Земля зеленая
Шрифт:
— Полдюжины стаканов чаю — как ночью не бегать! — прошептала Анна.
— Ухватом бы отлупить такую скотину! — прошептала Либа и повернулась к стенке.
За завтраком портной выпил только два стакана. До обеда топил печь и грел утюг. Ворчал, недовольный.
— Где это видано, чтобы первому шить мальчишке Калвициене, этому свинопасу? С хозяйской шубы надо начинать, вот было бы правильно…
Ванаг прошел мимо и сердито покосился, но Лизбете оттащила его за рукав и успокоила.
После обеда портной все же попробовал работать. Разматывая и подбрасывая отрез, выискивал разные изъяны. Бумазейная подкладка, по его мнению, не от фабричного куска отрезана, коробейник Лейпка выдрал ее из старого кафтана. Из рогожки под пиджак можно плести лубяные
У Андра вся спина вспотела, пока портной снимал с него мерку, поворачивал во все стороны и всячески высмеивал, выводя мелом на расстеленной по столу материи всякие линии и крестики:
— Волчья кость у тебя, должно быть, в спине, — не можешь плечи держать прямо. Какие ты хочешь брюки, до колен или немного ниже?..
Андр крепился, стиснув зубы, стараясь сдержать слезы. Шутки шутками, но портной сам знал хорошо, что брюки ему никогда не удавались, вот и своему брату, тележному мастеру, сшил такие узкие, что с трудом можно было спустить на голенища сапог.
Когда мастер тоненьким кусочком мела начал рисовать на материи таинственные линии и зигзаги, Андр не мог отвести глаз от стола. Это — первый его костюм, который шьет портной; сердце так и колотилось от ожидания: что же в конце концов из этих дуг и линий получится? Портной резал материю не теми ножницами, которыми стригут овец, у него были собственные, потемневшие, ржавые; если стукнешь рукой по столу, они всегда звонко откликаются — под кучей тряпок лежат или под куском материи, все равно. Чудесные ножницы! Пальцы так и чесались попробовать. Но об этом и думать нечего, близко подойти нельзя, а дотронуться и подавно; только издали, примостившись на краешке кровати, можно полюбоваться. Несмотря на самый строгий запрет матери и припасенную связку розг, дети Осиене, когда начинала стучать машина, все же лезли в комнату и, вытянув шеи, прикрыв рты руками, выглядывали из-за ткацкого станка. Как только портной замечал ребят, сейчас же, выпучив глаза, с перекошенными от ярости усами и растопыренными пальцами, кидался на них и гнал вон.
На другое утро задние полы пиджака были стачаны. На углу стола, на старой подкове пылал жаром накаленный чугунный утюг с толстой, обмотанной тряпками ручкой. Портной хотел разгладить швы и набрал полный рот холодной воды, чтобы спрыснуть заготовку. Это было очень занимательно, и Андр, забыв всякую осторожность, нагнулся ближе, — хотелось лучше видеть, как будут разглаживать швы на его пиджаке. Но портной неожиданно фыркнул с такой силой, что все лицо и грудь Андра покрылись мелкими брызгами. Перепуганный, всхлипнув, отскочил он в сторону, а портной гоготал, как сумасшедший, шлепая себя по животу. Девушки не смеялись. Андр знал, что портной раззвонит теперь по всей волости, как он в Бривинях окатил водой зазевавшегося мальчишку Калвициене, и, может быть, много лет спустя все будут смеяться над ним, как смеются до сих пор над соней Атисе из Мулдыней, — он однажды, еще в детстве, заснул на пастбище, а телята тем временем сжевали рукав его пиджака, брошенного на куст. Горячая ненависть к противному портному, испортившему радость вечерних чтений, навсегда вселилась в сердце Андра.
