Зазеркальная империя. Гексалогия

Александр, держась одной рукой за самодельную веревку – он шел первым, как и подобает в таких случаях, – сунул «афганку» за ремень и сполз чуть-чуть вниз, не забывая шарить в непроглядной черноте под собой лучом фонарика.

– Спускаться, товарищ лейтенант?

Перепелица все никак не мог отклеиться от относительно ровной поверхности. Наверное, рассчитывал на то, что командир махнет рукой и заявит: «Да ладно там, пустое! Черт с этим Максимовым!..» Размечтался!

– Давай, Перепелица, помаленьку! И страхуй тех, кто над тобой. Но все хором не лезьте – трос может не выдержать. Я спущусь вниз, дерну, ты передашь следующему. Чтобы больше двух человек разом на весу не было! Понял?

– Понял…

Осторожно пропуская через ладонь веревку (лихо соскользнуть вниз и не получилось бы – узел на узле), офицер сползал по крутому гладкому склону до тех пор, пока подошвы не наткнулись на преграду, а свет фонаря не позволил убедиться в том, что это не какой-то каменный выступ, а вожделенное дно. А заодно и в том, что здесь не валяется бездыханное тело хозяина только что подобранной шапки.

«А парень-то в рубашке родился! – лейтенант обшарил лучом все вокруг. – Живой, чертяка! Здоровый или нет – еще вопрос, но то, что самостоятельно убраться отсюда смог – уже вселяет надежду. Здоровый, конечно: куда бы он делся со сломанной рукой или ногой? Сидел бы тут да скулил. Нет, он выход отправился искать – молодец!»

Бежецкий дернул за веревку, и пару минут спустя, чуть ли не ему на голову, раскорякой сполз Перепелица.

Вся группа собралась внизу через десять минут. Бойцы сопели, перешептывались – большинству было впервой такое экстремальное действо. Александр мимолетно пожалел, что прихватил с собой снайпера Емельянова с его «СВД» – толку от этого оружия в пещере не было никакого, но, подумав, махнул рукой. Слава богу, гранатомет не сподобился захватить!

– Вводная такая… – Направив луч фонаря вверх, чтобы он, отражаясь от свода пещеры, создавал рассеянное освещение, офицер собрал бойцов вокруг себя: в косых отсветах их лица казались застывшими масками. – Максимов скорее всего при падении не пострадал… Или пострадал, но не критично, – опередил он возможные вопросы и догадки. – Двигаться может самостоятельно. Предположительно, он отправился искать выход отсюда, чтобы выйти к заставе снаружи…

– А почему тогда не вышел? – не выдержал один из бойцов.

– Неизвестно, – отрезал лейтенант. – Может быть, ход уходит дальше, в глубь горы, или не имеет выхода на поверхность вообще…

Он тут же пожалел, что так сказал: солдаты начали обеспокоенно переглядываться.

– А может быть, – как ни в чем не бывало продолжил Александр, – выход всего лишь расположен где-нибудь в отдалении. Честно говоря, – добавил он, – я уверен, что эта штольня проточена водой. А куда может деться водяной поток? Только наружу!

Этот вывод не имел ровно никакого обоснования: мало ли подземных рек текло, не выходя на поверхность! Но своей цели лейтенант достиг – бойцы несколько взбодрились от того, что карабкаться на кручу по веревке не понадобится.

А немного погодя он и сам убедился в правоте своих слов – навстречу дул ровный прохладный ветерок…

– Не понял… – Бежецкий посмотрел на свои «Командирские» часы, потряс их, приложил к уху: нет, надежный механизм, еще ни разу не подводивший владельца (на задней крышке, под ремешком имелась гравировка, сделанная два года назад: «Будущему генералу от майора» – часы подарил в день выпуска из училища отец), тикал исправно.

Но обе стрелки почти слились на цифре «один», а из округлого туннеля за плавным поворотом струился мягкий предутренний свет!

– Перепелица! Сколько на твоих?

