Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
– Но, ваша светлость…
– Я всё помню! – Филипп отбросил письмо. – У меня хорошая память, Кошон, и подозрения отца, которые вы мне любезно предоставили когда-то, наверняка не беспочвенны. Но, чтобы всё получилось, герцогине Анжуйской придётся раскрыть дофину всю подноготную. А если правда?.. Если эта девица из захудалой провинции, действительно, Шарлю сестра, или кто-нибудь там ещё, по крови ему близкий? Думаете, дофина это обрадует?
– Если даст надежду, почему нет?
Филипп пожал плечами.
– Меня бы не обрадовало… Ещё одна наследница – это конкурентка.
– Но, когда она ещё и последняя надежда…
– Бросьте, Кошон! Когда речь идёт о власти, надеяться надо только на себя! А если дофин настолько
– Но как!!! – Кошон в отчаянии всплеснул руками. – Ваша светлость, вы внимательно читали? Все эти военачальники съехались не просто так! И эта их, якобы небрежность – почему, дескать, девицу и не принять? – идёт не от слабого ума! Вы разве не поняли – мадам герцогиня уже подготовила почву! И сделала это единственно возможным сейчас способом – она раскрыла тайну наиболее влиятельным и верным ей людям, и ничего не сказала дофину! Для него это будет ЧУДО! Вы понимаете?
Герцог задумчиво отвернулся.
– А этот ваш Ла Тремуй? Нельзя его как-нибудь использовать?
– Нет.
Кошон грузно опустился на стул. Нотки озабоченности, появившиеся, наконец, в голосе Филиппа, словно расслабили его.
– Я бы не стал давать в руки Ла Тремуя подобную информацию. Он наш пока ему выгодно, но с такой тайной… Это же оружие, ваша светлость! И щит, и меч! Кто знает, как он решит всем этим воспользоваться?.. Нет, нет… Нам с вами следует искать какие-то другие пути…
– И, что вы предлагаете? – спросил Филипп. – Вы же наверняка уже что-то придумали.
Кошон вздохнул.
– Как служитель церкви я могу предложить только одно – обвинение в ереси и колдовстве. Это вполне возможно сделать, учитывая, что девица для всех является крестьянкой, а с каких это пор у нас крестьянок присылают ко двору с целым эскортом из дворян и оруженосцев? Разве можно добиться такого простым убеждением? Только колдовство, ваша светлость! А где колдовство, там и ересь…
Филипп немного подумал и встал.
– Очень хорошо, Кошон. Поезжайте в Шампань и добудьте какие-нибудь доказательства…
– Один?
– Возьмите с собой Санлиза, а то он скоро заболеет от развлечений. И его людей возьмите для охраны и расспросов. Переройте каждый клочок земли, где эта девица, хоть раз, появлялась, но найдите все её тайные грешки! Надеюсь, такую информацию в руки Ла Тремуя передать можно?
– Нужно, ваша светлость, просто необходимо! Не от нас же, в самом деле, она должна попасть к дофину!
Герцог нагнулся и подобрал отброшенное письмо.
– Это я заберу, – сказал он. – Хочу перечитать и подумать… Где-то я слышал, что во всяком отчаянии лежит зерно грядущего успеха, и только мудрый способен его вырастить. Как по-вашему, Кошон, я достаточно мудр для этого?
– О, ваша светлость…
– Ладно, ладно, и так знаю, что вы ответите… Интересно, а Бедфорд уже знает?..
Париж
– Что за Дева?!!! Откуда вы взяли эту чушь, и почему я должен слушать о какой-то крестьянке, да ещё французской?!
Герцог Бэдфордский смотрел на своего секретаря Жана де Ринель так, словно у того на лбу пророс увитый железным ободом рог.
– С чего это вы вдруг взяли, сударь, что мне, на утреннем докладе, будут интересны подобные бредни?!
