Зеркало для никого

— Эй, ты чего в облака улетела? – вывел меня из раздумий голос Амалии. Она ждала меня в коридоре, а когда я рассказала ей, куда была приглашена, присвистнула:

— Ах ты рыжая лиса! И ведь надо же, смогла пробраться в дом к Бернарам. Тео Рейснер то понятно, он в любую дырку без мыла влезет, перепил чай со всеми учителями нашей школы, но ты, Гель! – она беззлобно рассмеялась, но было заметно, что Амалия старательно подавляет в себе зависть. Причину своей эмоции подруга поспешила объяснить, – Я бы очень хотела встретиться с Жанной Бернар.

Чтобы ее успокоить я сказала, что, быть может, Жанны Бернар там и вовсе не будет. В профайле Леона было написано, что он все еще живет с матерью, но у нее могут быть свои дела. В конце концом традиция чаепитий с одаренными школьниками – вещь приватная. Обычно учитель и ученик беседуют о планах последнего на будущее, учитель демонстрирует покровительственное отношение, дает советы. Ученик слушает, уважительно склонив голову, Рейтинг при этом растет у обоих.

Взяв себе по здоровому обеду, который сегодня состоял из семги из принтера с тушеными овощами, и батончиков из цельно зернового хлеба с сухофруктами мы с Амалией уселись за свое обычное место возле окна, из которого было видно плодовое дерево, с созревшими персиками, которые еще не успели растащить младшеклассники. Детям в Зеленых городах жилось здорово, до 14 лет никто не засовывал в глаза камеры, не ставил измерители гормональных всплесков и особенных запретов тоже не вводил.

— Когда я была младше, то хотела скорее повзрослеть, а сейчас бы мне хотелось снова стать маленькой. Бегать, спать в обед, лазать по деревьям. – призналась я подруге.

Та серьезно изрекла:

— Увы, лазать по деревьям мы больше не сможем. Под нашими толстыми попами ветки сломаются.

Мы рассмеялись, и не заметили как несшая поднос с едой девочка, недавно попавшая в группу поддержки, и сейчас всячески выслуживающаяся перед Тахирой, споткнулась и уронила на меня огромную тарелку с пастой болоньезе. На рубашке остался огромный грязно-коричневый след. Он прилипал к коже, паста длинными червями висела у меня в волосах. Вот не повезло!

Я побежала отмываться и застирывать пятно в туалет, оставив Амалию разбираться с девушкой. Рубашка не отмывалась, а как назло я еще и физкультурную форму забрала домой постирать. Я тихонько ругалась всем своим немногочисленным запасом неприличный слов, когда в дверь уборной тихонько постучались. Странно, что Амалия решила постучаться, обычно она двери ногой выносит.

Я бросила рубашку в раковину, а сама осторожно открыла дверь и отпрянула. На пороге появился Тео. А я, на минуточку, так и осталась в одном лифчике. Он был розовый, с кружевами. Очень старый, но удобный. Я повернулась спиной, синхронно с Тео. Он тоже не собирался меня разглядывать.

— Это женский туалет.

Пролепетала я. Тео так и не оборачиваясь под каким-то невероятным углом вывернул руку, в которой он держал свою зеленую толстовку. Сам парень остался в футболке:

— Вот, я подумал, что тебе нужно будет переодеться, ты же вчера форму домой забрала: — сказал он спокойным голосом. Хотя я видела, что спокойствие мнимое, у него даже шея покраснела. Неловко приняла у него толстовку, надела, сказав:

— Спасибо.

Если бы на моем месте была Тахира, она бы добавила «мой рыцарь» и чмокнула его в щеку. Я бы хотела быть такой же раскованной, но от одной только мысли о том, что парень, который мне так нравился вот так решил спасти меня от неловкого положения подкашивались колени. Так он еще и видел меня в одном лифчике! Щеки покраснели, но я себя одернула, напомнив, что и в купальнике во время уроков плаванья он меня тоже видел.

