Зажги свечу
Шрифт:
– Хорошо, – запнулась Элизабет. – Уснула.
Она пошла на кухню, где уже был накрыт стол для праздничного ужина. На именных карточках нарисованные снегири держали в клювиках вырезанный из бумаги остролист, три самодельные фигурки Санта-Клауса поддерживали свернутые салфетки, по столу разложены зеленые веточки и плющ. Элизабет села и уставилась на тарелку с консервированной солониной и тремя кусочками курицы, за которой она четыре часа отстояла в очереди.
Готовя рождественский обед, она чувствовала себя на все пятьдесят.
Дорогая Эшлинг,
я собиралась написать, но у меня все так запутанно и ужасно, что только про свои проблемы и думаю. Сначала про тебя… помнишь, как тебе спускали все с рук, когда ты притворялась, что занимаешься делом? Если раньше получалось, то почему бы не попробовать снова? Или, может, стоит поговорить с сестрой Катериной и заключить мир? Ну или сделать то, что они хотят, и на пару семестров забыть про все, кроме учебы? Тогда ты станешь первой в классе, все будут в восторге и оставят тебя в покое.
Боюсь, первый вариант не сработает. Может, мы теперь слишком взрослые, чтобы нам хоть что-то спускали
Пожалуйста, держи меня в курсе развития событий. Было бы так здорово, если бы ты писала каждый день. Хотела бы я писать каждый день… Иногда прошлое кажется таким далеким, но, когда я читала про Морин и Брендана Дейли (конечно, я помню его, он такой противный), все снова всплывает в памяти. Морин уже помолвлена? Они и правда теперь ваши родственники? Пожалуй, нам следует быть предельно вежливыми и не говорить про них ничего плохого, а то вдруг Морин выйдет замуж в их семью. Не могу поверить, что он ей нравится! Морин могла бы заполучить любого парня!
Я все болтаю про Морин, чтобы отложить следующую часть.
Дома просто тихий ужас. На Рождество мама слегла и не вставала с постели десять дней. У нее был бронхит и грипп, она совсем ослабела и походила на призрака. И все время о чем-то переживала. Мне кажется, она собирается от нас уйти. Только, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не говори тетушке Эйлин! Может, я ошибаюсь, и она просто очень сильно болела. Но она постоянно извинялась за то, что все получилось не так, как следовало, как будто чему-то пришел конец.
Я думаю, что отец тоже все знает, но не признается. Когда я предлагаю что-нибудь сделать вместе, что-нибудь веселое, чтобы порадовать маму, он спрашивает: какой в этом смысл? Ты не представляешь, какой кошмар здесь творится. Они ходят по дому и извиняются, если оказались в одной комнате. Нет, не смейся, так оно и есть на самом деле. В Килгаррете подобное и вообразить невозможно, там все всегда бегают из комнаты в комнату, но здесь нас всего трое, и я сижу с книжкой и делаю вид, что не обращаю на них внимания.
Ты не могла бы помолиться, чтобы все разрешилось благополучно? Ты, наверное, уже поняла, что я как бы отказалась от католической веры. Не знаю, действительно ли я когда-нибудь считалась католичкой, ведь ты запрещала мне ходить на исповедь и причастие, но теперь и того не осталось. Пожалуйста, помолись, чтобы мама не ушла к мистеру Элтону, и попроси всех в школе помолиться с намерением. Я знаю, ты никому не скажешь. Мистер Элтон невероятно милый, именно он снял ту дурацкую фотку, подарок для вас. Он вечно смеется и шутит. А теперь, когда мама чувствует себя лучше, она часто с ним видится, и я боюсь, что они собираются быть вместе. Порой, приходя из школы, я вижу на столе записку от мамы о том, что она может вернуться поздно. А мне страшно, что когда-нибудь там будет написано еще что-нибудь.
Возможно, я ошибаюсь. Помнишь, как мы все думали, что Имон утонул в реке, а он просто пошел домой другой дорогой? Вот примерно такой у меня страх.
Гарри сказал, что из вранья ничего хорошего не выйдет. И нет ничего плохого в том, чтобы влюбиться, и теперь Вайолет пора перестать их обманывать и все им рассказать. Она должна прямо и честно признаться Джорджу и объяснить все Элизабет. Объяснить, что нет причин для обид и обвинений.
