покровский, член Совета Госбанка при Временном правительстве И Д Силин, профессора В.Я. Железнов, В.Н. Твердо-хлебов и Н.Н. Шапошников.
Предметом дискуссии стали несколько предложений, содержавшихся в указанных докладах. Первое: отказ или резкое сокращение дальнейшей эмиссии бумажных денег. Второе: значительное сокращение государственного бюджета за счет расходов на армию, флот, госаппарат. И то и другое вполне согласовывалось с решениями ЦК РКП (б).
А дальше предлагались меры, выходившие за эти рамки, но известные еще со времен финансовых реформ Наполеона и денежной реформы Витте. Первая: введение параллельно существующим бумажным деньгам банкнот, обеспеченных золотым запасом республики. Второе: проведение девальвации прежних денежных знаков на новые по курсу 10 000 к одному золотому рублю.
Для реализации такого проекта, как полагали его авторы, необходимо было прежде всего получение крупного иностранного займа, а для практического руководства всей реформой — создание особой концессии по учреждению эмиссионного банка — Банка России, который был бы достаточно независим от государственной исполнительной власти1.
И то и другое сами участники дискуссии сочли весьма «утопичным», поскольку надежды на крупный заграничный заем, как и на золотой фонд самой России, — не реальны, ибо имеющиеся скудные золотовалютные резервы необходимы государству для безотлагательной борьбы с голодом. Стало быть, как заявил Н.Н. Покровский, — «средств для осуществления проекта не имеется и потому не следует и начинать реформу»131132.
От предложений о заграничном займе, а тем более иностранной концессии на эмиссионный банк России, как говорится,
за версту пахло «плохой» политикой, и, вероятно, поэтому в Наркомфине ими не заинтересовались. Во всяком случае, на заседание коллегии наркомата, проведенное 24 сентября под председательством наркома Николая Николаевича Кре-стинского, профессуру даже не пригласили. А принятые решения дальше деноминации, заявленной Политбюро еще в апреле, так и не продвинулись. Изменился лишь курс: один бумажный рубль образца 1922 года обменивался на 10 000 прежних расчетных знаков133.То есть ни о какой радикальной финансовой реформе, декларированной X съездом партии, речь не шла. И об этом топтании на месте Ленин почти ежедневно получал самую наглядную информацию, когда ему на стол выкладывали для подписи кипы постановлений СТО и Малого СНК об отпуске миллиардов и миллионов этих самых «расчетных знаков» на самые различные государственные нужды. В конце концов, 17 октября 1921 года Владимир Ильич направляет письмо наркому финансов Крестинскому: «Хотел бы знать Ваше мнение, не пора ли произвести расчеты двоякого рода:
во-1-х, план (самый грубый и общий, в порядке первого приближения) восстановления нашей валюты. Скажем: при таких-то условиях, в течение стольких-то лет можно бы было последовательным применением таких-то мер осуществить то-то…
Bo-2-x, нельзя ли перевести на золото наш расходный бюджет и сравнить (по главным рубрикам — и, может быть, по ведомствам и по областям, губерниям, столицам и пр., насколько возможно) с довоенными цифрами.
Надо приступить, и поскорее, к тому, чтобы путем такого или подобного расчета начать нам реформу нашего, совсем запущенного, ни с чем не сообразованного, стихийно, бессистемно вспухшего бюджета»1.
А дабы дело не отдавать на откуп непрофессионалам, 20 октября на заседании Политбюро Ленин пишет постановление: поручить Наркомфину и Финансовой комиссии «подобрать в кратчайший срок группу лиц с солидным практическим стажем и опытом в капиталистической торговле, на предмет консультации по вопросам денежного обращения»134135.
Преображенский пытается убедить Ленина в том, что деноминация в определенной мере сможет сдержать рост эмиссии. Но 28 октября Владимир Ильич отвечает ему: «Ваш оптимизм все чаще — я вижу — опровергается фактами… Весь темп нашей денежной реформы надо в корне изменить.
Periculum in mora [опасность в промедлении]»136.
Затяжка в проведении реформы объяснялась не только неповоротливостью госаппарата. Многие из руководящих деятелей, причастных к экономике, испытывали внутреннее сопротивление и против госкапитализма, и против участия буржуазии в хозяйственной жизни, что и приводило их, как выразился Ю. Ларин, к неприятию этой якобы «коммунистической реакции». А золото — «презренный металл», и торговля как раз и были для них символом всех крайностей и «гримас НЭПа»1.
В этой связи 7 ноября, в праздничном номере «Правды» появилась статья Ленина на весьма прозаическую тему — о значении золота и торговли в текущий момент. «Коммунизм и торговля?! — пишет Владимир Ильич. — Что-то очень уж несвязное, несуразное, далекое». Наверняка придет время, когда из золота сделают «общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира» в память о кровавых преступлениях, веками совершавшихся во имя этого «презренного металла»137138.