Здравствуйте, Эмиль Золя!
Шрифт:
Кто еще может быть более циничным! Никто, за исключением Ги де Вальмона, с красивой головой сангвинического самца, которого по-отечески опекает Флобер и который только что холодно обронил:
— Я пишу для того, чтобы зарабатывать на жизнь!
Он еще не носит имя Ги де Мопассана. Он глядит в упор на подавальщицу. Та краснеет.
Флобер произносит ворчливо-снисходительным тоном:
— Еще одна, которую он увезет обучать гребле в лодке!
И обернувшись к Алексису:
— Как, вы не читали «Девку Элизу»? Нужно прочитать. Хотя все это слишком общо и анемично. Между нами говоря, «Западня» рядом с ней кажется шедевром.
Гонкур услышал это. Он кусает губы.
— Карьерист! — цедит он сквозь зубы, глядя искоса на Золя.
После «Западни» газеты предлагают ему за публикацию от 20 000 до 30 000 франков. «Западня»,
77
Около 60 000 новых франков.
В эти дни Золя становится самым известным французским писателем. Впервые на улицах распевают песенку:
С тех пор, как лет тебя со мной, Жервеза, Я не бываю больше в «западне».В цирке Франкони показывают пантомиму-пародию «Западня». В «Буфф дю Нор» большим успехом пользуются куплеты:
Вот «западня», где плут Купо способен вдрызг набраться, Где женщины дерутся и орут, Пьянчужки упиваются вином, Изводит известь штукатур…Однако несмотря на распри между буржуа и социалистами, несмотря на довольно подозрительный успех, на который справедливо указывал Флобер, народ верил в благие намерения Золя:
«„Западня“, бесспорно, самая целомудренная из моих книг. Людей испугала лишь форма ее изложения. Их возмутили отдельные слова и фразы. О, если бы они только знали, что этот свирепый романист, кровопийца — вполне респектабельный буржуа, человек, занимающийся наукой и искусством, который благоразумно уединился у себя дома и единственное честолюбивое стремление которого состоит в том, чтобы оставить после себя как можно более всеобъемлющее и жизненно правдивое творение!»
Дома на улице Гут-д’Ор, изображенные в «Западне», и сейчас еще сохранились. Заведения на бульваре Ля Шапель, хотя и были официально закрыты, но фактически они еще существовали во второй половине XIX века. Сегодня Нана фланирует по тротуару для тех, кого она называет «мой дружочек», и нет еще Тулуз-Лотрека, который написал бы ее лицо львицы. Прежде в «западне» папаши Коломба опрокидывали губительные рюмки. Теперь же вместо этого в задней комнате бистро, где стонут кабильские гитары, дымят сигаретами, сдобренными наркотиками.
Неподалеку от того места, где находился кабачок папаши Коломба [78] с сине-зеленым кубом, на углу улицы Пуассоньер (старое название) и бульвара Ля Шапель, то есть рядом с «западней», вывеска которой состояла лишь из одного слова — «Спиртогонная», сверкала неоновая вывеска «Дюпон-Барбес». «Западня» стала анонимным обществом. Дюпон преуспевал.
Глава вторая
78
Как об этом свидетельствует план, нарисованный самим Золя и хранящийся вместе с рукописью в Национальной библиотеке (стр. 103). В тот период, когда Золя писал «Западню», бульвар Орнано, получивший затем название бульвара Барбес, занял часть улицы Пуассоньер, но во времена, когда происходило действие романа, еще не было речи ли о Барбесе, ни о самом бульваре.
Однажды романист нанял экипаж, чтобы посетить западный пригород Парижа, Триель, Вернуйе и прилегающие к ним места. Во время поездки он все более и более хмурился. Но вдруг в Медане он крикнул кучеру, чтобы тот остановился. Над водяной гладью возвышался дом, утопающий в зелени.
«Вот что нам нужно!»
