Здравствуйте, Эмиль Золя!
Шрифт:
Александрина, плача, обнимает мужа.
— Коко, — нежно говорит он.
Уже много лет он не называл ее этим ласковым именем.
Исступленный рев толпы катится от стен Дворца правосудия к Латинскому кварталу и предместьям.
В то время, когда публика покидала зал заседаний, писатель с женой, Фаскелем, адвокатами, Демуленом и ангелами-хранителями выжидали удобного момента, чтобы проскользнуть незамеченными через боковой ход [172] . Валы ненависти вздувались, откатывались и снова подступали. Золя взял под руку журналиста Мориса Фейе и сказал:
172
Им пришлось везти Золя вокруг всего Парижа и доставить его домой через Венсен.
— Слушайте! Можно подумать, что им
Глава пятая
Если бы составить таблицу расстановки сил во Франции на следующий день после суда, то она бы имела очень странный вид. Бретонский священник и лотарингский промышленник — дрейфусары. Водопроводчик из Барбеса и краснодеревщик из Антуанского предместья — антисемиты. Страна делилась не на обширные зоны политического влияния (Запад — белый, Юг — красный и т. п.), а на мельчайшие клеточки, питавшие жгучую ненависть друг к другу. Повсюду — борьба. Раскалываются семьи. Жорж Клемансо вызывает на дуэль Дрюмона. Три выстрела — и все безрезультатно. Пикар посылает секундантов полковнику Анри. Со второго выстрела Анри ранен в руку. Эстергази провоцирует Пикара, но тот отвечает: «Этот человек подлежит суду своей страны; я совершил бы преступление, если б спас ело от суда». Еще один скандал: весь Генеральный штаб, в том числе и Буадефр, побывал у Эстергази!
Северина честит Рошфора трусом, клоуном, прохвостом, доносчиком, хамом и старой калошей. Галантный Рошфор не остается в долгу, называя ее: подстилка (публичная девка, на жаргоне Брюана), плакучая богородица, богоматерь-денежка, богородица-дева-раскошеливайся, мужедева!
Добрейший Фагюс посылает Золя десятки куплетов:
Однажды вечером в бордель Пришли Нана и Ван Кассель. И что ж, по-вашему, там было? Нана… сама за все платила!..Повсюду пестрят рекламы: «Как мог адвокат Лабори выдержать пятнадцать судебных заседаний на процессе Золя?! Очень просто — уважаемый защитник пил только хинную воду Дюбонне». Любопытно отметить, что некоторые броские плакаты бьют по Золя, хотя закон о рекламе запрещает задевать кого-либо персонально:
Золя судом народа осужден, И вот сидит в зловонной бочке он. Весь в нечистотах, он противен свету. Лишь мыло «Конго» грязь отмоет эту.А улица распевает:
Я спою вам такое, друзья, В чем усомниться нельзя. Это песня про шайку Золя. Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!И пока во Франции распространяются карикатуры: Золя-шлюха, Золя-ассенизатор, шарманщик, мусорщик, в Германии продаются чернила «Золя» с портретом писателя. Заграница идеализирует этого рыцаря-гражданина. Этого Давида, побивающего Голиафа.
Бельгиец Метерлинк вспоминает слова Сийеса: «Французы хотят быть свободными, но они не умеют быть справедливыми». Откликается и Верхарн: «В этом историческом Деле Дрейфуса вся Европа обрушилась на Францию в защиту ее же свободомыслия…» Толстой пишет, что в его поступке заложена благородная и прекрасная идея — уничтожение шовинизма и антисемитизма. Бьернстьерне Бьернсон, этот «норвежский Гюго», пишет Золя: «Как бы мне хотелось очутиться на Вашем месте, чтобы оказать такую же услугу родине и человечеству…» Американец Марк Твен замечает: «Духовные и военные школы могут выпекать в год миллион подлецов, лицемеров, подхалимов и им подобных. Но нужно пять веков, чтобы — создать одну Жанну д’Арк или одного Золя!» (sic).
Как уже отметил начальник Сюрте Женераль, мировая общественность на стороне Золя и Дрейфуса. Фатальность национализма в том, что допущенные ошибки не учат его избегать ошибок новых, еще более серьезных, а усугубляют их. Весь мир за Дрейфуса? «Кроме Франции!»
