Жар ночи

Маркиза отпрянула лишь десять минут спустя. Вытирая заплаканное лицо и сморкаясь в кружевной платок, она долго не могла взять себя в руки и даже попыталась улыбнуться, но это было жалкое подобие улыбки.

— Милая моя Джулиана, — сказала леди Данкомб, глотая слезы. — Мне тяжело не потому, что я скрывала это от тебя, Корделии и Лусиллы, а потому, что лорд Гомфри выдвинул невозможные условия.

— Условия?

Леди Данкомб выпрямилась и нечеловеческим усилием воли заставила себя посмотреть прямо в удивленные глаза дочери.

— Лорд Гомфри требует расплатиться немедленно, а иначе он опозорит меня перед всем высшим светом.

— Чудовище! — прошипела Джулиана.

Мать коснулась ладонью ее щеки.

— Еще какое, милая моя. Он знает, что для нашей семьи скандал — это конец. Бедные мои Корделия и Лусилла! Как только слухи дойдут до лорда Фискена и мистера Степкинса, последняя надежда на сватовство рухнет. То, что мы разоримся, еще полбеды. Самое страшное — сердца твоих сестер будут разбиты!

Перед глазами Джулианы мелькнуло красивое лицо Сина. Она еще никогда не встречала джентльмена, который бы с таким пренебрежением относился к общественному мнению. Как же она завидовала его свободолюбию и беспечности! Это помогало ему оставаться непредсказуемым. Как бы он поступил, узнав о ее семейных проблемах? Предложил бы свою помощь — или просто развернулся бы и ушел навсегда?

Наверное, на него не стоило рассчитывать. Несмотря на свою невинность, Джулиана понимала, что Син относится к ней точно так же, как к любой другой своей утехе. Он любил ее тело, любил ее острый ум, но по сути своей был неисправимым повесой. Когда она вернется в деревню, в его постели будет резвиться какая-нибудь другая дама. Следующей весной Син даже имени ее не вспомнит.

Джулиана похолодела от этой печальной мысли. Но зачем расстраиваться заранее? Ее влекло к Сину с первой же встречи, с этим спорить глупо. Сторонний наблюдатель, возможно, решил бы, что ее соблазнили, но она-то знала, что никак этому соблазнению не препятствовала. Она сама сделала выбор.

Это было с ее стороны жестом протеста, и это воодушевило ее и дало ей неведомое прежде ощущение свободы.

И никто, включая самого Сина, не мог у нее эти ощущения отнять.

— Маман, ты сказала, что лорд Гомфри выдвинул тебе условия. Значит, ему нужны не деньги, а нечто иное. Что же?

— Ты.

Джулиана, не осознавая, что делает, встала и отошла к камину. Угли погасли, но даже если бы они полыхали, она сомневалась, что их тепла хватило бы, чтобы согреть ее в данный момент.

Стоя к матери спиной, Джулиана сказала:

— Я так понимаю, ты ему отказала. — Не услышав ответа, она развернулась и расхохоталась. — Как ты могла хотя бы предположить, что я выйду за этого человека?!

— А он и не говорил о браке.

Джулиане показалось, что у нее начался сердечный приступ.

Леди Данкомб подбежала к дочери, взяла ее под руку и усадила на диван. Только тогда девушка вновь обрела дар речи.

— Он хочет сделать меня своей любовницей?

— Роль любовницы подразумевает весьма ограниченные перспективы. Это слишком грубое слово для предложения, сделанного графом. Насколько я поняла, лорд Гомфри, скорее, хотел бы поухаживать за тобой. — Женщина, казалось, молниеносно постарела под испепеляющим взглядом дочери. — Он согласен простить мой долг и вернуть расписку, которую я вынуждена была подписать, если ты станешь уделять ему больше внимания, чем всем прочим джентльменам.

Маркиза изо всех сил старалась приукрасить тот факт, что граф требовал принудительной симпатии от ее дочери. У Джулианы же складывалось впечатление, что лорд Гомфри все же больше хотел завести любовницу, чем идти под венец.

— И сколько это должно продолжаться? — с трудом выдавила она, стараясь не закричать во весь голос.

Мать осторожно ответила:

— До конца лета.

— И всего-то?

Хотя Джулиане это показалось тысячей лет. Леди Данкомб отвела взгляд.

— Л-лорд Гомфри просил передать тебе: он надеется, что ты не воспримешь ваше совместное времяпрепровождение как наказание. Он питает к тебе искреннюю симпатию и полагает, что ты ответишь взаимностью, когда узнаешь его поближе. Он ясно дал понять, что, если все пойдет по плану, ухаживания его прекратятся в конце лета.

— Да ну? И что, никто не будет чувствовать себя виноватым?

— Джулиана!

Перед глазами ее внезапно все поплыло, но она резко вскочила с дивана. Ей хотелось вылететь из комнаты и, если получится, бежать, не разбирая дороги, бежать, пока хватит сил.

— Не прикасайся ко мне! — вскрикнула она, одергивая руку. — Как ты могла?! Если бы он подошел с таким возмутительным предложением к отцу, тот наверняка всадил бы в него пулю! Он… — Джулиана, задыхаясь, рванула лиф своего платья — ей не хватало воздуха. — Папа никогда не продал бы меня в счет карточного долга!

Всхлипывая, она опустилась на пол, и предметы вокруг нее потеряли четкость контуров.

Не обращая внимания на ее вялое возражение, маркиза обняла дочь и села на ковер рядом с нею.

— Твой милый папа мертв, — непримиримым тоном сказала она. — Мы потеряли его пять лет назад и теперь должны справляться со всеми невзгодами самостоятельно. — Она прижалась к плечу Джулианы щекой. — Этот мир принадлежит мужчинам. Мы живем по их законам, мы подчиняемся их капризам. Если бы я могла помочь тебе избежать этой участи, я бы это обязательно сделала.

Джулиана вытерла слезы, ручейками бегущие по щекам.

— Откажись, маман.

— И что тогда? — Она взяла Джулиану за подбородок, принуждая ее принять горькую правду, читавшуюся в сердитых глазах матери. — Скандал… Надежда выдать вас замуж пойдет прахом… Долговая тюрьма? Ты одна можешь спасти нашу семью. Неужели я многого прошу?

«ДА!»

Джулиана закрыла глаза, как бы отгораживаясь от непреклонных доводов матери.

— А если мы обратимся к лорду Данкомбу? Да, он злится на тебя за то, что ты привезла нас в Лондон. Но он все-таки может заплатить лорду Гомфри, чтобы избежать скандала.

— Нет, он не станет этого делать. — Леди Данкомб вздохнула. — Ты права: Оливер очень зол на меня. Я нарушила его запрет — и теперь он относится к нам еще хуже, чем прежде. Он бросит нас на произвол судьбы и будет только рад нашим мучениям.