Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы

— Понимаете ли, милорд, — вежливо отозвался Фокс, — мы вполне можем предоставить все это таким изданиям, как «Гармония», разве нет?

— Но убить его — нет, не могу понять, — пробормотал Мэнкс. — И слушать в течение часа всю эту чепуху…

— Бризи — законченный наркоман, — сказал Элейн. — Иногда, мне думается, его терпению приходил конец, а Ривера, как злой гений дирижера, тянул с него все больше и больше денег. И это типично для наркоманов — испытывать ненависть к своему благодетелю, от которого наркоман рабски зависит. Тип, подобный Ривере, становится для наркомана чем-то наподобие Мефистофеля. Когда поставщик оказывается вдобавок шантажистом и, что еще хуже, в состоянии терроризировать свою жертву угрозой разоблачения, наркоман попадает в мучительнейшее положение. Я думаю, сцена, в которой вы, лорд Пестерн, стреляете холостым патроном в Риверу, начала привлекать Беллера задолго до того, как он увидел трюк с секцией зонтика, вставленной в дуло револьвера. Я полагаю, он уже проигрывал в голове варианты использования оружия. Вы подлили масла в огонь.

— К черту ваши рассуждения… — заорал было лорд Пестерн, но Элейн твердо прервал его:

— Бризи пребывал в ужасном состоянии. Ему позарез был нужен кокаин, он нервничал по поводу вечернего концерта, его пугали намерения лорда Пестерна. Не забывайте, сэр, что и вы тоже угрожали ему разоблачением. Он вынашивал план удара с обеих рук. Вы понимаете, что именно вас должны были бы повесить за убийство. Бризи любил шутки дурного свойства.

Мэнкс нервно засмеялся. Лорд Пестерн промолчал.

— Но технические трудности делали любой подобный замысел практически невыполнимым, — продолжал Элейн. — Его отвлекающие манеры только привлекали к нему внимание. План Бризи был типичной для наркомана фантастической бессмыслицей. Колридж пишет поэму «Кубла-Хан», а Бризи Беллер создает сюрреалистический кинжал из ручки зонтика и стилета для вышивания. Эдгар Аллан По пишет «Колодец и маятник», а Бризи Беллер крадет револьвер и делает стилетом небольшие царапины в его дуле, окуривает его дымом свечи и кладет в карман пальто. Не имея сил успокоиться, поскольку его грызет неутоленная потребность в кокаине, он выстраивает гротескный план с фантастической точностью. Он может сломаться в любой момент, потерять ко всему интерес, но в решительную минуту действует, как демон. Все становится на свои места. Он сообщает оркестру, но не Ривере, что разыгрывается другой сценарий. Ривера уходит в другой конец ресторана, откуда выйдет к публике. В последнюю минуту Бризи убеждает Скелтона осмотреть револьвер лорда Пестерна. Он подстраивает обыск самого себя и, держа кинжал у себя над головой, разражается странным смехом. Дирижирует. Убивает. Нащупав сердце Риверы, двумя руками, прикрытыми носовым платком и не видимыми публике из-за дурацкого венка, втыкает стилет и поворачивает его в ране. Проливает крокодиловы слезы над убитым. Идет в комнату, где лежит тело, и демонстрирует отчаяние. Заменяет револьвер с аккуратно поцарапанным дулом, который лежит в кармане его пальто, револьвером, из которого стрелял лорд Пестерн. Уходит в туалет и, громко изображая сильную рвоту, прячет непоцарапанный револьвер лорда Пестерна. Возвращается и, поскольку план почти завершен, как сумасшедший, обыскивает тело и, вероятно, находит наркотик, который так ему нужен. Впадает в коллапс. Вот так мы представляем себе обвинение против Бризи Беллера.

— Проклятые наркотики, — сказал Мэнкс, — если вы правы.

— Проклятые наркотики. Что верно, то верно, — поддержал Элейн.

— Никому другому не удалось бы такое, — пробормотал Найджел Батгейт.

Лорд Пестерн бросил в его сторону взгляд, но промолчал.

— Никому другому, — повторил Фокс.

— Но вам не добиться от него признания, Элейн.

— Как знать. Но если и не удастся добиться, конец света нам не грозит.