Сержант подвернул рукав и, продемонстрировав щегольские электронные «Сейко» на металлическом браслете (клялся-божился, что никаким мародерством тут и не пахнет, а часы честно куплены в кабульском духане, но лейтенант ему не верил – брезгливостью хохол не особенно отличался), объявил:

– Час ноль семь.

– Что там, прожектор светит, что ли? – пробормотал офицер, ничего не понимая, и осторожно выглянул наружу.

Над горами занималась заря, и через всю долину к кишлаку протянулись длинные синие тени.

Но изумляться необъяснимому чуду природы было некогда: где-то вдалеке бухнул выстрел, ему ответил другой, и поднялась канонада, дробящаяся и множащаяся эхом в тишине утра.

– Это Максимов, – вычленил опытным ухом из мешанины выстрелов короткие «калашниковские» очереди лейтенант. – Отделение, слушай мою команду!..

* * *

Боек звонко клацнул впустую, и Вадик торопливо передернул затвор, чтобы выбросить давший осечку патрон. Увы, магазин был пуст. Надеясь на чудо, боец перебрал по очереди все четыре, но ни в одном не было видно оливково-зеленого тельца с медной остроконечной головкой. Боеприпасы закончились.

«Гадство какое. – Максимов перевернулся на бок и левой рукой выскреб из нагрудного кармана последний, припасенный на всякий случай патрон: правое плечо, отбитое отдачей, ныло тупой ломящей болью, острыми уколами отдавая по всей руке до кисти – столько стрелять, да еще в таком темпе, солдату не доводилось даже в учебке. – Я думал, дольше удастся продержаться…». Часов у него не было – не положено «салаге» такого богатства по неписаным армейским законам, но с того времени, когда он с радостью увидел, что от его первого одиночного выстрела мешком завалился на бок первый бородач, минуло никак не меньше полутора часов. Вон и солнце успело выкатиться на небосвод, било в глаза так, что больно было смотреть.

Скольких душманов удалось уничтожить, Вадим не знал. Агрессивные поначалу, они быстро умерили свой пыл и на рожон больше не лезли, предпочитая расползтись, как тараканы, по укрытиям, и оттуда постреливать в сторону неуступчивого русского, выжидая, когда у того закончатся патроны. И азиатское терпение их не подвело…

– Руси, садавайса! – в сотый, наверное, раз выкрикнул чей-то высокий надрывный голос из-за небольшой россыпи камней метрах в пятидесяти от Вадикова укрытия: даже удивительно, как за ними удавалось скрыться человеку, а пряталось там, как минимум, трое – это Максимов знал точно.

– Хрен вам, – пробормотал солдат, вставляя патрон в «рожок» и примыкая последний к автомату. Действовать приходилось левой рукой, потому что правая, нывшая от плеча до пальцев, окончательно отказалась слушаться. – Русские не сдаются…

«Синяк, наверное, во все плечо», – подумал он и сам удивился: тут последний патрон остался, а он о синяке каком-то размышляет.

Теперь он лежал, удобно опираясь на камень затылком, и перед ним открывался весь склон, до самой вершины. Сощурив глаза, Максимов различил далеко-далеко нескольких букашек и даже ощутил некоторую гордость: он выполнил приказ лейтенанта и прикрыл его отход насколько смог. До вершины беглецам оставалось всего ничего, и душманам, даже если они очень захотят этого, их уже не догнать. И обойти Вадикову позицию им тоже не удалось – несколько тел пыльными мешками валялось там, где их настигли пули верного «АКМСа».

Наверное, от злости на не желающего отдаться им в руки живым русского солдата афганцы вдруг подняли беспорядочную стрельбу, но ему на это было уже наплевать.

Вадик поднял глаза вверх и посмотрел в бескрайнюю синь над собой. В высоте лениво кружились на широко распластанных крыльях две птицы – может быть, орлы или ястребы, а может быть – какие-нибудь грифы, ждущие, когда внизу закончится заварушка и можно будет спуститься, чтобы спокойно позавтракать еще теплым мясом.

«Не торопитесь, – подумал паренек, укладывая автомат на живот, чтобы обрез ствола был под самым подбородком. – Никуда от вас пожива не денется…»