С первых же дней Ансон осточертел дворне Бривиней, никто не пускался с ним в разговоры, и все оставляли без внимания его шутки. Это раздражало мастера, но он умолкал только тогда, когда стучала машина. Чудесная машина! Даже в риге было слышно, как она грохотала. Портной Ансон унаследовал ее от своего покойного учителя, телятника Берца, который в молодости купил ее в клидзиньской лавке, где торговали старым железом. Проработав полчаса, мастер начинал искать отвертку и Лаурину бутылочку с маслом для смазывания волос; отвертывал, смазывал, подвинчивал и пробовал, не пойдет ли лучше. Тут Тале трудно было удержать. Как только мать ушла в хлев, светлые космы девочки высунулись из-за ткацкого станка, даже рот не прикрыт ладонью. Взбешенный непослушной машиной, портной все
же учуял девочку за своей спиной. Одной рукой он капал масло, другой потихоньку выдвинул ящик, вынул что-то, развернул. Неожиданно вскочил на ноги и стегнул. Но Тале вывернулась, как угорь, и скрылась на кухне. Портной только отбил себе пальцы об угол навоя.Андр хохотал, словно его щекотали. Портной провел рукой по овчинному ремешку, с которого была сбита шерсть, а на конце зашит шарик величиной в дикое яблочко. У каждого портняжного мастера имелся такой ремень для обучения подмастерьев. У портного Ансона никогда подмастерьев не было, но это необходимое орудие он приготовил заблаговременно, на случай, если работы будет так много, что один не справится и придется взять мальчишку, чтобы стачивал скроенное и нагревал утюг. Задорный смех Андра так рассердил портного, что он налился краской.
— Ты думаешь, такое яблочко не вкусно? — прошипел он, придвигаясь ближе, поглаживая ремешок, и легонько стегнул Андра по спине.
Мальчик сразу стал пунцовым:
— Не смей ты, козел этакий!
Конечно, это было нехорошо, так не следовало говорить, но разве мог он сдержаться! Портной вспыхнул, словно порох, восприняв прозвище как самое страшное оскорбление. Стегнул еще раз, кожаное яблочко так и прилипло к пиджаку Андра. Но мальчик даже не вскрикнул, молниеносным движением вырвал из рук портного ремешок и бросил в печь. Схватил со стола аршин и замахнулся. Перепуганный мастер попятился назад и плюхнулся на кровать.
— Эт-тот парнишка с ума сошел! — заикался он. — Свяжите его!
Но Андр не ударил, только швырнул аршин с такой силой, что тот трижды подскочил на глиняном полу. Ванаг вышел из своей комнаты, одобрительно кивнул и повернулся спиной.
Девушки восхищались смелостью Андра, но сам он ничего хорошего от своей выходки не ждал. Примеряя пиджак, портной издевался: свинопасам обычно шьют на двух пуговицах, конфирмантам — на трех, и только женихам он шьет на всех четырех. Чего от этого шута ждать: случалось же, что зашивал петли или выкраивал разные рукава — один короче, другой длиннее.
Хозяева обедали у себя в комнате, Лиена поела на кухне. Портной чувствовал себя оскорбленным этим пренебрежением; болтал за столом меньше, но видно было, что все думает, как бы отомстить. Обычно воду для чая приносили в ведрах из Диваи, она была мягче, чем в колодце на Глиняной горе. Большой Андр рассуждал за обедом, не поставить ли на дровни бочку, в которой в засушливое лето привозили воду для скота с плотины Межавилков, — Лиена жаловалась, что натерла коромыслом плечи. Мартынь Упит, в свою очередь, рассказал, будто лавочник Миезис на станции хвастался: если и другие дивайские землевладельцы начнут каждую неделю покупать по полголовы сахара, как Бривини, то на будущее лето ему придется выстроить для товаров такой же склад, как у Зиверса.
Портной только сверкнул злыми глазами, — болтать без всякого смысла легче, чем придумать что-нибудь дельное и умное.
Пиджак и жилет Андра были уже готовы и висели на крючке, целый день мальчик не мог оторвать от них глаз. Портной шил так торопливо, точно близился день Страшного суда. Брюки скроены, с самого утра он их стачивал и снова порол, все время сердито бормоча что-то себе под нос.
У маленького Янки Осиене разболелся животик, и он кричал так сильно, что даже у хозяев было слышно. Щетинистое лицо портного расцвело от улыбки: наконец-то нашел желанную шутку! Воткнул иглу в материал и покрутил ус.
— Молодой Осис, молодой Осис кричит! — проговорил он скороговоркой, чтобы не потерять удачную мысль. — Сердится, что его племянника из Силагайлей не везут сюда. Привезли бы и положили рядом. Дядя и племянник в одной люльке, — такое даже в Риге не увидишь! — И думал: эту шутку следует разнести по всей волости. Братья Ансоны могут тогда гордиться: «Портной сказал!» Сам он от восхищения вскочил на ноги. «Еще что-нибудь, еще что-нибудь завернуть покрепче!» — Дядя и племянник! И папашу к ним, пусть покачает! Что это он понапрасну с ружьем по пастбищу шляется, гоняя зайцев!