— В каком возрасте уже можно привлекать человека к уголовной ответственности? — вдруг спросил лорд Пестерн.

— Прошу меня извинить, — заторопился Эдуард Мэнкс, — но мне пора.

— Ты куда, Нед?

— Повидаться с Лайлой, кузен Джордж. Наш завтрак с нею превратился в сплошное недоразумение. Я был уверен, она знает, что это ты. Я был уверен, она знает, что Фе получила то самое письмо из «Гармонии». Но теперь знаю: она думала, что это я.

— О чем ты несешь эту чертовщину?

— Неважно. Пока.

— Эй, подожди-ка минутку. Я с тобой.

Все вышли на пустынную, залитую солнцем улицу, лорд Пестерн запер за собой дверь.

— Я тоже откланиваюсь, Элейн, — сказал Найджел. Между тем две фигуры, одна — сухая и разболтанная, другая — массивная и франтоватая, быстро удалялись по проезду Матери семейства. — Если только… что вы сейчас собираетесь делать, Элейн?

— Ордер у вас, Фокс? — спросил Элейн.

— Да, мистер Элейн.

— Тогда поехали.

— Нормы правосудия, — сказал Фокс, — вероятно, придуманы просвещенными людьми, но порой они нагоняют тоску. Я полагаю, вы не согласитесь с таким суждением, мистер Элейн?

— Они не дают нам возможности перепрыгивать на чужой шесток, бригадир Фокс, и, полагаю, это разумно.

— Если бы можно было побеседовать с ним один на один, — взорвался Фокс, — сломать его!

— Под давлением он в истерическом состоянии может сделать признание. Оно не обязательно будет соответствовать истине. Разве не такая идея заложена в нормы правосудия?

Фокс пробормотал что-то очень непечатное.

— Куда направляемся? — спросил Найджел Батгейт.

— Навестим Бризи, — буркнул Элейн, — и почти наверняка встретимся там с визитером, Сесаром Бонном из «Метронома».

— Откуда вы знаете?

— Мы же не сидим без дела, — ответил за Элейна Фокс. — Эти двое договорились о встрече по телефону.

— И что будет дальше?

— Мы арестуем Беллера, мистер Батгейт, за получение и распространение наркотиков.

— Фокс полагает, что против него удастся собрать улики. От завсегдатаев ресторана, — сказал Элейн.

— Пока он будет под арестом, — угрюмо размышлял Фокс, — есть шанс, что он заговорит. Несмотря на правило обычного предупреждения из «Судейского кодекса».

— Он не может жить без света рампы, — неожиданно бросил Элейн.

— Ну и что? — спросил Найджел.

— Ничего. Не знаю. Он может на чем-нибудь сломаться. Поехали.

В туннелеобразном коридоре, ведшем к квартире Бризи, было довольно темно. В дальнем его конце маячил человек в штатском — черная фигура на фоне среднего окна. Неслышно ступая по толстому ковру, Элейн со своими спутниками подошел к нему. Человек сделал движение головой и пробормотал что-то, кончавшееся словом «скандал».

— Это хорошо, — сказал Элейн и кивнул. Мужчина осторожно открыл дверь в квартиру Бризи.

Все четверо вошли в маленькую прихожую, где дежурил еще один человек — он прижал записную книжку к стене и быстро водил по бумаге карандашом. В прихожей сразу стало тесно.

В гостиной, за дверью, Сесар Бонн ругался с Бризи Беллером.

— Ославили на весь город! — говорил Сесар. — Как жить дальше! Нет, нет, я очень сочувствую! Жалею о случившемся от всего сердца. Для меня, как и для тебя, это — катастрофа.

— Послушай, Сесар, ты не прав. Публика меня не покинет. Они захотят меня видеть. — Голос Бризи становился все громче. — Они любят меня, — выкрикнул Бризи и помолчал. — Они любят меня, грязная свинья.

— Мне пора.

— Прекрасно. Ты сам все увидишь. Я позвоню Кармарелли. Он домогался меня несколько лет. Или Лотусу Три. Они передерутся из-за меня. И твоя вшивая клиентура последует за мной. Она растерзает нас на сувениры. Я позвоню Стейну. Нет ресторана в городе…