Земная кровь

При этих словах Фригет, так звали девушку, судорожно сглотнула, похоже, почувствовав дурнноту. Она протянула было руку, чтобы положить ее на запястье Роуна, но тут же ее машинально отдернула.

— Ты странный, — прошептала она. — Интенресно, о чем ты думаешь? Твоему мозгу семнаднцать тысяч лет, да и сам ты слишком много брондяжничал по Вселенной…

— Я думаю о многом, — осторожно произнес Роун, стараясь рассуждать здраво и трезво. — Нанпример, о ниссийцах и о том, что люди погубили себя в этой неравной борьбе, поверив в слухи и домыслы о разных призраках.

— Старый ниссиец, — задумчиво произнесла Фригет, теперь уже безбоязненно прикоснувшись к руке Роуна. — Я всегда полагала, что это всего лишь глупый предрассудок…

— Я совершил грубейшую ошибку, прорвав ниссийскую блокаду, — с сожалением заметил Роун. — Я не освободил Землю, а лишь вдребезги разбил миф о ниссийском флоте. Теперь планета беззащитна перед грязными подонками вроде Тришиниста. Они все скоро явятся сюда, и тогда Земля станет не лучше Тамбула.

Фригет стала искать свою собаку Илеп, чтобы та подправила ей макияж.

— Нам нужен новый флот, — не чувствуя сонбеседника, продолжал Роун. — У Тришиниста есть корабли, чтобы перевезти пятьдесят тысяч человек. Но ведь у вас в секретных ангарах под землей тоже есть корабли. Вам надо оснастить их оружием, научиться пользоваться им и выранботать тактику обороны.

Фригет нахмурилась.

— Действительно, для человека, вышедшего из-за Предела, ты говоришь странные вещи. Сканжи, как чувствует себя человек, которого убиванют? Что испытываешь, умирая сам?

— Скоро сама это узнаешь, — грубо оборвал ее Роун.

Неожиданно он почувствовал себя плохо, серндце из него готово было буквально выскочить, голова разрывалась. Он последний раз хлебнул вина и положил голову на край стола, закрыв глаза. Фригет поморщилась и встала.

— Боюсь, он становится скучным, — сказала она кому-то. — Дарел, давай пойдем в музей. Они, вероятно, уже начали.

— Они не посмеют без нас! — встревоженно возразил Дарел. — Ведь все это готовил я!

— Еще как посмеют…

— Роун! — Дарел тряс его за плечо.

Роун поднял голову и увидел перед собой толнпу зевак, лица зыбко расплывались в черноватом тумане.

— Идем, Роун! — Дарел схватил его за рунку. — Ты опять уснул, глупый мальчишка! Но мы уже все собрались идти в музей!

— Идти куда?

— В музей Славы Человека! Идем! О, да тебя трясет! Роун! Это древнее, очень древнее место… на самой окраине города. Там поселились ужас и тьма… но это же замечательно, правда?! Там хранится вся… вся земная история. Мы сохраннили в музее все, как было… до особого случая. И вот этот особый случай настал. Сегодня пренвосходная ночь!

— Забавное местечко… для вечеринки, — пронтянул Роун, но все-таки поднялся и, пошатыванясь, двинулся за смеющейся и болтающей толнпой.

На крыше суетились собаки, усаживая своих хозяев в припаркованные флаеры. Несколько маншин уже парило в воздухе, ожидая остальных. Роуну казалось, что все это — дурной сон, в грунди теснилось предчувствие наступающей катастнрофы. Рядом мелькнули широко открытые, пенрепуганные собачьи глаза. Даже Состель неуклюнже замешкался, открывая дверцу флаера. Рука Роуна машинально потянулась к поясу, но орунжие он так опрометчиво оставил на корабле.

— Аскор, — вспомнил он неожиданно. — И Сидис. Где они? — Он приподнялся на сиденье, но флаер рванул вверх, и он повалился на подушки.

— Они больше не станут тебя беспокоить, — заметил Дарел. — А теперь только подумай, Роун! Вещи, которые трепетно хранились нашими предками пять тысяч… десять тысяч лет назад…

— Что ты имеешь в виду? — пытаясь хоть что-нибудь сообразить, спросил Роун. — Кто — они?

— Роун, ты что, не помнишь? Ты же сам отнправил их прочь…

— Состель, — Роун попытался встать, но пончувствовал неожиданную слабость во всем теле, перед глазами поплыли разноцветные круги.

— Хозяин, это правда. Ты приказал им останвить тебя в покое. Но они схватили тебя и понтащили, тогда ты стал отбиваться, а потом… понтом хозяин Дарел был вынужден вызвать коннвойных.

— А это кто такие? — Роун слышал свой собнственный, почему-то вдруг охрипший голос отнкуда-то издали, как раскаты далекого грома.

— Специально натренированные собаки, хозянин, — пояснил Состель настороженно. — Ими рунководит Котшаи — каратель.

— Они… они?

— Ваши товарищи дрались отчаянно, хозяин. Они убили много собак. Их удалось схватить, только когда на них навели парализаторы.

— Так они живы? — Темнота перед глазами постепенно рассеялась.

— Конечно, хозяин! — заверил Состель, словнно и не допуская испугавшей Роуна мысли. Успокоившись, Роун заржал.

— Ну, тогда все в порядке. Этим ребятам к тюрьме не привыкать, а завтра утром я их оттуда вытащу.

Они опустились на широкую, плоскую крышу древнего дворца. Роун шел, пошатываясь, опинраясь на лапу Состеля.

— Меня тошнит, — сказал он. — С тех пор как я обгорел, когда Генри Дред захватил Экстраваганзоо, мне никогда не было так худо. Правда, тогда меня вылечил доктор… а вот вылечить Стеллери он так и не смог. Ее убило хромолитоной балкой, а потом ее тело… сгорело…

— Да, хозяин, — утешал его Состель.

— Гом Балж умер от перегрузки при ускореннии. Но я тоже убивал. Я убил Диска, а потом и Генри Дреда. Ты ведь его не знал, верно, Состель? А вот Железный Роберт… он умер ради меня…

Наконец они вошли в здание. Голоса толпы напоминали крики птиц, дерущихся на мусорной куче; расплывчатые лица, появившись, тотчас исчезали. Вокруг рядами стояли высокие стены со стеклянными витринами. Кто-то назойливо что-то нашептывал Роуну на ухо, но он, не обнращая ни на кого внимания, двинулся к блинжайшему стенду.

— Это коллекция знаменитых драгоценных камней, хозяин, — пояснил Состель. — Природнные минералы, найденные на Земле и собранные людьми. За свою красоту и необычность они удонстоились вечного хранения в музее.

Роун уставился на многочисленные ряды свернкающих обработанных кристаллов — красных, зеленых, бледно-голубых, фиолетовых, чисто бенлых…

— Это изумруд Наполеона, — объяснил Состель, — древнего военачальника. А ниже рунбин — Сердце Будды, когда-то был объектом понклонения пяти миллиардов паломников. А здесь, еще ниже — бриллиант Айсберг, говорят, самый большой и восхитительный из когда-либо найнденных в Антарктиде.