– Я полагал, ваша светлость, что вам следует знать обо всём, более-менее значимом, – ответил, заметно побледневший де Ринель. – А слухи о Деве, едущей в Шинон к дофину, приняли уже такие масштабы, что стали достаточно значительными. Вам пришло несколько писем, в том числе и от моего дяди, епископа Бовесского, и во всех явная озабоченность этим странным появлением безвестной крестьянки, которая сумела не только уговорить
Вокулёрского коменданта отправить её к дофину, но и дать целый отряд сопровождения!– И что?! – вскинулся Бэдфорд. – Чего я должен испугаться? Доказательства того, что дурачок, засевший в Шиноне, истинный сын своего безумного отца?! Так я и без того знаю… – Он перекрестился. – Или, может быть, пугаться гнева Господнего за то, что соблюдаю договор в Труа?!
– По сведениям, которые мы получаем из Шинона, туда неожиданно съехались все действующие военачальники, исключая одного только Бастарда, сидящего в Орлеане по случаю ранения, – упрямо продолжал де Ринель. – Приехал даже герцог Ришемон, а это – осмелюсь высказать своё мнение – говорит о многом.
– О чём же?
– Готовится новая военная кампания, милорд, и эта Дева, которая, согласно пророчеству, должна принести дофину победу от имени Господа, станет хорошим предлогом для её начала.
Бэдфорд задумчиво потёр бороду, а потом, вдруг, расхохотался.
– Ей Богу, все французы безумны! Я имею в виду тех, что воюют против нас… Теперь понятно, почему Гарри, упокой Господь его душу с миром, так везло! Безумцев только железным кулаком в чувство приводить… Они, что же, всерьёз рассчитывают подобным образом чего-то добиться? Смешно… Но пусть. Отпишите Талботу, пускай подготовится… Нам же лучше – разобьём их окончательно и пойдём на Бурж. И всё – войне конец! Дофин пускай убирается ко всем чертям в Арагон или в Сицилию, а Деву эту.., только из христианского милосердия, сожгу за ересь… Можете успокоить дядю-епископа – воевать мы умеем, а уж с французами, ей Богу, управимся и одним селёдочным обозом…
Фьербуа
Отряд, выехавший из Вокулёра в конце февраля, прибыл во Фьербуа второго марта, радуясь и не веря, что добрался, наконец, до территорий, всё ещё принадлежащих французскому королю.
Всем уже хотелось выспаться в нормальных постелях, да и ехать белым днём было куда приятнее, чем в непроглядном ночном мраке, когда, при каждом неясном шорохе, мужчины хватались за оружие.
Девять унылых дней тащились они по бесконечным долинам, лугам и пролескам, захваченным и подчинённым другому королю. По опасным, чужим, щетинившимся голыми ветками оврагам, из которых путники наблюдали полу-английскую жизнь полу-французской провинции. Здесь и реки казались свинцовыми, и невозделанные поля засасывали, словно трясина.
По дороге Жанна невольно вспомнила карту, которую ей когда-то показал Рене. На бумаге захваченные территории выглядели не так страшно. Но растянутые во времени и в пространстве, они пугали той очевидной бедой, которая свалилась на Францию.
– Как долго мы едем, – говорила девушка с тоской. – Всё едем и едем, и даже не можем послушать мессу… Один только далёкий звон с часовен. Но для нас там места нет…
Последнюю неделю они, действительно, чувствовали себя изгоями.
Сразу после отъезда ещё повезло провести ночь в аббатстве Сен-Урбен-Ле-Жуанвиль, где их приняли, хоть и настороженно, но приветливо. Потом, по настоянию Жанны, удалось отстоять обедню в Оксере, где тоже показалось относительно безопасно. Но кто-то, всё-таки, донёс. За отрядом послали погоню, так что, если бы не мессир де Вьенн, знавший здесь, как свои пять пальцев, все дороги и тайные тропы, им бы не удалось доехать даже до развилки на спасительный Жьен, в котором стоял уже французский гарнизон. Впрочем, де Вьенн, чуть позже, признался, что погоня отстала как-то слишком легко. Или не хотели догнать, или на кого-то напоролись, что неудивительно, поскольку стычки между кочующими бандами, солдатами местных гарнизонов и бургундскими бригантами случались на этих дорогах часто. Но, как бы там ни было, больше решили никуда не заезжать и передвигаться исключительно по ночам.