Ах, если бы все было так просто! Жена Гарри, давно исчезнувшая из поля зрения, жила где-то на западе Англии с новым мужем и не представляла проблем. Детей у Гарри нет. Он только обрадуется, если Элизабет захочет с ними жить. Он собирался открыть новый бизнес, и на втором этаже над помещением будет их квартира, где вполне хватит места для девочки.
Вайолет решила признаться за день до шестнадцатого дня рождения Элизабет и знала, что муж и дочь это предчувствовали. Майское солнце ярким пятном горело на поверхности стола и на беспокойных руках Вайолет, которые никак не находили себе места, пока она говорила.
Отец молчал. Просто сидел, опустив голову.
– Джордж, прошу тебя, скажи что-нибудь! – взмолилась Вайолет.
– Что тут скажешь? Ты ведь уже все решила.
– Папа, не дай ей уйти, скажи что-нибудь, покажи маме, что ты хочешь, чтобы она осталась, – умоляла Элизабет.
– Мама и так знает, что я хочу, чтобы она осталась.
– Папа, не будь таким слабаком! Сделай что-нибудь!
Джордж поднял голову:
– Почему именно я слабак? Почему именно я должен что-то говорить и делать? В чем я виноват? Я, как все, тянул свою лямку. И вот до чего дошло.
– Но, Джордж, нам нужно поговорить, обсудить, как поступить, как действовать дальше.
– Делай что хочешь.
Элизабет встала:
– Если вы хотите обсуждать дальнейшие действия, как на войне, то я вам тут только помешаю. Я пойду наверх и спущусь, когда вы закончите.
Джордж тоже встал:
– Что тут обсуждать? Вайолет, ты можешь делать что хочешь и поступать как вздумается. Я полагаю, ты хочешь развод, но ты же не предлагаешь мне дать для него основания?
– Нет, конечно…
– Прекрасно, тогда, как только все будет готово, найди поверенного, чтобы написать письмо…
– Но, Джордж…
– О чем тут еще разговаривать? Я пойду прогуляюсь. Вернусь к чаю.
– Но, папа, ты не можешь просто уйти, какая прогулка, вы ведь ничего не решили…
– Джордж, а что насчет Элизабет? Что мы будем делать? Ты… я имею в виду…
– Элизабет уже взрослая девочка, ей почти шестнадцать. Она может уйти
с тобой, или остаться здесь, или жить на два дома… Я полагаю, у вас будет дом? Твой друг ведь не думает, что ты будешь жить с ним в его фургоне? – Джордж дошел до входной двери. – Я вернусь к чаю, – повторил он и закрыл за собой дверь.Вайолет и Элизабет переглянулись.
– Жаль, что папа такой слабак. Он тебя немного побаивается, вот в чем дело, – сказала Элизабет.
Вайолет открыла рот, но горло перехватило под наплывом эмоций. Она подошла к дочери и взяла ее за руку:
– Ты меня понимаешь?
– Да, мама, кажется, понимаю, – вздохнула Элизабет. – Это ужасно, но я думаю, что понимаю. И не переживай так. Если причина твоего ухода к мистеру Элтону в том, чтобы дышать полной грудью, радоваться жизни и все такое, то какой смысл чувствовать себя виноватой и несчастной?
– Я ведь не за тридевять земель уезжаю! Тут совсем рядом. Ты будешь ко мне приходить? Гарри хочет, чтобы ты приходила, и я тоже. Очень хочу.
– Нет, мама, я не могу. Кто-то ведь должен позаботиться о папе. Если я буду приходить к тебе часто, то я… – Голос Элизабет дрогнул.
– Что, милая? – Вайолет смотрела на нее, пытаясь помочь найти слова.
– Я… я просто подумала, может, все так получилось, потому что я уехала? Если бы я осталась здесь во время войны, может, вы с отцом чувствовали бы себя семьей? У вас было бы что-то общее, что связывало вас…
– Бедная моя девочка! – Вайолет обняла дочь, прижала к себе и покачала в объятиях, зарывшись лицом в ее светлые волосы. – Милая, все эти бессмысленные годы, когда мы с твоим отцом делали вид, будто живем как нормальные люди, ты была единственным, что придавало жизни смысл. Ты – единственное, что хоть как-то оправдывает все ошибки, которые мы совершили за семнадцать лет, и Джордж тоже так думает. Если ты начнешь винить себя, то это станет последней каплей.