А
молодежь? В Кондорсе сотня учеников, готовящихся поступить в высшие учебные заведения, но особенно слушатели Политехнической школы, организуют демонстрацию под лозунгом «Позор Золя!». При виде этого зрелища у одного мальчика сжимается сердце. Он слышал Золя, когда тот читал в Трокадеро новые главы «Лурда». Этот мальчик — Луи Фаригуль, который станет известен под именем Жюля Ромена [173] . Зато в переполненном амфитеатре Сорбонны Брюнетьера осыпают дождем конфетти под возгласы «Да здравствует Золя!».173
Жюль Ромен говорил об этом в своей речи «Золя и его пример», произнесенной в Медане 1 октября 1935 года. — Прим. ред.
В газетах пишут: «Золя — лопнувший бурдюк, выжатый лимон, который с полным правом может топтать каждый француз». Золя — это «сборщик нечистот, зловещий ассенизатор, золотарь в литературе, вонзающий свое перо, отточенное, как нож убийцы, в самое сердце матери-родины; тот, кто своими паршивыми ручищами бьет по лицу всю армию…» Баррес злорадствует: «Я не в силах описать то чувство ликования, братства, восторга, которое охватило публику вечером этого дня!» Во время второго процесса он пойдет еще дальше: «Чтобы нанести удар по ярым приверженцам Золя, надо сразить его самого. Так давайте же сделаем это — такая мелкая заноза не должна влиять на судьбы нашего отечества!» Заявление это тем более важно, что по-человечески Баррес очень высоко ценит «мелкую занозу». Он сам терзается этим, но решительно жертвует дружбой ради убеждений. По словам графа де Лесса, которые цитирует превосходный эссеист Пьер де Буадефр, внук генерала, Баррес на следующий день после объявления войны 1914 года признал невиновность Дрейфуса. Жюльен Каэн также отметил: в конце своей жизни Баррес, видимо, изменил свои убеждения, что примирило его с почитателями «Беспочвенников» и «Вдохновенного холма» [174] .
174
Произведения Мориса Барраса «D'eracinf'es» (1897), «La Golline Inspir'ee» (1913). — Прим. ред.
«Патри» пишет: «Унтер-офицеры полков, расквартированных в нашем городе, решили очистить свои библиотеки от произведений Золя и сжечь все его книги». Здесь уже попахивает будущим нацизмом.
Социалисты раскололись. 26 февраля Всеобщая конфедерация труда (ВКТ) издает листовку: «Нам, трудящимся, вечно эксплуатируемым, не приходится выбирать между евреями и христианами…» Этим она валит в одну кучу и иезуитов, и иудеев. Самые первые дрейфусары все время колеблются. Зато отдельные личности, такие, как, Ж.-Ш. Ру, Ланжевен, Шарль Рише, Виктор Берар, Люсьен Эрр, Гюстав Лансон, Дуркхейм, Шарль Жид, Шарль Рист, Псишари, Поль-Бонкур, пастор Моно, — все они отражают идеалистическую позицию университета. Организуется республика ученых. К ним примыкает анархист Себастьен Фор:
«Дрейфус как капитан — мой враг, и я боролся против него. Но как жертва нелепой национальной вражды, свидетелями которой мы являемся, он завоевал мои симпатии, и я становлюсь на его защиту, во имя гуманности».
Вызревает нечто вроде организации.
Процесс еще не закончился, а «Орор» уже напечатала: «Мы, нижеподписавшиеся, протестуя против нарушения юридических норм в процессе 1894 года и против тайн, которыми окружили дело Эстергази, настаиваем на пересмотре Дела Дрейфуса». В патронажный комитет, помимо Золя, входят Северина, Жорж Клемансо, Мирбо, Артюр Ранк, Метерлинк, Верхарн, Поль Алексис, Поль Фор, Сен-Жорж де Буэлье, Анатоль Франс, Жан Ажальбер, Шарль Пеги, Шарль-Луи Филипп, Аристид Бриан, Жюль Ренар, Клод Моне, Поль Синьяк, Андре Жид, Леон Блюм, Жорж Куртелин, Джеймс Инзор и другие.
Несколько месяцев спустя «Либр пароль» опубликует свои списки противников пересмотра: Дрюмон, Рошфор, Артюр Мейер, Морис Баррес, Шарль Моррас, Вейган; генералы — Мерсье, де Бире, де Дионн, де Бремон д’Арс; графы и герцоги де ла Рошфуко, герцогиня д’Юзес, принц и принцесса де Брогли, граф де Ноай и т. д.; Поль Дерулед, Альбер де Мён, Франсуа Копне, Пьер Луис, Жан Лоррен, Вилли, Жип, Поль Валери. В этих списках без труда обнаруживаются следующие группировки: парижане, роялисты, академики и аристократы. Группа антидрейфусаров Сен-Жерменского предместья ненамного превосходит группу сторонников пересмотра, куда входят провинциалы, республиканцы, представители университета и плебеи.