Завтрашний ветер. Незнакомка

— Да, Болвин. Позвольте мне удалиться ненадолго. Привести себя в порядок…

— Госпожа Санторин! — взревел он, — отведите сударыню в мою спальню, — настолько выделив голосом это «мою», что к ним стали оборачиваться. По лицам самых трезвых проскользили двусмысленные улыбки. Жена и дочь Венима, пряча румянец гнева, склонились к тарелкам.

— Окажите всяческую помощь! Я проверю!..

— Иди…те за мной, милочка… — выдавила домоправительница. Похоже, ее антипатии не смог одолеть даже жучиный мускус телванни…

Спальня оказалась помпезной — как раз в духе Венима: неподъемная мебель, каменные вазы, резные панели и ковры. Парчи и камки, пошедших на кроватный полог, хватило бы приодеть небольшую деревню. Яшмовые, коричневые с алыми прожилками, колонны подпирали свод. Плафоны изображали сцены военные и любовные, но в центре всех росписей находлся сам хозяин, легко узнаваемый по роскошной эбонитовой броне.

— Агата!

Худая данмерка в сером, до того разбивавшая огромными щипцами угли в очаге, приблизилась и замерла, сложив руки на животе. Прошелестела:

— Да, мутсера…

— Помогите мне.

В четыре руки они отирали пот, брызгали духами, расчесывали, освежали сурьму на бровях и ресницах, румянили щеки, подводили губы… При этом госпожа Санторин не упускала случая толкнуть или больно дернуть, но и без того Аррайда извертелась на стуле. Пора было подновить мускусное волшебство, а как достать бутыль под бдящим оком злобной бабы?

— И почему вы все время оглядываетесь? — уколола домоправительница. — Совесть нечиста?

— Боюсь столкнуться с убийцей, которого здесь прячут. А вдруг он вырвется на свободу?

Старуху перекосило. Булькнув, она поджала и без того сморщенные губы:

— Не ваше дело… Агата, продолжайте без меня! Надеюсь, милочка, вы здесь не надолго задержитесь, — двусмысленно выразилась госпожа Санторин.

— Я тоже.

Подбирая юбки, домоправительница умелась из спальни.

— Не суди поспешно, госпожа, — прошелестела Агата. — Возможно, он и не убивал.

— Ты знаешь сына Сарети? Где он?!

Служанка-данмерка, нагнувшись, стремительно поцеловала наемнице ладонь.

— Не спрашивай о пленнике — это их обозлит. Поищи в правом крыле.

— Спасибо.

— Мой сын был спящим.

Она приподняла лицо Аррайды за подбородок, обращая к зеркалу:

— Вот так хорошо?.. Там роятся стражники, и я слышала болтовню о гобелене.

Девушка резко выдохнула. Славно! Всю ночь бродить по дворцу и заглядывать под драпировки… Не таясь, она вынула флакон с жучиным мускусом, накапала на платок.

— Иди со мной, госпожа. Не туда…

Служанка потянула Аррайду от парадной, с золотой лепниной, двери в сторону арки, скрытой за драпировками. Отворила неприметную дверцу, похожую на дверцу шкафа. Не отпуская руки гостьи, выглянула из-под лестницы, куда выводил ход.

Все те же украшенные росписью своды, висящие чуть выше головы светящиеся шары, померанцы в кадках, натертые мозаики пола… и бесконечные ряды старинных, чуть поблекших гобеленов…

Дышалось здесь куда легче, чем в спальне советника.

— Это правое крыло, — прошуршала данмерка. — Если подняться по лестнице — попадете в главные помещения. Храни вас Альмсиви.

— И тебя, — отвечала Аррайда искренне. И осталась совсем одна. Все, что ее утешало: путающееся в ногах упрямое платье и тесные сандалии не оставят времени пугаться.

— Он снова откажется есть объедки.

— Усталость и голод ломали и не таких.

Наемница отпрянула за торчащий в кадке огнецвет. Мимо прошагали два стражника, в своих скругленных кирасах похожие на шалков. Левый, брезгливо держа на отлете, нес в полотенце плюхающий котелок. Аррайда пристроилась стражникам в хвост. Они так были увлечены разговором, что ничего не замечали. Зато наемница вовремя отпрянула, расслышав клацанье подкованных сапог за поворотом, и уставилась на первую же драпировку. И даже растерянность ей изображать не пришлось.

Пятеро караульных в костяных доспехах Дома Редоран вывернули из-за угла, неотвратимые, как рок. Разводящая, перехватив «пернач», уставилась на Аррайду сквозь прорезь в личине шлема. Произнесла резко:

— Уходите! Вам нельзя находиться здесь! Гвенан…

— Мне… н-надо… — промямлила наемница, старательно прижимая ладонь к низу живота. — Ой… н-не могу-у…

Это вырвалось само собой. И теперь девушка от души радовалась слою румян и белил, не дающих распознать истинное выражение ее лица.

Разводящая дернула головой:

— Гвенан, отведите ее в уборную.

— За мной!

Голос был хрипловатым, но явно женским. И страшно раздраженным.

Церемоний ждать не приходилось. Спасибо, хоть повела в нужную сторону — туда, куда убрались болтуны с котелком.

Но зашли недалеко. Ударом бронированного кулака Гвенан распахнула двери в залу, где опять не обошлось без яшмы, лепнины и парчи. Уборную разделяла надвое ширма, прихотливо вышитая зверями и цветами. За ширмой скрывались монументальное сиденье на золотых кагутьих лапах, с крышкой из мрамора, пара мраморных курильниц, стайка ваз с пышной порослью пыльника и канета, и фонтан, бьющий из круглой чаши на высокой точеной ножке. Аррайда в проклятых сандалиях поскользнулась на мозаичном полу, проехалась и застонала с чашей в обнимку.

Стражница выругалась сквозь зубы. Указала на рычаг, торчащий из стены:

— Когда закончите — нажмите вот сюда.

Боромоча под нос о дикарях-нвах, вышла и долго расхаживала под дверью. Наконец ее терпение, похоже, иссякло, и шаги стихли. Аррайда выглянула сквозь щель в ширме, потом прокралась к двери: коридор по обе стороны был пуст. Тихо покачивались от сквозняка гобелены.

Левой рукой растирая пострадавшую от вазы грудь, правой наемница приподнимала каждый, последовательно переходя от одного к другому в сторону, противоположную той, откуда пришел патруль.

Ей повезло. Тайную дверь не стерегли. Или стража была занята отваживанием разбредшихся по особняку пьяных гостей, но скорее того, стереглась, чтобы у оных не зародились неловкие вопросы, для чего вооруженная охрана подпирает коврик на стене.

Используя дар знака Башни, Аррайда прошептала несколько ласковых слов замочной скважине, и замок щелкнул, отпираясь.

В камере воняло мочой и вчерашней похлебкой. И горелым маслом и потом — так едко, что наемница отпрянула.

— Вы же не…