Мама сидела и говорила еще целый час про одиночество и возраст, про страх сойти в могилу, так и не почувствовав вкус жизни. Говорила про войну и бомбежки, про людей, начинавших жизнь заново. Неловко упомянула, что Джордж может найти хорошую женщину, которая будет разделять его интересы. А потом, к ужасу Элизабет, пошла наверх собирать вещи.
– Мама, ты уходишь прямо сейчас! – закричала Элизабет.
– Милая, ты же не думаешь, что я приготовлю ужин и буду разговаривать с твоим отцом как ни в чем не бывало после того, как призналась ему в измене и желании уйти?
– Нет, конечно не думаю…
Глава 7
…Да ладно, хватит извиняться за кляксы и кривые строчки и как ты не можешь подобрать слова. Просто скажи что-нибудь! Ведь ты всегда говорила мне: самое главное – сказать хоть что-нибудь, а не ждать, пока будешь точно знать, что говорить, думая, что так будет правильно. Теперь я следую твоему совету. Ну так и ты тоже следуй!
Ты представить себе не можешь, что здесь творится. Если бы ты могла вообразить хотя бы капельку происходящего, то потеряла бы дар речи. Спасибо, что пишешь мне и надеешься, что, возможно, они еще как-то помирятся, но все совсем не так. Это ничуть не похоже на то, как дядюшка Шон и тетушка Эйлин кричат друг на друга, так как они ругаются максимум один вечер. И в любом случае всегда разговаривают друг с другом после ссоры, а еще там вся семья: вы, и дом, и лавка, и все остальное. А здесь нет ничего, только они вдвоем, и оба повторяют мне, что я уже взрослая.
Ох, как бы мне хотелось остаться в Килгаррете! Вот если бы я нашла там работу после школы или помогала тетушке Эйлин с бухгалтерией, или по дому, или еще что-то. Тогда, возможно, они бы сдерживались до моего возвращения домой. Видишь ли, самое ужасное, что они оба говорят мне, какая я благоразумная и все понимаю… а я ничего не понимаю! И никакая я не взрослая. Если бы только они могли это понять… Мистер Элтон настаивает на том, чтобы я называла его дядя Гарри. Я ответила ему, что он мне не родственник и, при всем уважении, «дядя» звучит как-то неестественно. Так ему и заявила.
А он ответил, что в Ирландии я звала дядей и тетей совершенно незнакомых людей и в итоге все замечательно получилось. Я возразила, что там совсем другое дело, я ведь жила с ними, стала членом семьи. Я там треть своей жизни провела! Специально подсчитала, да. Тогда он сказал: «Элизабет, мы с твоей мамой надеемся, что ты будешь жить с нами, причем большую часть времени, а потому не слишком ли формально называть меня мистером? Я ведь не зову тебя мисс Уайт».
Я растерялась и ничего не ответила.
«Вот и молодец», – произнес он, решив, будто я размышляю над его предложением. Но я чувствую, что назвать его дядей Гарри будет как-то обидно для папы. Словно я сдаюсь и он выиграл у папы.
Сам папа всегда называет его «друг-твоей-мамы-мистер-Элтон». Мама ушла жить в меблированные комнаты, то есть она говорит, что живет там, но как-то уж слишком странно. За проживание она платит совсем немного, поскольку помогает хозяйке. Я ходила туда во вторник и нашла маму в отвратительной вонючей комнатушке, заполненной грязным постельным бельем, которое мама разбирала для стирки. Вонь там невероятная. Я сказала маме, что не могу поверить, до чего она дошла, а она ответила, что у женщины должно быть чувство собственного достоинства, что она не может сидеть дома и ждать, пока отец не решится на развод, продолжая жить на его средства; ей нужно самой себя обеспечивать.
Тогда я спросила, почему она не ушла жить к мистеру Элтону, ведь в конце концов именно так и произойдет. Она ответила, что это вопрос чести и репутации. Я сказала, что мама Моники уже все знает, хотя я ничего не говорила Монике. А мама ответила, что я не понимаю юридические термины «честь» и «репутация».
Иногда она говорит какие-то безумные вещи, как бедняжка Джемми в лавке, но в основном ведет себя словно какой-нибудь юнец, который ввязался в опасную авантюру. Я не виню отца за его надежды, что вскоре тучи просто рассеются, хотя вижу, что никуда они не рассеются. Пожалуйста, напиши мне, а то я тут с ума сойду, если продолжу высиживать молчаливые ужины с отцом, от которых волосы дыбом и в голову больше ничего не лезет.
Что говорит тетушка Эйлин?
Целую,