Земская ведьма. Летняя практика
Шрифт:
– Кто еще живет с тобой в избе?
– будто прочитала мои мысли подруга.
– Отец, сводная сестра и мачеха, - сказала Маришка и при упоминании последней вздрогнула.
– Они хозяйство ведут или ты? – поинтересовалась я, отмечая реакцию девушки.
– Ну я.
– Выходит, домовичка твоя? А домовиха где?
– Так с маменькой… умерла.
Мой энтузиазм при этих словах резко поубавился. Я замолчала, не решаясь задать следующий вопрос. Смерть домового – это вам не шутка!
Вообще домовые, конечно, не умирают в том смысле, в каком умирают люди. Дух маленького хранителя остается в доме,
Я в очередной взглянула на Маришку своим особым колдовским зрением, однако ничего волшебного в ней за это время не появилось. Если бы мать девушка была ведьмой, часть сил однозначно бы перешла к дочери! По всему выходило, домовиха сама, по своей воле, предпочла умереть вместе с хозяйкой...
– А домовиха мачехи? Домовичка сестры? Они где? – первой опомнилась Дарина.
– Так не было их.
– Ты мне зубы не заговаривай! – опешила подруга, а потом растерянно посмотрела на меня. – Не бывает же такого, чтоб человек без домового… жил. Да? Алинка, ведь не бывает же?
По нечистеведению у подруга всегда стояла тройка. А у меня – пять.
– Вообще-то, бывает, - выдавила я. – Редко, но бывает. Например, если Глава Рода отрекается от домового и его магии, то связь хранителя с семьей считается разорванной. Навсегда. И еще домовой не выносит скандалов. Ну, не простых каких-то ссор, а именно скандалов с битьем посуды, проклятиями и вот этим всем. Домовой же связан с семьей, и если в семье разлад, то домовой… имеет право покинуть свое место, потому как служить некому. Нет семьи – нет домового.
– Тогда ничего удивительного я в этой истории не вижу! – усмехнулась баба Клава. – Эта мымра кого хошь со свету сживет – и человека, и домового!
Мы вопросительно уставились на Маришку.
– Это она про Агриппину Андревну. Мою мачеху, - разъяснила та.
– Думаете, она домовичку «довела»? – предположила Дарина. – А что домовой? У него же дочь пропала! Щас мы его как вызовем и…
– Не получится, - возразила Маришка. – Он немного… не в себе.
– Тьфу ты! А с этим-то чего случилось?
– Болеет.
Подруга схватилась за голову, а я вдруг поняла, почему изба, на первый взгляд крепкая и чистая, кажется такой неуютной.
Она тоже больна. Гнилые доски, затертые скатерти – все это следы гнили, свидетельство того, что сила домового угасает…
– С твоим отцом тоже что-то… не так? – осторожно спросила я.
Маришка впервые посмотрела мне прямо в глаза. И в глазах этих было столько боли, что я не выдержала и первой отвела взгляд.
– Папка мой сам не свой. Как на Агриппине женился, так и…безвольный стал какой-то. Ходит унылый, грустный, во всем ей угождает, а про родную дочь забыл будто. Я тут, почитай, на правах прислуги. Одна домовичка моя мне помогала, а теперь вот и она… бросила.
Я уже готова была встать и пойти утешать бедную девушку,
как вдруг Маришка резко выпрямилась.– Ах ты, батюшки, я ведь забыла совсем! Мачеха обещалась из городу сегодня пораньше приехать! Уходить вам надо! А не то…
– А не то что? – вдруг раздался ехидный женский голос со стороны двери.
Мы подскочили на месте и обернулись, чтобы лицезреть Агриппину Андревну собственной персоной. Женщина мерзко улыбалась, оглядывая собравшихся в ее горнице гостей.
Глава 4
Выглядела мадам внушительно. Высокая, выше любого из присутствующих в комнате (в том числе своего мужа – тощего, сгорбленного старичка) она зловеще стояла на пороге, притоптывая ногой. Особой красоты я в ней не увидела, хотя «изюминка» в Агриппине однозначно имелась. Изюминкой этой были глаза (точнее глаз, потому что другой скрывал надвинутый платок) – зеленые, огромные, будто смотрящие в самую душу. Внушительный бюст обтягивал зеленый же сарафан с коричневой вышивкой, похожей на кору дерева, и вообще в одежде женщины символов леса присутствовало очень много – платок ее был расшит узорами из дубовых листьев (нетипичный для Вершков рисунок!), а подол украшали изображения еловых веточек.
Волосы она прятала под головным убором, как большинство замужних крестьянок, зато у ее дочери коса спускалась ниже спины. Правда, коса была тонкая, выцветшая, скорее белая, чем русая. Девушка казалась ровесницей сводной сестры, однако на ее фоне выглядела бледной тенью. Девица носила венок (почему-то сдвинутый так же криво, как платок у матери), который отвлекал внимание от болезненно блестевших зеленых глаз, но ведьму так просто не обманешь!
Одного лишь взгляда на эту парочку хватило, чтобы понять – что-то тут не чисто! Их фигуры, если смотреть на них колдовским зрением, странно двоились, размывались в пространстве, не желая складываться в единый облик. Без магии тут явно не обошлось!
Агриппина поняла, что мы поняли, так как ее мерзкая улыбочка погасла, а зеленый глаз нахмурился.
– Ведьмы? – удивилась она. В ее голосе на долю секунды прозвучал страх, но потом женщина решительно шагнула вперед и стала будто выше ростом. – В моем доме? Смотри-ка, Милица, эта дуреха притащила в дом самых настоящих ведьм! Совсем ей делать нечего! Или с тобой больше водиться никто не хочет, а, глупая?
Мать с дочерью захохотали, совершенно не стесняясь присутствия четырех чужих людей (ну ладно, двух людей и двух ведьм).
Маришка от этого смеха сразу съежилась, забилась в угол лавки, обхватив колени руками.
Ее отец попытался вмешаться.
– Груня, ну что ты такое говоришь? Маришка, наверное, просто хотела заказать зелье. То самое, антикомариное…
Агриппина злобно зыркнула в сторону мужа.
– Молчал бы ты лучше, старый! Какое ей зелье! Она даже комарам скоро неинтересна станет! Бледная, тощая, кожа да кости! Или… - тут ее глаз полыхнул опасным блеском. – Или наша девчонка другое какое зелье заказывала? Приворотное, наверное? Для того милого мальчика с Центральной улицы, да? Который скоро на дочери ювелира из города женится? Вот удачная партия! Гулять будем всю неделю! Я и тканей накупила, чтобы новые сарафаны шить! Даже тебе, Маришка, гардеробчик обновим!