— Можешь оборачиваться. – сказала я ему, Тео повернулся и с каким непонятным мне выражением оглядел меня.

— Тебе идет. – сказал он, наконец.

— Эх, теперь о нас наверняка пустят какой-нибудь неприличный слушок, — со вздохом сказала я, намереваясь выйти из уборной. Когда я поравнялась с парнем, он посмотрел на меня с вызовом.

— А я не против. – сказал он и в его потемневших глазах заплясал шальной огонек.

Из уборной мы вышли вместе. И хотя мы не держась за руки, но шли по коридору очень близко к друг другу. А по нашим покрасневшим лицам можно было предположить что угодно.

Наш с Тео выход из женского туалета моментально стал темой всех разговоров в школе. Амалия защищала меня от излишне любопытных особ и искренне радовалась тому, что парень, от которого я исходила слюной уже как два года, наконец, обратил на меня внимание. По дороге домой, она делилась своим опытом отношений с парнями и убеждала, что скоро мне предстоит пережить свой первый поцелуй. «Пережить» говорила она, потому что сама в первый раз целовалась с Томаком, который попытался протолкнуть ей свой язык в горло и потом еще долго хвастался, что целуется лучше всех на свете.

Даже мысли о том, чтобы поцеловать Тео пускали мое сердце в пляс, и заставляли растворяться в сладких фантазиях и ожиданиях перемежавшихся с ужасом и страхом перед неизвестным. По дороге из школы, поделившись о своих переживаниях, я сказала ей:

— Амалия, ты то уже сто раз целовалась. Да и вообще, может быть я и вовсе не нравлюсь Рейснеру, и это он так, из вежливости.

Подруга встряхнула красной челкой и улыбнулась:

— Конечно, из вежливости таскается за тобой как пес и пытается тебя от камер утянуть. Из вежливости дарит тебе свою одежду, из вежливости защищает от козней Тахиры. Тео вообще удивительно вежливый парень. Я тебе сейчас продемонстрирую как это будет.

И она в красках разыграла будущую сцену поцелуя, обнимая сама себя, делая чудовищные гримасы и высовывая язык.

Вечером этого дня, когда я постирала толстовку Тео и любовно сложила ее, приготовившись отдать парню, то увидела сообщение от Анастасии Рейснер: «Гель, мы тебя чем-то обидели?». Я пялилась на сообщение со смесью чувства стыда за свою малодушность и зависимость от мнения невидимых Зрителей и гнева от того, что Анастасия просто меня использовала. Может она и не хотела нарочно меня обидеть, но могла с легкостью разрушить мою судьбу. А ведь она только начала складываться. Петерсон знает, наверное знает еще кто-то. Что если за Анастасией следят?

Я жалела, что согласилась участвовать в ее авантюре, а потому пряталась от нее как крыса. Взгляд наткнулся на старую книжку по алгебре и вдруг меня осенило. Я поняла как помочь ребятам, при этом не подвергая себя и свой рейтинг опасности. В конце концов никто не заставлял меня хранить тайну Городской библиотеки. Пальцы летали по клавишам, набирая: «Нет. Вы меня никак не обидели, встретимся завтра, я тебе кое-что покажу, закачаешься!». Анастасия тут же согласилась. А я, абсолютно довольная, легла спать. Следующим утром, когда я распаренная, вышла из душа и поглядела в зеркало, то не смогла сдержать тихого вскрика. На запотевшем зеркале было отчетливо выведено «Давно пора было сказать».

После разговора с доктором Петерсоном, я прочитала несколько его научных статей. И из того, что я усвоила из них, было следующее: человеческая психика имеет множество сдерживающих механизмов. Человек способен свыкнуться почти с любыми, самыми немыслимыми условиями. Человеческая память также избирательна. Как еще объяснить то, что я почти забыла о предыдущей записи на зеркале своей ванной комнаты. Почему я думала о Тео, поцелуях, о поступлении и рейтинге вместо того, чтобы раскрыть свои глаза и задать вопрос: кто пишет на зеркале в моей ванной комнате? И почему?