Золя не хотел покупать дом, он хотел лишь его арендовать. Между тем владелец дома, метрдотель кафе «Америкен», поручил нотариусу продать его. Золя колебался. Он все еще не мог забыть Эстак.
— 9000 франков — это немалая сумма!
— Вы, мама, забываете, что мы богаты, — сказала Габриэлла.
9 августа 1878 года Золя с ликованием писал Флоберу:
«Я купил дом, крольчатник между Пуасси и Триелем в очаровательном захолустье… Литература заплатила за этот скромный сельский приют; его достоинство в том, что он находится далеко от курортов и по соседству нет ни одного буржуа».
Этот «крольчатник» был маленьким домиком с крошечным садом. Если Эмиль отказался от Прованса, то не отказался от моря; после Сен-Обена он дважды — в 1876 и 1877 годах — ездил на море. В 1876 году он был в Пириаке, «в восьми километрах от Сен-Назера», совершал оттуда экскурсии в городок Батц, в Ле-Круазик; ел устрицы в Кербакелеке, ловил креветок и спал на песке, отдыхая после напряженной работы. Но его не покидала тоска по Средиземному морю. В этих краях его привлекало лишь то, что «эта часть Бретани удивительно походила на Прованс». В 1877 году, закончив «Западню», он сразу уехал в Эстак и предавался там чревоугодию в течение пяти месяцев. Он ловил морских ежей и ел сырыми «морские блюдца», отдирая их со скал. Жара, мигрени и расстройства желудка, вызывавшиеся излишествами в еде, не помешали ему работать.
«Что меня погубит, так это буйабес, острые кушанья, ракушки и куча восхитительных мерзостей, которые я поедаю в непомерном количестве…»
Вернувшись из Эстака, он решил подыскать что-нибудь в окрестностях Парижа и наконец остановился на Медане. Одной из причин того, что он не хотел далеко уезжать, была Всемирная выставка 1878 года.
1 мая 1878 года весь Париж высыпал на улицы, по которым проходили преисполненные духа шовинизма и реванша 101-й, 102-й, 103-й и 107-й линейные полки. Украшенный флагами Трокадеро, подобно вычурному Ангкору, задуманному сумасбродным колбасником, возвышался над толпой бородачей в вычищенных керосином цилиндрах. Одетые по-весеннему женщины выделялись в темноватой массе мужчин разноцветными пятнами. С минуты на минуту ожидали прибытия маршала. Достаточно было сказать «маршал», как все становилось ясным. Тогдашний режим был не чем иным, как режимом маршала. Об этом можно судить по скандалу, который произошел вскоре после этой манифестации в духе короля Юбю [79] , когда официальная Франция в сверкающей парадной форме принимала представителей иностранных держав и Союзников. 24 мая Общество литераторов, организация весьма далекая от революционных идей, решает отпраздновать столетие со дня смерти Вольтера. Светские дамы возражают: 30 мая — это день, когда они возлагают цветы у подножия памятника Жанне д’Арк, которую, как известно каждому, сжег Вольтер. И префект отказался одобрить решение муниципального совета придать юбилею Вольтера характер официального торжества!
79
«Король Юбю» — так назывался фарс, сыгранный впервые в парижском Театре марионеток, а затем, в 1896 году, в театре Л’Эвр. Образ короля Юбю стал символом эгоистических и глуповатых буржуа. — Прим. ред.
На Марсовом поле бурлила разношерстная толпа: взад-вперед ходили, задевая друг друга, академики и озабоченные префекты, судьи в своих торжественных мантиях и преподаватели, турки и зуавы, похожие на королей и валетов, изображенных на игральных картах; египтяне, марокканцы, персы, китайцы, казаки! Золя так же наивно взирал на эту толпу, как и стоящий рядом Анри Руссо, скромный, корректный человек, в то время служащий таможни. Этот «таможенник» (так его прозвали) старался запечатлеть в своей памяти увиденную картину.